Небо в ладонях - 04.02.19 (1/1)

Небо в твоих ладонях — пустышка, обманка, синий кусок стекла, — и все же оно реальней многих иных вещей… Битое стекло режет руки — съешь его, слижи с ладоней вместе с собственной кровью, вслушайся в бой барабана рока…Поверь, что пьешь не стекло, но вечность, звездную пыль, осколки неба перед исходом-вне.Поверь, что пьешь не кровь, но темную воду, суть звездной пучины, потоки снорукава — последнее утоление жажды обреченного не-умирающего.Жажду свою утоляешь на эшафоте — ты сам построил его, по мере своих заслуг, средств и происхождения, он подходит тебе, как подходит родная кожа…Ты утоляешь последнюю жажду своей же кровью — ты сам себе судья и приговоренный, бесстрастный палач и алчущая толпа, — но не уверен, что достоин даже такого сомнительного милосердия.Кровь твоя — ты не видишь ее цвет, ты вообще ничего не видишь — на вкус как вина, как соль, как боль, как застарелый гнойный нарыв, но в ней нет ничего иного: ни искупления, ни вечного приговора.В ней нет ничего иного: только соль затерянных под пеплом солончаков, только вкус пепла с погребального костра, только гной, который бессчетные годы носился в душе и сердце.Стекло дерет изнутри глотку и живот, горячая кровь стекает по разодранным стенкам, но тебе все равно.Ты не ел последние несколько дней — охотники редко находят добычу, а ты обречен и тебе не должно переводить и без того скудные запасы пищи, — живот сводит судорогой, он сжимается, будто вгрызается в смерть небесного цвета… расцарапанная глотка хрипит и истекает кровью. Кровь и слюна пузырятся на изодранных губах, но это не так и страшно. Ты слишком давно покрыл свое имя позором предательства — и не боишься уже ничего.Воину, не выполнившему свой долг, следует умереть от клинка, кровью очистить свое имя и имя рода — но какой из тебя сейчас воин? Ты-воин умер под Красной Башней, умер, когда Дракон Севера разверз пасть — остался лишь трус, презренная оболочка, змея, носящая кожу мера… Змея, имя которой — аромат сгнивших лилий и отзвук последнего стона безумной бездны.Эта змея — ты сам.Мелкая крошка небесного стекла изранила язык и десны, желудок и глотку жжет, но это не страшно. Никакая боль не может искупить твоей вины за смерть хортатора, но безболезненной смерти ты не достоин ни тогда, под разломанной Красной Башней, ни тем более сейчас, через годы.Тебя рвет кровью, желчью и расколотым небом — стеклянная крошка заново разрывает пищевод, — но этого слишком мало. Ты не помнишь цвет своей крови, но уверен, что нынче она чернее твоей души.Выблеванные осколки марают пальцы кровью и слизью, но не тебе привыкать ко всякой дряни — ты собираешь их и снова ешь, щедро посыпая еще не использованной крошкой, заготовленной раньше.Крови много — она шипит и быстро выпаривается на воздухе, нагретом лавой, но ты еще в сознании, хоть и слаб. Сидеть больше невозможно, тело предательски падает на спину, но ты находишь в себе силы перевернуться на бок, чтобы не захлебнуться кровавой рвотой. Ты знаешь, никто не найдет это тело: шалки растащат мясо, а кости изжарит в пепел урчащая река лавы — она совсем близко, может, локтях в пяти… если бы ты мог видеть, ты бы сказал точнее.Если бы ты мог видеть, то умер бы как мужчина и воин, но ты слеп… хоть порою и кажется, что нынче видишь и понимаешь больше, чем в бытность зрячим. Настоящее зрение не свойственно смертным глазам.Ты истекаешь кровью — больше изнутри чем снаружи, — но боли как будто нет, хоть ты и не пил отвар обреченного. Разбитое в крошку небо наживо режет твое нутро, и ты закрываешь глаза, хоть в этом нет никакого смысла.…ты открываешь глаза через пару дней, облепленный мухами и налипшим на кровь и желчь пеплом. Боли нет, ничего больше не кровоточит — ты трогаешь языком десны и щеки и не находишь ран. Пытаешься подняться, ищешь рукой опору — в ладонь вонзается тысяча тысяч игл. Не нужно быть зрячим, чтобы понять — это стекло, которое ты съел как минимум единожды.Все оно — здесь, вышло наружу вместе с желчью, слизью и кровью. Внутри тебя нет ни крохи ложного неба. Верный кинжал выскальзывает из дрожащей ладони, но ты собираешь все оставшиеся силы и криво взрезаешь шею от ключиц почти что до подбородка и прижимаешь ладонь к свежей ране. Не нужно быть зрячим, чтобы понять — разрезанная плоть снова срастается воедино, и даже запущенные в рану пальцы не остановят процесс регенерации. Ты это знаешь — пробовал много раз, — но все равно упрямо лезешь грязными от крови, земли и пепла руками в распоротую шею, пока свежая плоть и кожа не сжимают пальцы до предела, грозясь зарасти прямо так.От отчаяния хочется выть, но ты сейчас можешь только хрипеть и рыдать без слез, сдирая руки о стекло и нагретые лавой камни.Не получилось.Снова.