Курятник (1/1)

Лондон подтекает холодным липким летом?— грязными разводами бензина в лужах, дешёвой краской на граффити, пролитым молоком. Лето в этом году ещё сырее, чем в прошлом, Ист-Энд превращается в болото, и Стюарту жалко надевать новые ботинки, американские от ?Коль Хаан?, недавняя модель,?— разгуливает в жёлто-резиновых сандалиях, заливаясь стыдом по уши: завидев его, девушки хихикают, строят глазки и тычут вслед пальцами.?Дебил ты, Пот, дважды,?— плюёт Мёрдок, когда Стюарт скидывает сандалии и идёт по луже босиком,?— голос ангела и глазки оленя, а ещё на обувь плачешься?.Стюарту до сих пор не очень понятно, как это девушкам может быть наплевать на нечищеные сапоги, вонь сигарет и высшую степень застиранности джинсов, но раз за разом Мёрдок выходит из баров довольный и пьяный, приклеившись к плечам очень даже хорошеньких девиц, так что Стюарт елозит ногтями в затылке, думает, потом думает ещё раз?— и в итоге покупает вязаные клетчатые носки.—?А где шотландские чулки, деревня?—?Иди ты! Чтоб на первом концерте выглядеть, как идиот?Сегодня?— первое совместное выступление, и, конечно, никто за это не заплатит сверх кассы. Да и слово-то ?концерт? звучит слишком уж фальшиво,?— так, попытка обкатать трио в одном из ангаров Ист-Энда.Стюарт старательно измеряет пространство подсобки, скрипит американскими ботинками, мечется из угла в угол, теребит себя за волосы, бледнеет, тут же краснеет, как девчонка на первом свидании, и ковыряется ногтем в щербине; Мёрдок философски наблюдает за этим, навалившись на мягкий бок Рассела и дымя в потолок.—?Может, седативными закинешься, а?—?Я,?— громко и искренне выдаёт наконец-то Стюарт, округлив и без того большие глаза,?— боюсь до усрачки!—?Накати для храбрости,?— советует Мёрдок, ещё раз подпалив перетлевшую самокрутку.—?Ага. Папашиным одеколоном? —?Стюарт морщит нос, тяжко вздыхает и не менее тяжко бухается на табурет. —?Нечем катить.—?Не, одеколон не катит. Надо покрепче.Стюарт нервно качается на табурете, балансируя между равновесием и риском навернуться носом в пол, и с хрустом гнёт пальцы: нет, конечно, ему уже доводилось петь в церковном хоре, даже немножко солировать,?— но то всё-таки был деревенский хор, пристойное общество, проверенное?— даже городской мэр мистер Марш в первом ряду сидел, большая шишка,?— а не прокуренный лондонский ангар с пьяными горожанами. Чёрт знает, а вдруг в него на первом же куплете полетит бутылка?— мало ли за что: произношение, длинные волосы, невыговоренные по причине выбитых зубов буквы?Ай!—?Я мартини сейчас ему принесу. У Хоффмана взял,?— впервые за вечер подаёт голос Рассел.—?Сдурел?! —?Неси,?— отрезает Мёрдок, отметая все потуги сохранить за собой репутацию трезвенника, и Рассел, встав, китом плывёт к чёрному ходу.Стюарт строит самую-самую тоскливую рожу, на которую способен, но ни на какое сочувствие не натыкается.—?Я напьюсь и буду фальшивить.—?Значит, получишь в глаз.—?Я всё запорю.—?Чё, зубов много?—?Мне страшно,?— угрюмо констатирует Стюарт и, плюхнувшись на раздолбанный усилитель, болтает ногой, пялясь на носок ботинка.—?Сопляк!Скорчив рожу, Мёрдок по-кошачьи скалит зубы и обнимает кофр неразлучницы-гитары всеми конечностями, а Стюарту в очередной?— тридцать шестой?— раз кажется, что Стюарт Гарольд, мать его, Пот столь же уместен здесь в своих ?Коль Хаан? и глаженой рубашке, сколь журавль?— в курятнике.—?Принёс. Вот, пей, она открытая,?— суёт Рассел бутылку прямо в руки,?— я вскрыл, чтоб быстрее.—?Народу много? Три человека есть? Эй, янки!—?Выше бери, Мэдс,?— четыре. —?Ну, погнали,?— бормочет Стюарт, вдыхает-выдыхает и, запрокинув голову, присасывается к мартини.