Сила 16.08.2020 (1/1)
Обливион признает только силу.Тсогииль повторяла ему это с тех пор, как он научился стоять на ногах и понимать речь, — и ничто еще не опровергло ее слова.Срединный мир жесток, а Нирн недаром зовется именно Нирном — он часть Обливиона, арена, где испытывают смертных, — и нет такого места, где можно утратить контроль.Обливион признает только силу, но между смертными и даэдра нет существенной разницы — и нерушимые, вписанные в основу законы едины для всех.Все миры и все народы признают только силу.Просто Обливион никогда не дает второго шанса — и даже в самый короткий момент слабости сжирает, размалывает, растирает в пыль.Аландро не может позволить себе слабости, как не может позволить себе потерять рассудок — тени из ледяных глубин бездны жаждут его плоти и крови сильнее, чем прочих. Он не знает причину этого, просто принял как данность — как принял потребность не в службе, но в служении... и как принял много иных вещей, которым у него нет ни названия, ни объяснения.Обливион признает только силу, а любой даэдра по-настоящему живет лишь в битве.Аландро понимает — чувствует — это. Это не знание — что-то большее, чем знание, — и он следует ему. Он не ищет сражений, но постоянно в самом сердце шторма — и шторм этот в море крови.Ему хочется рвать, колоть, резать, выгрызать чужое нутро и души, обращать чужую силу в пыль, становиться сильнее-сильнее-сильнее… Такие желания опасны. Шаман должен быть тверд духом и собран всегда, его голова должна быть холодной, а сердце адамантиновым — если он поддастся шепоту духов и теней, то не сможет вернуться. Его душа будет растерта в пыль и развеяна по Реке, его тело станет вместилищем чужой воли, а сам он перестанет существовать.Аландро видел, что случается с теми, кто потерял контроль.Даже в жестоком бою, когда вся его сущность жаждет чужой крови и боли, когда лязг металла, и крики, и взрывы магии становятся самой желанной музыкой, когда тени, прячущиеся под его кожей, вгрызаются во врагов — он держит себя под контролем.Тсогииль говорила ему не увлекаться боем, чтобы не потерять себя — и это одна из немногих вещей, в которых она была права-и-нет.Битва пьянит Аландро — но не так, как прочих.Он не знает, но чувствует: все эти желания, эта жажда жестокости — не влияние извне и изнутри. Не тени Обливиона шепчут ему в бою, не чужая воля заставляет его рвать-рвать-рвать чью-то плоть, не духи, жаждущие воплотиться вне рождения, подталкивают его в самое сердце шторма…Аландро не одержим и не поддается влиянию — хоть со стороны может казаться иначе.Если бы не-мать увидела его в бою, верно, постаралась бы убить, посчитав навсегда потерявшим себя...Но Обливион признает только силу — и Аландро силен.Его связь с Обливионом необычайно прочна — он лакомый кусок для духов, но им не дано его заполучить. Не в бою, когда трещат и лопаются кости, а ветер ловит предсмертные хрипы — Аландро держит свой ум холодным, а сердце эбеновым.И — он еще не знает, но уже чувствует — если в бою утратит этот контроль, ничего не случится. Аландро не потеряет цельности, не станет слабым — ему не нужно контролировать себя в битве.Но он контролирует.Аландро цепляется за память, за смертность (которой никогда не было), за то, чему его учили — за все то, что подходит смертным (но не ему).Он не позволяет себе расслабляться в бою — как не позволяет не думать.Потеря контроля — смерть для подлинного шамана. Потеря ума — смерть для подлинного воина.До этой истины он догадался сам (и она редко когда подходит смертным).В бою у многих тело действует на голых инстинктах, ум не может поспеть за рефлексами — но это (для Аландро) слабость.Если он не будет думать, его разорвут, разрежут, выломают ребра, сожрут сердце, вылакают кровь, высосут мозг из кости, поглотят душу вместе со всей накопленной силой — сделают все то, что он сам хочет сделать с проигравшими ему врагами.Если он не будет думать — он проиграет.Он не нед, не дракон, не безмозглая тварь, чтобы отсутствие мыслей дало место для большей силы и ярости.Нет, Аландро думает-думает-думает — и тени послушны его мыслям и желаниям, и Призрачная Кольчуга защищает, когда он желает того, и его тело действует в согласии с разумом.Он создан для битвы и для служения сильным — это вне боя он по-настоящему уязвим.Но чтобы осознать это, Аландро придется многим пожертвовать — и прозреть.