Те, кто мы есть (1/1)

Он вплетает перья и бусины в волосы всякий раз, когда отправляется на территории кочевых кланов. Каждый раз по-разному, но неуловимо одинаково. Вивек не знает, но чувствует?— знаки, которые Аландро оставляет, несут единое значение независимо от прически и одежд.Россыпь костяных и деревянных бусин, точное число которых никто так и не смог подсчитать, восемь белых и столько же черных перьев, одно красное… Вивек не знает, какие именно оттенки смысла несет каждая вещь, но он догадывается, что оно значит в целом. Нужно быть слепым, глухим и жить в пещере под землей, чтобы настолько не понимать обычаи кочевников.Аландро без слов называет себя и свой статус тем, кто захочет узнать его прежде, чем пригласит в дом или расстреляет из лука.У кочевников слишком много языков, и не у всех кланов есть письменность?— или желание вести переговоры с чужаками?— но знаки умеют читать все.Аландро никогда не меняет их в своих волосах?— конечно, они изменялись вслед за прической, но значение не изменить так просто?— не в этом случае. Аландро всегда чередует белое с черным, бусины с перьями, кости с камнями?— красное перо выбивается из порядка, но есть-неизменно, ничем не уравновешенное, ничему не парное.Вивек знает?— после войны Аландро стал собирать слишком отросшие волосы в хвост и перевязывать их лентой цветов индорил, но эта лента?— не пара и не противовес семнадцатому перу.Она просто другое?— и не принадлежит миру кочевников, как сам Аландро не принадлежит миру оседлых.Но он вплетает ленту, темно-синюю с золотой каймой, слишком выбивающуюся, слишком кричащую о себе, чтобы никто больше не сомневался в том, кому он сейчас служит.Аландро говорит, что он?— семя без племени, дитя без крови?— и потому не может ходить под чьим-либо знаменем.Аландро говорит, что он одинаково чужд всем кочевым и оседлым кланам, и потому не должен осквернять других своими попытками стать одним-из-сотен.Аландро говорит, что он будет следовать за Нереваром даже в посмертии, потому что тот единственный может быть ему господином.Аландро вообще слишком много говорит?— и отнимает хлеб у Вивека. Это Воин-Поэт должен жечь сердца и умы словами и вскрывать языком душевные раны.Аландро же взрезает словами кишки и радостно выпускает дерьмо наружу.Глупцы-самоубийцы есть сейчас и всегда будут?— они требуют от Аландро слов, и любви, и почтения, забывая, что именно он вспарывал недам животы и дырявил легкие до того, как в их горле рождался Крик.У того, кто мог переломать неду кости одним усилием воли, достаточно слов, чтобы утопить Ресдайн в новой войне, но Неревар против?— и Аландро разжигает только гнев и глухую ярость в кимерах и страсть в сердце самого Вивека.Синий и золотой идут Аландро; черный и белый, кости и камни — тоже. Красный ему не идет вовсе?— как не идет сочетание всего и сразу. Вивек слушает струны мира и бой барабана рока, и когда он слушает музыку, в которую Аландро облачает себя в такие дни, ему становится слишком плохо. В знаках, которые носит Аландро, нет гармонии, а смысл?— страшен. Оно выглядит не так, как должно бы выглядеть.—?Может, вытащишь к скампам красное? —?Да, без него можно примирить индорильскую синеву с кочевничьими пеплом и сажей, золотые нити с костями и камнем?— или заставить одно подавить другое.—?Нет, Векк,?— говорит Аландро, поправляя неправильно-яркое перо, чтобы его было лучше видно. —?Я в любом случае остаюсь для них тем, кем меня называют. Червь, решивший покорить солнце, однажды отрастит крылья и в самом деле его сожрет, если тысячи тысяч поверят в возможность этого.—?Если тысячи тысяч поверят в то, что о тебе пишут придворные летописцы, многое изменится.Вивеку не нравится сочетание красного с остальным?— но еще больше не нравится сочетание Аландро с недружелюбными к нему велоти. На Сула реагируют разно: одни падают ниц, другие отводят взгляд… Но чаще всего тянутся к оружию?— или пытаются испепелить взглядом. Нет разницы, кочевник или оседлый, но кочевники реагируют более остро.—?Многие знают меня если не в лицо, то по моим качествам. Дети ветров и дорог не верят и не поверят словам, написанным в постоянстве, сколько бы их ни повторяли. Этого не изменит даже то, что хортатор хочет сделать с языком своего народа.Вивек смотрит?— и видит.Кольчуга, легкая, точно тень, но прочная, точно основы мира.Оружие, рожденное льдом и лавой, заговоренное криком боли и криком страсти и омытое кровью врагов и слезами счастья.Спокойствие, скрывающее сердце бури, и незримый яд слов, отравляющий вернее любого проклятия.Вивек видит?— и понимает.—?Мне много где не рады, Векк, но изгнанникам, скрывшим свое изгнание, не рад никто. Меня знают, и знают то, что я несу волю хортатора всех велоти, и мне помогает благословение звезд. Они не рискнут навлечь на себя гнев и скверну моим убийством. Я не умру в этот раз.Вивек подходит и кладет руки на чужие плечи. Кольчуга, неактивная, не видящая угрозы, пропускает сквозь себя, позволяет почувствовать мягкую ткань дворцовых одежд и жар тела.—?И все равно я поеду с тобой.Аландро отстраняется, вполне дружелюбно скалясь, и вытаскивает у Вивека из-за пояса кинжал, слишком хорошо знакомый им обоим.—?Меня берегут звезды и сама Азура. Хватит хранителей на одного меня. Ты нужен здесь больше, Воин-Поэт.Аландро целует его в нос, а затем резко втыкает чужой кинжал в стену. Краска крошится, а дерево, которым обшит камень, скрипит.—?До встречи, Векк.И исчезает в лиловых искрах быстрее, чем получает ответ.