3 часть (1/2)

***

В предоперационной. Я надеваю халат поверх стерильной больничной одежды, маску, на глаз проверяю остроту скальпилей. Надрез должен быть максимально точным. Как по учебнику. «Не зацепите атриовентрикулярный (предсердно-желудочковый) узел и проводящие ткани».

По какой-то своей прихоти беру один остроконечный скальпель, зажимая между пальцами правой руки, и кручу его, отстраненно наблюдая, как светло-металлические концы рассекают воздух.

Шаги за спиной и тихий голос анестезиолога:

— Пациент готов для операции.

— Отлично. Дай ему подышать закисью азота с кислородом. Я сейчас приду.

— Хорошо.

Он молниеносно разворачивается, направляясь к двери, но я его останавливаю, цепко сжимая рукой плечо своего горе-сотрудника.

— Геннадий Юрьевич, Что. Опять. Не. Так? – Влад судорожно вздохнул, уже выворачиваясь из моей львиной хватки, — сами сказали – пациент сегодня умрет. Ну, так что же?.. Будете проверять на наличие лидокаина перед каждой операции? – Холод в голосе. Как при самой первой встрече. Что-то не так, Владюха… Если бы я знал, что…

— Тогда в моем кабинете ты задал мне вопрос, помнишь? – Я понизил голос, — Но мой ответ тебе известен… Ты мне не нравишься. Никогда не нравился. И эта твоя манера… — Я теряюсь во времени, когда пересекаюсь с тобой взглядом. Иголки. Хочется отвернуться, но, мучительно приятно продолжать смотреть, понимая, что с каждой секундой ты все больше и больше становишься мазохистом, – Я тебя люблю. Мне плевать на лидокаин. Плевать на больницу. Ты…. Даже не представляешь, насколько. Ты бы назвал меня слабаком, трусом, но.… Как мне назвать тебя?..

Мальчишка на долю секунды отводит взгляд, и тихо шепчет в пол:

— Глупо это все... «Служебный роман», твое сумасшествие… Ты… .Говоришь что любишь, а я… — Он поднял черные глаза на скальпель, зажатый в моей руке, — больше не хочу терзаться сомнениями…. Прости. Я смотрю на мир несколько прагматичное. Если хоть раз еще повторится та безумная ночь, — наши увольнительные на столах. Я не хочу, чтобы кто-то из нас потерял работу. Страсть – это фейерверк. Красиво, но слишком коротко. Да, к тому же, неправильно…

Снова уклон. Зря я спросил. Зря вообще все это затеял. Ха-ха.

— Милый мой прагматик, я всего лишь хочу знать, что тебе не все равно. Что жизнь не такая уж серая, птицы не настолько сентиментальны, а люди вскоре перестанут походить на волнистых попугайчиков. – Моя рука уже давно не удерживала анестезиолога, но тот стоял передо мной, словно боялся уйти. Хотел, но страшно боялся.

Я опустил голову, сжимая скальпель слишком сильно. Кровь нещадно била по вискам, словно мне катастрофически не хватало кислорода. Да, черт возьми, он прав. Глупо.… Но, что я могу поделать, если его имя заставляет теплоту подниматься к груди, а мир на миг перестает крутиться перед глазами пофигистично-серым и однообразным овалом?..

Мы стояли здесь всего пять минут, и, я, наконец, все же воспользовавшись своим положением, сделал себе прощальный подарок, — Быстро коснулся его губ своими, успев заглянуть в расширенные зрачки. Не черные – темно карие. Внезапно, в это самое мгновение, я увидел, как красная лента крови, разбрызгиваясь, заливала пол. Я все еще сжимаю скальпель?.. Но заметил, что на руке, все же попытавшегося отстраниться Влада, неширокая линия, из которой вовсю лилось алое вино жизни. Да и я почувствовал легкое жжение в ладони.

— Извини. Давай посмотрю.

Мальчишка сделал шаг назад, как-то странно улыбаясь, — Эх, не быть вам хорошим хирургом.

Парировать не хотелось. Достаточно просто остановить время.

— Бинт в нижнем ящике. Забинтовывай – и марш в операционную. Только никаких контактов со шприцами – пациенту как раз не хватало инфекции для полного счастья.

- Мне абсолютно все равно, чем вы здесь занимаетесь, но вашему больному становится хуже. Здесь только меня одного это волнует? – В проеме показался рыжий Димка с ехидной улыбкой и торжествующим блеском в глазах. А, значит, он все прекрасно намотал на свой длинный-длинный ус.— Отлично, трубку вставили? – Я бегло осмотрел пациента. Высокое давление. Скопление крови в левом предсердии. Так, так. Еще чуть-чуть и будет инфаркт.

В операционной сумрачно, если не считать того пятачка света, образованного большой круглой лампой.

— Геннадий Юрьевич, трубка зачем? – Лена аккуратно расстелила вокруг оперируемого два больших чистых полотна.

— Чтобы ты спрашивала, милая! Если не вставим трубку, он захлебнется собственными лейкоцитами еще до начала операции. Делаю первый надрез, принимая из пальцев медсестры требуемый предмет.

Высокое внутреннее напряжение, Ленын голос постепенно стихает. И перед глазами – лишь операционный стол.

— Влад, следи за мониторами. Смотри, чтобы он никуда не уплывал. Чертиков! Ко мне! Будешь шить. – Короткий вдох-выдох. – Поехали!

***

— Надрез четыре миллиметра. Два в глубь. Отсос. Перекрываю внешние сосуды. Марля. Еще морфия. Подключаем его к АИ*. Шить. Начни с края. – Я аккуратно перетянул артерии, вынимая сердце из груди мужчины. Простыни щедро окропило красным. Искусственный механизм на данном этапе развития науки и техники – это лишь старые часы, которые периодически барахлят, и, как правило, ломаются. Но, что бы получить такое «сердце», люди часто закладывают дома, машины, квартиры.…

Операция длится три с половиной часа. Монитор свободно пиликает. Мы установили больному «часы с кукушкой», и, теперь остается вывести трубку, сшить сосуды и… Еще морфия.

Синусовый ритм в пределах нормы – частота 75 ударов в минуту. Но что-то не так…

Я вырезаю аортальный, легочный и митральный клапаны из удаленного сердца. Створки первого наглухо перекрыты. Да, еще чуть-чуть – и мы бы опоздали. Все – из-за меня….

— Влад, мониторы! – Ну почему, почему я нервничаю? Что может случиться?.. Да все эта затея с искусственным механизмом – простой эксперимент! Мне его родственники так и сказали, когда я объяснял всю прелесть существования с таким вот приборчиком.

— Норма. – Анестезиолог пожал плечами, — Все в порядке.

— А поточнее ты бы не мог сказать? — В моем голосе ни следа враждебности, но мальчишка смотрел на меня с неким недоверием. Ну да, посягнул на святое, – задал вопрос о его отношении ко мне.

И тут раздался тревожный голос Чертикова: — Геннадий Юрьевич… Швы…

Я быстро подошел к нему и увидел, что небольшой, аккуратно заштопанный островок лоснится от крови.

— Дренаж грудной полости, быстро! – Вот она, моя чуйка… Механическое сердце не сможет прогонять кровь, потому что изначально… Дело было НЕ в сердце!

Скальпель. Надрез по швам. Сосудистое шунтирование, при формировании трех анастомозов(**), – краткий план действий, вдруг возникший в моей воспаленной голове.

— Капельницу убери! – Не оборачиваясь, я ору Ленке, — Нужно срочно найти поврежденный участок аорты!

Сосуды перетянуты, а механизм тикал, словно рано запущенная бомба. Секунда, другая…

— Легочная артерия – чисто! Желудочковый проток – чисто, правое предсердие – чисто, — Сбивчиво диктовала Лена, медленно продвигая шунт. А я в это время осторожно сшивал сосуды. Создать обходный путь для кровотока… Чертиков возился с нитками.

Только бы рука не соскочила. Только бы…. Стол сильно качнуло. Черррт! Я едва успел убрать иглу из сосудистой стенки.

— Владимир Владимирович, не могли бы вы мне помочь. – Я уже слышу, как монитор ЭКГ вновь начинает тревожно пищать.

Еще чуть-чуть…

Влад, следуя кивку, крепко сжимает одной рукой край стола, а второй мою руку.

Я больше не замечаю его взгляда.

Последний стежок.

И все.

— Чертиков, врубай.

Я буквально отвалился от стола, смахивая внезапно выступивший пот.

— Больше никаких структурных повреждений?

— Мы не на экзамене. Будем наедятся, доживет до пересадки.

— Но мозг пробыл без кислорода больше трех минут, есть вероятность…

Три минуты? Мне показалось двадцать часов.

— Вероятность есть всегда. Но у нашего гражданина – преимущество.

— Это, какое же? – Лена повернула голову, одновременно подавая Черту ножницы.

— Как какое? Его оперировал лучший хирург нашего микрорайона. – Анестезиолог беззлобно усмехнулся, вводя кардиостимуляторы.

— А вот и нет – ведь на самом деле, проблема в сердце была вызвана проблемой с сосудами, которую мы устранили. – Я привалился к кафельной стене, ища в кармане свою законную сигарету.

— Здесь нельзя курить. – Ленка подошла ко мне с укоризной в голосе, и бессовестно лишила заныканой пачки. – Пациент уже не сможет нанести вреда своему сердцу, но легкие у него все еще работают! Да вот еще.… Где ваш новый ассистент?

Я запрокинул голову, закатывая глаза. Ах, мой новый ассистент…

— Я его отослал на дежурство. Обещаю, при мне, он ближе, чем на пятнадцать метров к операционной не подойдет.

К горлу подкатывал непонятый ком. Перед глазами все плыло. Нужно было уходить, нужно…

— Продержать под капельницей до утра. Если снова случится приступ – звоните. Всем спасибо! — Я настолько устал, что не слышу отдаленного возгласа:

— Геннадий Юрьевич, это ваша кровь?!..

* Аппарат искусственного кровообращения

** Анастомоз – единичный случай, когда необходимо нарушить круг кровообращения.***

— Вы, похоже, закончили?.. Быстро.

Димон? Надо же… Я и думать про него забыл, но наша верная акушерка всю операцию стояла возле дверей и многозначительно ухмылялась. Как вы мне все дороги…

— Похоже, что да. А вы что здесь забыли-с? Я что, недостаточно ясно выразился по поводу дежурства? — Если здесь поблизости волшебным образом не окажется кроватка, я, без зазрения совести, прокляну весь, временно проживающий здесь, «врачебный» и «больной» состав.

Рыжик-пыжик заговорщицки улыбнулся, мол, все понял, не гневись начальник:

— В мою обязанность входит так же и составление отчетов и истории. Поэтому, я пришел, чтобы поподробнее ознакомится с техникой проведения механической пересадки сердца.

О! Как загнул. Честно, у нас на кафедре за такие длинные речи сразу почетным дежурным по уборке кабинетов назначают.

— Я не дам тебе ассистировать, пока не увижу уровень твоей подготовки. Здесь, понимаешь ли, люди живые лежат. Не кремированные и не заспиртованные. Так что давай-ка ты пойдешь, поможешь Чертикову со своими отчетами и отправишься на дежурство.

Димка снова улыбнулся, словно я сказал что-то смешное, и поскакал выполнять мои указания. Интересно.… Как с ним Зильберман поладил? Он же вроде просто так себе учеников не выбирает… Не слишком я верю в акушера-гинеколога с патологическим щенячьим оптимизмом. Перед глазами все плывет. Я пробую сделать шаг в сторону кабинета, но едва не падаю, успевая упереться в стенку выбеленного коридора. Что там Ленка про кровь говорила?..

***

Света бодро шагала в сторону ординаторской. Она недавно получила весьма любопытное известие, что Дмитрий Шульханов или попросту Димка был переведен в другой взвод. И сейчас девушку сильно волновало то, что будет делать Гена в такой ситуации. Разрешит ли ассистировать на операциях? Или посадит учить трехтомник по сосудистой хирургии? Зная Геннадия и его недоверие к людям, скорее второе. Девушка вздохнула. Она неплохо знала самого Димку. И что за его дурачествами и ёрничеством кроется огромный талант чувствовать ситуацию. Что так важно в ургентной гинекологии. Но.… Без должной практики – бесполезно при кардиологических операциях. Все же в последний месяц стремление Дмитрия убедить своего отца, главу комитета больницы по финансовой части, что его истинный путь – это путь хирурга. Ну, в любом случае, придется Генке мириться с участью преподавателя. По крайней мере, какое-то время. А Света мысленно пообещала себе, что постарается мягко переубедить рыжеволосого витязя, так как с недавнего времени, имеет на него некую сферу влияния.

В ординаторской было пусто: распахнутые окна отражали свет заблудших фонарей. Сквозь таинственный шелест тополя, просачивались тревожные звуки сирены «скорой помощи».

— Приветствую многоуважаемую покровительницу родильного гнездышка. – Этот голос девушка узнала бы из тысячи…

— Серж, а ты чего здесь делаешь? Время детское уже закончилось – пора бы тебе и «баиньки». – Гинеколог села напротив распластавшегося на двух стульях мужчины. На груди трансплантолога торжественно покоился букет красных гвоздик.

Светлана подавила смешок: — Надеюсь, это не вестник твоего преждевременного ухода?

— Увы… — Серж тяжко вздохнул, направив взгляд в потолок. Выражение его лица означало крайнюю задумчивость. – Эти цветы от моего пациента.

Света чуть не грохнулась со стула. – Спрячь! Немедленно спрячь! Сейчас придет Ленка с Владом и кое-кому тут срочно потребуется квалифицированная медицинская помощь.

— Да нет же… – Сергей медленно поднялся и устало побрел к выходу.

— Эй! – Девушка вновь попыталась расшевелить боевого товарища.

— Что?

— А она хоть симпатичная?

— Кто симпатичная? Ленка?

— Да нет. Пациентка твоя.

Серж замер в дверях. В глазах плескалась отягощенность и растерянность. Он вспоминал своего необычайного и, главное, честного белокурого пациента….

— Да… Симпатичная.

***

Я независимо присоседился к двум без умолку трещащим медсестрам, пытаясь абстрагироваться от всех и вся. Но ни томик Пастернака, ни выкуренная сигарета не убирали того паршивого ощущения, что я здесь, как бы это сказать… Лишний. Я могу вынести и двенадцать часов в операционной, три выговора подряд…. Но, я никогда еще не чувствовал себя настолько одиноким. С Владом, даже когда я на него орал, всегда было ощущение, что вот он, всегда рядом. Ленка… Она, хоть и нагоняла тоску вечными россказнями о своих бывших, была для нас эдакой «мамой». И могла запросто построить всех медсестер и даже младших хирургов, наплевав на все их ранги и статусы.

Но события последних нескольких дней будто бы изменили все. Сделали нас чужими…. Или я опять пытаюсь себя пожалеть? Жалкая попытка… Весьма-весьма жалкая. Проснись, тряпка! Ты сам заварил эту кашу. Сам и «накрывай на стол». Надо бы сделать еще кофе, а то я вряд ли смогу догрестись до своего кабинета… Прикосновение холодной руки к подбородку подействовало на меня как электрический импульс.

— Как вы можете вот так здесь сидеть?! Вы что, не чувствуете, что у вас кровь течет?!

Вот. За этот голос я готов провести эти двенадцать часов в операционной…. Поднимаю голову, пытаясь разглядеть не на шутку встревоженного анестезиолога.

— Разве?.. Я как-то не почувствовал. – Все. Язык заплетается. На данный момент, у меня есть задачка поважнее, чем искать причину кровотечения – не вырубиться прямо сейчас…

Парнишка, наверное, понял это, а, потому, уверенным движением перекинул мою левую руку себе через плечо. Он что-то гаркнул медсестричкам, и те быстренько смылись. Следующий взгляд, возможно, с ненавистью визуализирует меня в пространстве, если попытаюсь опять что-то вякнуть в духе: «Отстань. Я и сам прекрасно знаю, что у меня кровь. И если не будешь мешать, все само собой образуется».

— Похоже, что другого стиля транспортировки для вас пока не создали.

— И куда, Владимир Владимирович мы направляемся?

— К вам домой, разумеется.

— Ч-что?... А разве вы уже поставили диагноз?..

— Да. Возражения не принимаются. Давайте, говорите адрес.

Господи, да кого же мне надо прооперировать, чтобы понять тебя, Владюха?..Всю дорогу до моего дома, преодоленную нами на «скорой», водитель которой мило пригласил нас «прокатиться по ночному городу» за отдельную плату, шла моя малоэффективная борьба с нарастающим желанием уснуть. Я, полулежа-полусидя, распологался на переднем сиденье между, собственно, самим водилой и Владом. Доказывать последнему, что дядя Гена вполне может самостоятельно добраться до пункта назначения бесполезно, — анестезиолог он и в Африке анестезиолог. Никогда не слышит голос разума, а, именно, мой голос.

Впрочем…. Несмотря на проделанный мною психологический анамнез, мальчишка все равно был непрочитанной книгой. Страницы кто-то с дуру залил черной краской, смазав все буквы. А, может, и не книгой вовсе?..

— Все. Приехали, Геннадий Юрьевич. – Бодро отрапортовал Олег, выпуская нас с Владом наружу.

— Благодарствую. – Я недружелюбно бурчу себе под нос, понимая, что опять придется воспользоваться помощью своего колючего сотрудника.