9 (1/1)
Осталось 12 учеников.Коля Наумов брёл между деревьев, гадая, скоро ли он выйдет к ограждению, ограничивающему территорию Соревнования, или она гораздо более обширная, чем он себе представляет, или же он просто ходит кругами, наматывая километраж, но по большому счёту почти не двигаясь с места. Он уже останавливался, чтобы справиться с картой, но на ней были лишь обозначены здания, в том числе помеченные красным крестом и ножом и вилкой, как на дорожных знаках, да ещё участки леса и дорога, петлявшая от корпуса к корпусу. Причём всё это было нарисовано весьма схематично: например, на пути Коли уже попадались тропинки, которых не было на карте, да и указать масштаб, по всей видимости, неизвестные картографы посчитали излишней роскошью. Несколько раз Коля уже едва не выходил из леса, но снова скрывался в деревьях, боясь показываться на пустыре. Поскольку листья ещё не распустились, серые голые стволы были не самым удачным укрытием, но всё же давали слабую иллюзию защищённости. На неё-то Коля и уповал.Пока что Наумов не встречал ни одного из одноклассников. Он не знал, будут ли на него нападать и придётся ли сражаться, но пока что не хотел испытывать судьбу. Кроме этого, его грызли другие вопросы: остался ли в его сумке предусмотрительно захваченный из дома (чтобы родители не нашли и тем более не выбросили) миелофон, как и каким образом передать его Алисе и, наконец, не стоит ли воспользоваться этим аппаратом, крайне сложным по функциям, но, как уже Коля выяснил, довольно нехитрым в управлении, чтобы попытаться выбраться из этого дурацкого Соревнования и найти Алису. Последняя перспектива выглядела очень даже соблазнительной. Коля даже на минутку остановился, чтобы заглянуть в сумку, и с облегчением обнаружил, что ценный прибор всё-таки не вытащили, пока он, как и весь класс, пребывал без сознания. Однако применять миелофон он всё же опасался. Перед самим собой он оправдывался тем, что он может сломать редкий, тем более в этом времени, аппарат, и что вообще-то нехорошо использовать чужие вещи, которые ищут хозяева, себе на благо. Это было очень глупо, но в настоящей причине Коля не могу признаться даже самому себе: он просто боялся, что действительно услышит мысли своих друзей, которые будут о его смерти.Так что Наумов просто брёл, почти бездумно, не сосредотачиваясь толком ни на одном из доброго десятков раздумий о миелофоне, о Соревновании, о миелофоне на Соревновании, о своих друзьях, о родителях, которые ни вечером, ни даже ночью так и не появились дома, только оставили Коле записку — точно как в тот самый день, когда он прогулялся на сто лет вперёд… Все мысли были несомненно важными, запутанными и очень, очень мрачными, так что Наумов выгонял их из головы одну за другой, чтобы не погрузиться в полную безнадёжность.Неизвестно, сколько прошло времени, когда Коля почувствовал усталость. Он огляделся по сторонам. Рядом никого. Между деревьями темнеют массивы зданий либо светится ещё по-весеннему блёклое, грязноватое, но уже голубеющее ярким незабудочным цветом небо. Наумов сбросил с плеча мешок, потом осторожно поставил на него сумку и сел на корточки. Он вытащил миелофон, с минуту подержал его в руках, не решаясь достать наушник, потом поставил прибор на землю, укрытую палой листвой. После некоторых раздумий Коля решил отсрочить применение миелофона ещё ненадолго — по крайней мере, на то время, пока он будет выяснять, что лежит в мешке. Он вытряхнул его содержимое, а сам мешок положил рядом, как раз ни прибор. На коричневую сухую листву выпали бутыль воды, пачка крекеров, бумажные упаковки с ватой и марлевым бинтом, коробка спичек в целлофановом пакетике и… Наумов снял чехол с длинного, более чем в полметра, холодного на ощупь тяжёлого предмета, с удивлением обнаружив, что это всамделишняя шашка, блестящая и острая — Коля провёл пальцем по лезвию, чтобы убедиться в этом. Разумеется, никогда раньше мальчик не только не держал в руках, но и не видел такого оружия. Не то, чтобы он собирался применять его по назначению, для чего была необходима тренировка, но его вдруг охватило бесшабашное ребячество, и Коля легко, будто бы и не утомившись, вскочил на ноги и размахнулся шашкой, как это делал один из героев какого-то фильма. Клинок со свистом рассёк воздух, и мальчик попробовал сделать ещё пару выпадов. Ощущение, возникавшее от одного только факта обладания самым настоящим оружием, было пугающим и пьянящим одновременно. ?Теперь я могу защитить себя?, — подумал Коля, не столько потому, что он действительно чувствовал готовность нападать на своих друзей или, и того подавно, девочек и биться с ними насмерть, сколько чувствуя себя этаким вымышленным персонажем приключенческого романа, решительным и смелым — хотя на самом деле у него в мыслях только и было, что сомнения, множащиеся с каждой минутой, спутывающиеся в неразрешимую сеть. Он аккуратно вставил шашку в ножны, благоговейно положил её на мешок, опустившись на одно колено, как какой-нибудь воин, принимающий рыцарство, и выпрямился, оглядывая имущество. Но пересчитать и перепаковать свои сокровища и тем более продумать, что делать дальше, зная, что имеется в активе, он не успел — его горло вдруг словно перерезало болью, перехватило дыхание, а перед глазами растеклась вязкая тьма с жёлтыми огоньками и лиловыми кольцами, неторопливо всплывающими из её глубин, словно пузыри газа на поверхность болота. Коля нелепо всплеснул руками, попытался схватиться за собственную шею, но темнота сгустилась ещё больше, и ему пришлось провалиться в неё, мягкую и гостеприимную, совсем не похожую на ворох царапающихся веток и мокрых листьев, в которые он упал на самом деле.