Птица 13.12.2020 (1/1)

Аландро разгоняется — и падает в небо.Ветер подхватывает его, бьет в грудь и лицо — Аландро взрезает его, вплетается в его поток…Аландро становится птицей — и частью птицы-ветра, маховым пером в ее крыле.Он рожден молниями и из молний, недвижные черные воды были ему материнской утробой — он не часть ветра, но часть неба. Ветер не отвергает его — не сильнее, чем прочих.Чтобы идти по воздуху не нужно быть птицей, не нужно отращивать крылья: достаточно грубой магии, не взрезающей и сшивающей мировые слои, но дробящей их в кашу.Чтобы идти по воздуху достаточно быть чародеем, или шаманом, или тем, кто оплатит их зелья и чары.Чтобы идти по воздуху достаточно небольших усилий…Аландро по воздуху не идет. Он летит.Он сплетает себя из ветра и вплетается в небо — еще один узор в мировом полотне, переменная в матемагическом коде. Аландро знает, что не существует ни ветра, ни неба, ни мира — не в том виде, который привычен смертным. Смертные лишь упрощают и адаптируют, чтобы противоречия между восприятием и действительностью не разрушали их целостность.Это их природа. Их программа.Программа Аландро отличается. Он видит противоречия и не испытывает от них неудобств — и потому он может идти за хортатором след в след и смотреть на черные звезды без страха утратить себя.Аландро не меняет своего кода, но вписывает его в небо и в ветер, и в отражения звезд на воде — так бы сказали посвященные в тонкие тайны двемеры, если бы они еще существовали по эту сторону Колеса.Аландро не меняет себя, но становится частью иной стихии, примеряет не свою кожу точно собственную — так бы сказали те шаманы, что еще помнят вкус истинных пророчеств, а не дурманных грез, если бы их не осталось так мало.Аландро не меняется для основ мира — но меняется для смертных.Изменение — природа любого даэдра, как природа любого подлинного велоти.Весь мир рожден из обмана и жертвы, преданности и предательства. Между иллюзией и материей нет разницы в значении. По крайней мере, в нынешней кальпе и в нынешнем времени-и-пространстве.Аландро не меняет своей сути, но меняется для тех, кто видит лишь верхние слои и не способен смотреть глубже. Его руки становятся крыльями, его кости становятся тоньше, его волосы обращаются в перья и покрывают все тело.Его маховые перья взрезают воздух, его глаза — слепые, зрение он вернуть не способен, сколько бы изменений-и-нет ни совершил — защищены от потоков ветра и не слезятся.Его когти вгрызаются в небесное нутро, его зубы — десятки рядов, подобных острию мечей — жаждут крови...Аландро кружит в небе, значение которого перекрашено в красный, и смотрит, как сменяется эпоха, как Башня вновь раскалывается и собирается, точно не прошло этих трех тысяч лет.Аландро кружит в небе, и время следует за его маховыми перьями, как когда-то следовало за следами хортатора, оставленными в пыли.Сердце мертвого бога истекает кровью.Сердце не-мертвого хортатора сражается само с собой.Красная Башня расколота, и третья эра сочится сквозь ее трещины.Аландро нравится вкус и запах обещанного изменения.Он не изменился — как был порождением льдистой бездны, воплощением молний, взрощенным черной водой, так им и остался. Вся разница в том, что давно мертвы те, кто ждал от него и видел в нем что-то иное.Неревар — в новом теле и с новым именем — вырывает Сердце и сердце Ур Дагота, и дарит ему не смерть, но освобождение.Преданный и Предатель снова меняются местами — и тем самым приводят в движение Колесо. Аландро не видит, куда оно катится, но знает, что все это будет _интересно_, независимо от итога.Новорожденный хортатор воет под Красной Башней и давится мертвой плотью. Он не замечает Аландро, но заметят другие. Им тоже нравится, как течет время сквозь трещины не-умирающей Башни — не может не нравиться. Это их природа — всех истинных велоти, что еще остались по эту сторону Колеса, по эту сторону смертности и бессмертия.Сетх закрывает свой разум.Айм разжигает давно спрятанный Огонь.Векк начинает ткать погребальный саван.В ветре разлита горечь коды и древней крови — Аландро нравится этот вкус. Он раздирает собственные жилы, кровь струится по рукам, капает с маховых перьев на грани вечно-голодной Башни...Третья эра продлится еще несколько лет, но она уже мертва. Поминальной песней ей стал крик наконец пробудившегося хортатора, перестук капель крови и треск костей на зубах-мечах Аландро.Старый мир умер, хортатор проведет велоти по его хребту — и Аландро пройдет по его следам первым.Если бы кто-то из смертных посмотрел в небо над Красной Башней — он бы увидел, как оно истекает кровью.Если бы кто-то из смертных посмотрел в небо над Красной Башней — он бы увидел гигантскую птицу из древних времен.Но в небо над Красной Башней смотрят лишь мертвецы — и те, кто вымарал из себя смертность.И они видят Аландро, взрезающего узор мертвого мироздания перьями, сотканными из теней.