Цена славы (1/1)

Гор Фелим уже тысячу тысяч раз успел проклясть и полудиких морровиндских эльфов, и их зачарованные цацки, и собственное любопытство. Улыбчивый темный эльф рассыпался перед покупателями в любезностях и похвалах — бусины в его волосах и костяные браслеты звенели заманчиво и приятно, а голос уносил в далекие пепельные пустыни… Караванщик рассказывал прекрасные, слишком прекрасные сказки о каждом из своих товаров. Поверить этим сказаниям невозможно — но так хотелось…Караванщик обещал откровение прошлого и благословение духов тому, кто купит кольцо темного металла на шнурке из хитро подвязанных белых и черных бусин, и был так убедителен, что Гор Фелим попросту не смог пройти мимо — или выбрать что-то иное.Он, как и многие дураки, повелся — и вот в его руках оказалась странная, непонятная морровиндская штука, а кошель облегчал на полсотни полновесных золотых.Штука молчала и выглядела обычной, только по кольцу вились непонятные чары — знакомый зачарователь не сказал про них ничего внятного и даже не смог активировать, — но Фелим и так понимал, что отдал кучу денег за непонятный мусор…Только вот караванщик не солгал. Просто не сказал всей правды.Сны из-за штуки снились странные, пробуждались не менее странные желания — и в один ужасный момент Гор Фелим обнаружил, что мягко, как женщину, лижет бусины, вбирает штуковину в рот…Взрыв черноты ослепил его, отбросил куда-то назад, и вот уже тело будто бы не его, и руки не слушаются, и воздуха нет, и мира — только тысячи мертвых солнц. Тело скрутилось, сжалось от судорог, недавний обед полез вверх, но Гор Фелим ничего не почувствовал — не смог почувствовать…Потому что тело перестало ему принадлежать.Он пытался пошевелить хоть чем-нибудь, но не смог. Даже открыть глаза не вышло — и Гор Фелим, прежде считавший себя не самым трусливым имперцем, испугался до полусмерти.Тело вдруг вздрогнуло, распрямилось против воли, рвано, резко вздохнуло, а после заговорило чужим, незнакомым Фелиму голосом — на не менее чужом и незнакомом языке… языке, который он все же понял.— Клан Уршилаку давно не призывал меня, давно не подносил дары и давно не обращался искренним порывом веры. Зачем я призван?Гор не смог ничего ответить, не догадался как. Тело шумно втянуло воздух носом — и резко открыло глаза.Свет ослеплял даже здесь, в глубинах сознания, ставшие враз чужими веки часто-часто заморгали, а голос… он завыл, хрипло и торжествующе.— Н’вах… — говорил голос, жадно ощупывая лицо руками Фелима. — Грязный, отвратительный, бледнокожий н’вах… Зрячий н’вах, хороший, замечательный…Штука выпала изо рта, покатилась по ворсистому ковру… голос исчез, и Фелим, согнувшись в приступе рвоты, надеялся, что навсегда. Надеялся, что это был очередной странный сон, а что рвота осталась наутро… так перепил, бывает…Тогда он еще не знал — не мог знать, — насколько сильно ошибался.…Шипастый каджитский хер недвусмысленно упирался в задницу, и Гор Фелим в который раз порадовался, что почти ничего не чувствует. Жесткая бурая шерсть колола ягодицы, острые когти впивались в спину, каджитские зубы смыкались на загривке… Гор Фелим выл от ужаса и страха за свое тело — и свою репутацию, — а этот смеялся, мурлыкал что-то не то на данмерском, не то на та’агра, выгибался, сильней подставляясь под когти…— Эй, н’вах, — сказал этот в мыслях, когда каджит вошел наконец до упора и замер, мелко подрагивая бедрами. — Спасибо за сильное, зрячее тело. В нем нескучно. Так много… красок и ощущений!Шершавый язык лизнул за ухом, вонь из немытой пасти ударила в нос, и если бы Фелим мог — он бы вырвался и сбежал куда-нибудь далеко-далеко отсюда.— О, Восемь, когда ты уже натрахаешься, первый из рода Сул?Каджит взвизгнул, тонко, по-котеночьи, сильнее впился в бока когтями и кончил, крупно дрожа и елозя. Фелима передернуло… хотя каджит был лучше, чем откровенно жирный орк или та пара ящериц неясного пола. Гость в голове Фелима был не просто неразборчив — он был откровенно безумен и радостно бросался в объятия первых встречных… Впрочем, нет. Было бы хорошо, если бы он бросался на первых встречных — в Сиродиле куда больше людей, чем кого-то еще…А с людьми переспать удается до неприличия редко.— Когда-нибудь. Когда мне надоест любоваться видами и изучать некимерские расовые особенности... Которые, не спорь, тебе тоже нравятся, часто являются в сладких грезах...Этот резко, изломанно дернулся, сбросил обмякшего каджита, а после сел сверху, крепко сжал коленями чужой торс и плотно обхватил ладонью шипастый каджитский член.Никакие тайны двемеров, никакие баснословные гонорары и гремящая на весь континент литературная слава ?Маробар Сула? такого не стоили…Только вот древний темноэльфийский ублюдок был абсолютно прав — особенно насчет грез.Фелим завыл от отчаяния и стыда — когда-то давно, будто бы в другой жизни, ему нравились милые, обычные человеческие и эльфийские женщины. Обычные, скучные и простые — без чешуи, шипов в неприличных местах и прочих… расовых особенностей.Это было так неизмеримо давно, что будто бы не было никогда — в отличие от постоянно кажущегося перестука бусин и костяных браслетов. Когда-нибудь он уничтожит проклятую данмерскую цацку.Когда-нибудь…