2000 (1/1)

—?Правда или действие, месье? —?торжественно-заунывно, как пономарь, вещает Туди, воззрившись на Мёрдока, и чувствует на себе взгляд примерно десятка пар глаз?— карих, чёрных, голубых: Рождество давно отгремело, но в этот раз не отметить наступающий год?— дело неприличное, и Туди радуется, что Мёрдок не позвал на гулянку всех, кого так или иначе затаскивал в студию звукозаписи.—?Стюарт, я посплю.Лея зевает, сонно уткнувшись в его бедро, и Туди гладит её по волосам.?Новый двухтысячный год ещё совсем малютка?— ему исполнилось всего полтора часа, за окном доцветает очередной фейерверк и увядает в метели, а Туди до сих пор толком не может понять, что прошло уже ни много, ни мало?— четырнадцать с половиной лет с того великого дня, когда у Стюарта Гарольда Пота к чертям разбилась витрина, физиономия и вся прежняя жизнь, скучная и правильная. Четырнадцать с половиной лет жизни Туди-Стюарта-лучшего-мать-его-через-три-прогиба-певца-в-сраном-Лондоне,?— Туди хоть на Библии поклянётся, что это правда: Мёрдок однажды, высосав четыре банки сидра и запив их скотчем, вцепился ногтями в его ухо, вытолкал перед ресторанной стойкой и объявил об этом так громко, как только мог, а Мёрдок ерунды никогда не скажет, если накатит. Четырнадцать с половиной?— и Туди уже красится не так часто, считает раннюю седину в волосах, вместо жёлтого пиджака носит клетчатую рубашку, а на коленях у него сопит задремавшая жена?— красивая, как принцесса, и рыжая, настоящая шотландская леди из клана Маккензи. У Леи?— веснушчатый нос, молочно-белая спина в разрезе платья и Джейна, их с Туди общий ребёнок, а в животе?— второй.Почти полтора десятка лет минуло, и Туди успел измениться несколько раз, а Мёрдок?— всё тот же, что и прежде, с наглыми, вечно молодыми глазами, и всё так же похожий на уличного кота, только теперь?— вымытого, не голодного.—?Ну, так что? Решил?—?Сложно-о-о,?— отвечает Мёрдок противным голосом и щурится. —?Действие. Валяй, шелупонь, попробуй-ка меня опозорить.—?Кх-хэ,?— нарочито хрипло кашляет Туди. —?Поцелуйся с соседом.Рассел, подпёртый с двух сторон Мерсером и Мейсоном, тоже кашляет?— уже не нарочито, и Мерсер хохочет:—?А у тебя губа не дура, а, Стюарт?—?Я милосерден, как Христос. У Мэдса классная компания.—?Давай, не тяни резину,?— тычет Нуддл Мёрдока локтем в бок и дует крашеные по случаю праздника губы,?— ты же нравишься маме Пот.Мать, сидящая слева, очаровательно улыбается, переложив ногу на колено, и Туди всё ещё не может понять, какой отмычкой Мёрдок, вечно воняющий табаком: мама терпеть не может запах сигарет, даже на вишнёвые вздыхает, и Туди знает это с тех самых пор, как в четырнадцать лет впервые покурил с Бев и Маршаллом за школой,?— отпер все её предсердия и желудочки. Странное дело, кстати: почему так хорошо помнятся имена тех, с кем ты когда-то делил две сигаретки?—?А ты-то чего, Расс?—?Будет-то, Рассел, не кисни!—?Мэдс, даже не думай,?— мрачно сообщает Рассел. —?Слышишь? Не смей. Она маленькая.Мёрдок, легко подмигнув, загребает Нуддл в объятия и целует?— сочно и горячо, в губы, и, кажется, по-французски, да так, что Нуддл вздрагивает, мычит и упирается в его грудь, как малолетка-школьница, но недолго?— и почти сразу же поддаётся.—?О-о-оу,?— многозначительно тянет мать и, хихикнув, отодвигается.Туди подливает себе ещё порцию полусладкого в стакан: половина льётся на штаны,?— отпивает и пялится на происходящее, пьяно понимая, что Мёрдок знает Нуддл ещё с тех дней, когда ей, стриженой пигалице, было всего-то десять-одиннадцать,?— сейчас Нуддл двадцать пять, и джинсы на ней сидят куда лучше. Сам помогал выбрать. Никто в их банде не разбирается в тряпках лучше, чем Туди. Ни от кого не слышно ни звука, — ни от кого, кроме Никкалзов; Туди пьёт и продолжает смотреть, а Нуддл отклеивается, вдыхает полной грудью и целует сама — ещё крепче прежнего, и для Туди это выглядит так же закономерно, как солнце, которое садится на западе. —?Стюарт.—?Ась? —?меланхолично интересуется Туди.—?Ты специально хотел меня позлить, да?—?Две.—?Что ?две??—?Уже две минуты целуются. На сколько поставишь, Рассел?— Стюарт! —?Па-а-ап, расскажи сказку,?— зевает Джейна, привидением в розовой пижаме вплывшая в полуоткрытую дверь, хлопает ресницами при виде открывшегося зрелища?— и тут же умолкает, и в её карих глазах не остаётся ни капли сна.Нуддл морщит переносицу, отстраняется и рассеянно трогает губы, даже не оправив задранную на спине кофту, а потом — звонко хохочет, оживляя тишину.—?Мэдс, ты по вкусу как красное винище! Прикинь?—?Чё, перепилась настойки? —?ворчливо интересуется Мёрдок, утирая рот тыльным запястьем. —?Я ж тебе толкую, пей немного. Так и не усекла? —?А я и встать-то не могу. Голова тяжёлая.—?Никак, да?—?Не могу-у,?— упрямо повторяет Нуддл и облизывает губы,?— и потолок кружится. Возьми меня… на ручки. Да. Возьми. Я этак на лестнице наебнусь.Взвалив Нуддл на руки и покрепче подхватив её под коленками?— не особо изящно, но крепко,?— Мёрдок пинает каблуком чью-то щиколотку и переступает через вытянутые ноги Туди, как через порог.—?Убери-ка оглобли, смертный. Здесь, блять, несут сокровище.