Глава 4 (1/1)

— Удивительно, что Наблюдатель обратился ко мне за такого рода помощью, — говорил Ник Вольф, постукивая по столу брелоком ключей от машины. — Он явно не доверяет своим коллегам. И мои предупреждения для него не были внезапным откровением. Имени своего он не назвал, а я не полез с расспросами. Сам узнаю… Хотя меньше знаешь — дольше живешь.— Бывает и наоборот, — отозвался Митос. — Описать его ты можешь? Как он выглядел?— Как аристократ в черт знает каком поколении! — Ник пожал плечами и проводил взглядом человека, прошедшего мимо площадки летнего кафе, где они с Митосом встретились. — Одет был просто, но породу не спрячешь. И сигареты, каких в пепельнице три окурка лежало, на кассах супермаркетов не продают. Лет пятидесяти, волосы черные с проседью, глаза тоже почти черные, лицо... в молодости был красавцем, да и сейчас хорошо выглядит. Руки тонкие, как у музыканта или хирурга... Рост не назову, видел его только сидящим за столом, но выше среднего.— А почему ты решил, что он в большом чине? — хмурясь, спросил Митос.Ник хмыкнул:— Да знаешь… Голос такой, руководящий.— И дочери девятнадцать лет... Да, все сходится. Это он.— Кто?— Тот, о ком я думаю.— Очень понятно! — фыркнул Ник. — Он сразу оговорился, что может обратиться ко мне снова, и позвонил буквально через день. Я не жалуюсь, платит он хорошо, но не нравится мне вся эта история. Я и так, и эдак думал, браться ли за такое мутное дело. Но решил пока что не ссориться с Наблюдателями.— Не надо ссориться. Ты делаешь свою работу, делай ее дальше. Конкретно в твоем задании мутного ничего нет?— В моем-то нет. Охраняем парня в реанимации и шифруемся от других его охранников... Кто он и почему такие предосторожности, мне не объяснили. Наблюдатели и сами его стерегут, но я бы сказал, что недостаточно надежно.— Знать бы еще, не от себя ли самих, — произнес Митос. — А вопросов не задавать ты решил правильно.Он помолчал, разглядывая набережную Сены, потом вздохнул: — Этот твой заказчик договаривался с тобой о связи? Или вы должны встретиться в конкретном месте?Ник покачал головой:— Он сказал, что найдет меня сам. На экстренный случай оставил вот это.Митос взял карточку, посмотрел на адрес электронной почты.— Да, проку от такой информации...— Нам хватит, — сказал Ник, вставая. — Ну, мне пора. Если с моим клиентом что-нибудь случится, мне голову скрутят... причем не фигурально.— Это условие заказчика? — изогнул бровь Митос.— Нет, он такого не говорил, — криво усмехнулся Ник. — Но очень уж он мрачен был при нашем последнем разговоре. А за Стражами не заржавеет, сам знаешь.Кивнув на прощание, он удалился. Митос, немного подумав, достал телефон. Набрал номер.— Кедвин? Знаешь, а я все-таки был прав — у Стражей неладно...* * *В комнате были только стол, стул и кресло у окна, перечеркнутого железной решеткой. Они что, и впрямь думают, что кто-то полезет в окно четвертого этажа, чтобы улететь?...Его водворили сюда без церемоний, хотя и не грубо. Обыскали, но взяли только оружие и телефон. Оставили в одиночестве.Назвать его состояние в этот момент растерянностью было бы слишком мягко. Все походило на жуткий сон, когда знакомые люди и вещи вдруг перестают быть самими собой, а знакомые и привычные дороги уводят неведомо куда. Знай он хотя бы приблизительно, когда и что сделал такое, что могли расценить как серьезное нарушение Устава, было бы проще.Он попробовал представить, как повел бы себя в такой ситуации его отец, но воображение иссякло на видении неподвижных тел и луж крови на полу холла первого этажа. Реакция на угрозу оружием у отца была автоматическая, а подсознательного страха убить или причинить вред не было вовсе...В бесплодных раздумьях Лафонтен провел около получаса, потом охранники вернулись и сопроводили его в зал заседаний.Трибунал уже собрался. Кресло Первого Трибуна было пусто; председательствовал Филипп Морен, от его грузной фигуры веяло усталостью и тревогой. Акира Йоши выглядел совершенно безразличным к происходящему — настолько, что это безразличие казалось искусственным. Сменных заседателей было всего пятеро. Достаточно для принятия решений, хотя для надежности в сложных случаях приглашали семерых. Среди заседателей не было ни Джозефа Доусона, ни Пауля Вайса — самых надежных союзников Верховного Координатора.Марио Беллини, много лет назад бывший его наставником в Академии и всегда — союзником и советчиком, казался совершенно расстроенным; Карл Брэдфорд заметно нервничал — ерзал в кресле и то и дело посматривал на часы. Суин Ло (единственная здесь женщина) выглядела бледной тенью самой себя, сидела не двигаясь и глядя в стол. По-деловому уверенным был разве что Диего Фернандес. Лао Ченг... Кто поймет, что скрывается за спокойствием Лао Ченга?Верховный прошел через зал к своему креслу за отдельно стоящим столом. Это не стул перед судейским столом, но ему было не по себе.Они не решились бы на такой демарш, не будь на то веских оснований. А он по-прежнему не знал, чего ожидать и к чему готовиться.— Я жду объяснений, господа. Что все это значит? — ровно спросил он, сев в свое кресло.— Мы сами хотели бы узнать, что все это значит, — произнес Морен. — Нам хотелось бы услышать ответы на несколько вопросов, прежде чем делать окончательные выводы…— Вы объявили о лишении меня полномочий и притащили сюда силой, не сделав окончательных выводов? Браво, господин Морен!Угрозы в этой фразе не распознал бы только глухой.Морен вздохнул, глядя на свои руки, потом поднял взгляд:— Прошу прощения. Я выразился не совсем удачно…— Совсем не удачно.— И тем не менее… Вам лучше воздержаться от резких высказываний. Когда вы узнаете, в чем дело, вы поймете, что…— Горю нетерпением узнать и понять. Итак?— Напомните нам, пожалуйста, — Морен надавил на последнее слово, — чем и как вы расплачивались с похитителями вашей дочери.— Я уже сделал заявление по этому поводу. Не буду повторяться.— Вам не показалось странным, что похитители так легко позволили себя провести? — подал голос Карл Брэдфорд. — Даже ребенку было понятно, что их обманут и подставят!— Это вопрос не ко мне, господин Брэдфорд, — отозвался Лафонтен. — Меня на тот момент меньше всего заботили тайные мотивы похитителей.— Это вполне объяснимо, — снова вступил Морен. — Сколько раз вы говорили с похитителями?— Два раза.— Вы уверены?— Господин Морен, я на провалы в памяти не жалуюсь. Записи переговоров есть в Службе безопасности.— Хорошо, — кивнул Второй Трибун. — Тогда следующий вопрос... — Никаких следующих вопросов, — перебил его Верховный. — Я не скажу больше ни слова, пока не услышу объяснений — что, черт побери, здесь происходит?!— Мы слышали достаточно, поэтому объяснения дать можно, — кивнул Морен. — Хотя вы якобы ничего не знаете об этих событиях...— Якобы?— Похитители разгадали ловушку с автоматическими запросами к Центральной Базе. И заменили шифр для отслеживания запросов на реально существующий действующий пароль одного из членов Ордена. В результате то время, которое нашим специалистам понадобилось на раскрытие их маневра, База была для них открыта. Подлинные данные нараспашку… И они воспользовались этими данными, чтобы организовать покушения на Денниса Гранта и на Криса Бэйкера!Лафонтен не сразу нашелся с ответом:— Да, но... Почему вы говорите все это мне? Выяснять, чей это был пароль, дело Службы безопасности.— Служба безопасности свое дело сделала, — кивнул Морен, выдержал паузу, потом произнес негромко и сухо: — Пароль был ваш, господин Верховный Координатор.Смысл этих слов дошел до Лафонтена только спустя секунду.— Прошу прощения... Что вы сказали?— То, что вы слышали.— По-вашему, я сам передал свой пароль к Центральной Базе этим... вымогателям? Вы в своем уме, господин Морен?!— Я очень хотел бы ошибиться. Но факты — вещь упрямая, господин Лафонтен.— Какие факты? Одно то, что похитители вели себя странно, еще не доказывает, что я был с ними в сговоре!— Похитители вели себя не просто странно, — привстал с места Брэдфорд, — а очень осторожно по отношению к вашей дочери. Это тоже не слишком типично.Лафонтен с трудом сдерживал гнев:— Продолжайте, господин Брэдфорд. Вы хотите сказать, что я сам организовал похищение собственной дочери? Да как вы смеете?!— Но...— Уймитесь, Карл, — перебил Брэдфорда Лао Ченг. — Заведите собственных детей, прежде чем строить догадки на такие темы. Сядьте и молчите, если не можете придумать ничего более убедительного.Брэдфорд с мрачным видом откинулся на спинку кресла. Лафонтен глянул на Ченга — вот уж от кого он ждал поддержки в последнюю очередь!— Предположение господина Брэдфорда оскорбительно, — ровно произнес Ченг. — Но то, что вы очень привязаны к своей семье, ни для кого не тайна. Не проще ли признать, что такое испытание оказалось выше ваших сил? Поверьте, попытки отрицать очевидное внушают куда меньше сочувствия.Вот и вся поддержка...— Господин Ченг. Во-первых. Я допускаю, что такое испытание могло оказаться выше моих сил. Могло, но не оказалось. Во-вторых. Если вы этого не заметили, то отрицать очевидное не в моих правилах.— О да, — протянул Ченг. — Однако ваше непризнание предъявленных вам обвинений означает, что по делу может быть начато повторное разбирательство. Насколько мне известны традиции вашей семьи, отступить от правил из соображений стратегической необходимости для вас вполне естественно.— Ваше знакомство с традициями нашей семьи поистине поразительно! Но поясните, из какой стратегической необходимости я стал бы делать глупость, которую мне здесь пытаются приписать?Судьи переглянулись.— И тем не менее, — заметил Морен, — кроме данных, предоставленных лично вами, есть другая информация. Например, то, что рассказали допрошенные спецгруппой наемники.— И что это за ценная информация? — без всякого энтузиазма спросил Лафонтен. Ничего хорошего он уже не ждал.— Во-первых, с похитителями вы разговаривали не два, а четыре раза. Во-вторых, в одном из незаписанных разговоров вы обсуждали упомянутую систему запросов к Базе.— Вы упомянули информацию, господин Морен. Незаписанный разговор ею не является.Морен глянул в сторону Фернандеса, и тот неторопливо поднялся с места.— Расследование этого инцидента поручили мне, поэтому доложу о результатах сам. Главаря похитителей живым взять не удалось. Но его сотовый телефон оказался разговорчивее хозяина. Список входящих и исходящих вызовов, SMS-переписка… — Он подошел и положил на стол перед Лафонтеном лист бумаги. Верховный достал и надел очки, придвинул к себе бумагу.— Я мог бы поверить, что звонки подделаны, — возвращаясь к своему месту, заметил Фернандес, — если бы не сообщение, которое было получено последним, сразу после второго незаписанного звонка. Надеюсь, эта комбинация символов вам знакома?Лафонтен почувствовал обращенные на него взгляды, наступившая в зале тишина была очень неприятной. Но все это враз померкло, едва он начал читать поданную Фернандесом бумагу.Два звонка и текстовое сообщение с паролем доступа к Центральной Базе. С его сотового телефона. Этого не могло быть, но это было. Он отложил бумагу, снял и спрятал в карман очки. Некоторое время сидел молча, глядя в стол перед собой. Потом поднял голову и обвел взглядом всех собравшихся за судейским столом.Не было в их лицах ни ненависти, ни торжества, ни злорадства. Боль была, неуверенность, разочарование... ?Они поверили в то, что я их предал. Что это из-за меня за ними охотятся таинственные убийцы. И я ничем не могу убедить их, что они ошибаются, страшно и жестоко?.— Решение уже принято? — спросил он негромко, задержав взгляд на Втором Трибуне.— Да, — отозвался Морен. — Я надеялся услышать что-нибудь действительно полезное, но...— Полезное для чего? Филипп, можно найти доказательства того, что было. Но ради всего святого, как я могу опровергнуть то, чего не было?! — То, чего не было, не оставляет следов и свидетелей, — устало проговорил Морен.— В моем телефоне нет копии этого сообщения и записей об исходящих звонках. Вам это ни о чем не говорит?— Эти записи есть у вашего сотового оператора. Мне жаль... мне действительно очень жаль. Вольно или невольно, вы виновны. Ваши действия в обход Службы безопасности привели к разглашению тайны Ордена и поставили под угрозу его существование. Вкупе с вашей попыткой скрыть свой промах — это покушение на целостность Ордена. Оснований для смягчения приговора нет. Единственная привилегия, которой вы можете воспользоваться...— Моя единственная привилегия в том, что я невиновен! — перебил его Лафонтен. — Я не собираюсь оговаривать себя ради пустой гордыни. Согласие с вашим вердиктом я не подпишу.— Как пожелаете, — пожал плечами Морен.Вольно или невольно.?Я никому не давал свой телефон и почти не спал в ту ночь. Тогда каким образом??Он откинулся на спинку кресла и, опершись локтем о подлокотник, прикрыл ладонью глаза. Такие вердикты не выносят кулуарно и на основании списка телефонных звонков. Текстовое сообщение тоже невеликая сложность подделать. И Морен не столь наивен, чтобы этого не понимать. Это значит, что есть что-то, кроме этой телефонной чепухи. И еще — что все, собравшиеся за судейским столом, либо враги, либо обманутые врагом марионетки. Война с призраками закончилась, и закончилась не его победой.?У пропустившего такой удар шанса взять реванш не будет...?Голос Морена вернул его к действительности.— Вы хотите что-нибудь передать своей семье?Он отнял от лица руку:— Даже не надейтесь, что я скажу, где моя семья.— Вы боитесь? — подал голос Брэдфорд. — Чего?— Мне бояться уже нечего, — усмехнулся Лафонтен. — Но мой сын обойдется без вашего внимания. — Можно подумать, что Отступники — мы, — нервно хмыкнул Брэдфорд.— Не беспокойтесь, господин Брэдфорд, вас никто ни в какие заговоры не потянет.Разве что используют втемную, добавил он мысленно. Вот как сейчас.Он снял и положил на стол перстень с символом Ордена. Потом медленно, с усилием поднялся с места. Выпрямился, еще раз окинул взглядом всех присутствующих. Кто из них солгал, а кто поверил лжи?— Я не в состоянии воспротивиться вашему решению, но одно это не делает его справедливым. И я все еще не могу понять, кого вы пытаетесь обмануть — меня или себя. Надеюсь, вы сами это понимаете.Возможно, ему показалось, но на лице Лао Ченга промелькнула тень удовлетворенной улыбки.* * *...Возвращение в комнату на четвертом этаже он помнил смутно. Один раз, ощутив неприятную слабость, приостановился на верхней ступени лестничного пролета, и его тут же подхватили под локти.— Пожалуйста, осторожнее.Он машинально оперся на подставленную руку, но почти сразу отстранился и пошел дальше, не глянув на неожиданного помощника.Оставшись один, Лафонтен посмотрел на красный огонек видеокамеры в углу под потолком. Чувствуя нарастающую усталость, он стащил с себя и бросил на спинку кресла пиджак, потом распустил узел галстука.В крошечной туалетной комнате долго стоял у раковины, держа руки под струей воды. Все это вздор! Его согласие с вердиктом Трибунала осталось неподписанным. Двери для повторного разбирательства открыты. Скоро вернутся Дана и Молери, да и среди Региональных Координаторов найдется, кому начать задавать вопросы. Будет настоящее расследование, все встанет на свои места…Только уже без него.Страх навалился липкой волной — до тошноты и дрожи в коленях.Некоторое время Лафонтен стоял у раковины, ухватившись за край. Понемногу муть перед глазами рассеялась; он глянул на свое отражение в маленьком зеркале, и страх окончательно усох, изгнанный холодной злостью. Раскис, как нервная барышня! Раньше надо было пугаться!Он умылся холодной водой, еще раз глянул на себя в зеркало. Вернулся в комнату. Нужно было отдохнуть, хотя бы немного. Раньше, чем через час, его вряд ли потревожат.Он развернул кресло к окну, насколько возможно было, чтобы скрыться от видеокамеры, и сел. Откинулся на спинку, закрыл глаза...* * *...— Нам много рассказывали об этом пункте Устава. Получается, что такое обвинение можно предъявить даже Высшим Стражам?— Не ?даже?. Именно Высшим Стражам его обычно и предъявляют.Арман де Лафонтен, девятнадцатилетний слушатель Парижской Академии Наблюдателей, сидел на стуле в гостиной, делился впечатлениями от сегодняшней лекции и увлеченно наблюдал за работой отца, который разбирал и чистил свой пистолет. Столь, казалось бы, грязную работу старший Лафонтен никогда и никому не поручал, и Арман этому давно не удивлялся. Прислуге можно доверить гардероб, от которого зависит мнение света, но не оружие, от которого зависит жизнь — эту заповедь он усвоил очень рано. Высказать впечатления от лекции было очень здорово, ибо кому, как не шефу Службы безопасности Ордена, знать все о возможных нарушениях Устава и вытекающих из этого последствиях?..— Да, нам приводили примеры. Знаешь, а мне казалось, что Гроссмейстер — фигура неприкосновенная.— Неприкосновенность есть синоним безнаказанности, а этой привилегией в Ордене не обладает никто. Но с другой стороны, обвинение в покушении на единство и целостность Ордена даже при наличии неоспоримых доказательств требует полного единогласия судей. Если такое единодушие всех Трибунов обращается против Гроссмейстера, это означает в первую очередь, что он сам упустил что-то очень серьезное в своей позиции. Отношения между высшими руководителями Ордена — игра посложнее шахмат. У пропустившего такой удар шанса взять реванш не будет.— Но почему?— Потому что приговоры Высшим Стражам выносятся и приводятся в исполнение очень быстро. Тем быстрее, чем более серьезной признается сила, стоящая за осужденным лидером. Нынешнему Гроссмейстеру Альфреду Берку, например, сумей кто-то обвинить его в покушении на целостность Ордена, приговор пришлось бы выслушивать уже под дулом пистолета.Арман наморщил лоб:— Но это неправильно. Человека можно просто подставить, можно неверно истолковать факты.— Разумеется, — глянув на него, кивнул отец. — Но эти правила установлены давно и не нами. Мало быть правым, нужно еще иметь силу, чтобы отстаивать свою правоту. Если лидер позволил подвести себя под убийственное обвинение, значит, он слишком слаб для своего звания.— Даже если побеждает неправый?— Даже в этом случае на первом месте стоит сохранение единства организации. Любой раскол в руководстве Ордена — катастрофа. А недостойному на вершине не удержаться долго.— Все равно не понимаю, — качнул головой Арман. — А если окажется, что судьи ошиблись?— Возможно и такое. Если признанные бесспорными доказательства все-таки будут опровергнуты новым расследованием, совершившие ошибку судьи сами будут отвечать по тем же законам.— Но жертве такой ошибки будет все равно, разве нет? Это несправедливо!Отец поставил собранный пистолет на предохранитель, коротко вздохнул и поднял на Армана серьезный взгляд:— Сын, законы справедливости и законы выживания записаны в разных кодексах. Вспоминай об этом почаще, особенно прежде чем взывать к правосудию.Он снова отвернулся, потянувшись за лежавшей на краю стола тряпкой, и, вытирая руки, заметил: — Ты хорошо стреляешь, однако носить оружие не хочешь. Почему?— Я хорошо стреляю по мишеням, — тихо отозвался Арман. — Не знаю, смогу ли выстрелить в человека.Ответ отца застал его врасплох.— Если придется — сможешь. А если не придется... Значит, ты будешь счастливее, чем я.* * *...Он вздрогнул и очнулся, не сразу поняв, что его потревожило. Стук открывшейся и закрывшейся двери.Что, уже?Нет, это парень-охранник принес и тихонько поставил на стол накрытый салфеткой поднос. Надо же, вспомнили!— Здесь нет микрофонов, только видеокамера.Лафонтен узнал голос охранника, поддержавшего его на лестнице. Тот продолжил:— Я не знаю, что происходит, но это неправильно... Вы можете кого-нибудь позвать на помощь? Может, кому-то нужно сообщить?В своем теперешнем состоянии он даже предложение устроить побег воспринял бы как очередную ловушку, но парень говорил искренне.Судьи, только что осудившие его за чужие преступления, тоже искренне верили, что правы. Вернее, кто-то из них на самом деле верил, а кто-то умело эту веру укреплял.— Никому и ничего, — произнес Лафонтен, не поворачивая головы и не давая наблюдающим заметить разговор. — Расскажите, что знаете, своему шефу... когда он вернется.Охранник кивнул и молча вышел.Лафонтен поднялся с кресла и пересел к столу. Голода он не чувствовал, но поесть было нужно, хотя бы чтобы перестала кружиться голова. Покончив с едой, вернулся в кресло. Снова прикрыл глаза. Дверь стукнула, и появился тот же охранник, но на этот раз промолчал — видимо, сочтя своего подопечного спящим. Что ж, хорошо. Пусть видят его уставшим и неспособным на борьбу.?Если придется — сможешь...?Не зря, наверно, пришло к нему воспоминание о том давнем разговоре. Его отцу тогда лет было почти столько же, сколько ему сейчас.Но против отца лепить фальшивые обвинения никому бы в голову не пришло, а за угрозы ему и его семье даже Высшие Стражи расплачивались жизнью и карьерой.Арсен оказался прав — ?фабрика слухов? была только прелюдией.Война с призраками… Хотя нет, уже не с призраками.А ведь мальчишка-охранник говорил дело. Нужно только суметь выйти отсюда. Там, за этими стенами, все: надежные укрытия, преданные союзники, деньги... Но как выйти?Подписать согласие с вердиктом и отказаться от палача? Что это даст? Пистолет с одним патроном в келье с зарешеченными окнами. Пустышка, деваться отсюда все равно некуда. А вот по сценарию ?Согласие не подписано? отсюда его наверняка выведут — в этой комнатке мало места для всех, кому следует присутствовать... А куда выведут? Из здания не выпустят точно — не порос плесенью еще печальный опыт. Он ведь не Шапиро, ему есть куда бежать. Выберут один из верхних залов. А там решеток на окнах может и не быть. И права на последнее желание его лишить не осмелятся.Жаннет не ошибалась, когда просила его уехать с ними, полагая, что опасность исходит от его работы...?— Пап, Арсен показал мне пару классных приемов, я один уже опробовала.— Удачно, надеюсь? А что за приемы?— Ну, вот, смотри, если меня хватают вот так, то я... Ой! Как это у тебя получилось?!— Спроси у Арсена, как дед ему предложил показать, чему он научился, и что из этого вышло.— Хи-хи. Представляю.— Ну вот, а мне ваш дедушка приходится папой. Он никогда не спрашивал, хочу я изучать все эти премудрости или не хочу. Идем, я тебе покажу контрприем на твой фокус...?Он мысленно одернул себя. Не время предаваться воспоминаниям, нужно решить, что делать дальше. Минута слабости миновала, одна мысль о том, чтобы просто сдаться, ему претила. Этого от него точно не дождутся!Он встал, аккуратно перевязал галстук, надел пиджак и поправил манжеты. Причесался, глядя в карманное зеркальце. Можно было уйти в туалетную комнату, но черт с ними, пусть смотрят!Спрятал зеркало и расческу, сел на стул, облокотясь на край стола и подперев рукой голову. И стал смотреть в окно.Спустя не более четверти часа за дверью раздались шум шагов и голоса. Лафонтен их слышал, но не двинулся с места.Начинался обратный отсчет.* * *Судьи ждали его в просторном зале здесь же, на четвертом этаже. Вполне логичный выбор, тоскливо усмехнулся про себя Лафонтен. Здесь мраморные полы.И нет решеток на окнах.Нет. Решеток. Окна выходили на запад, за ними сейчас был прекрасный вид на кромку леса и закатное солнце.Его встретили молчанием, таким, что можно было подумать, будто в зале никого нет. Он подошел к окну и остановился там, спиной к залу. Как будто любуясь закатом. При этом успел рассмотреть, что открыть окно не составит труда, но ближайшая пожарная лестница — дальше, чем можно дотянуться с узенького карниза. Арсена бы это не остановило, но ему-то уже не двадцать лет, да и трюками в духе Брюса Ли он никогда не увлекался.Спрыгнуть с такой высоты — не выжить. Значит?Мраморный пол отмыть от крови будет несложно.Ему стало пусто и холодно.Позади него Филипп Морен осторожно прочистил горло:— Господин Лафонтен.— Не беспокойтесь, господа, я помню, зачем мы здесь собрались. Вы уже решили, кто из вас сегодня сыграет роль палача?— Э-э, да, — с запинкой отозвался Морен. — Но...— Отлично. Он пусть остается. Остальные могут убираться.Морен поперхнулся своим вопросом. Лафонтен отступил от окна на несколько шагов и повернулся. Физиономиям большинства присутствующих не хватало фотографа — чтобы увековечить степень изумления. — Вы чего-то не поняли, господа? Или вы решили отнять у меня право на последнее желание?Фернандес, хмыкнув себе под нос, что-то тихонько сказал Морену и первым повернулся к двери. Морен кивнул:— Хорошо. Будь по-вашему.— Господин Беллини, — возвысил голос Лафонтен, отыскав взглядом своего бывшего наставника.Беспомощность обозначилась во взгляде старика, но у Лафонтена не было охоты его жалеть. — У меня к вам личная просьба. Присмотрите, пожалуйста, чтобы эта чертова камера была выключена. Вы получите труп, смерть сможете зафиксировать и без видеозаписи.Беллини кивнул и торопливо засеменил к выходу. Лафонтен про себя удовлетворенно улыбнулся. Камера будет выключена.Двое охранников защелкнули на его запястьях наручники, потом закрыли двери и встали по сторонам угрюмыми стражами. В зале не осталось никого — кроме Лао Ченга.— Боюсь, остаться по-настоящему наедине нам не придется.— Этого следовало ожидать. Хотя не думал, что ваша неприязнь к нашей семье простирается так далеко.Так. Теперь время. Нужно только немного времени — для того, чтобы открыть за спиной наручники. Они думали, что такая мелочь его остановит!— Не надо преувеличивать, — пожал плечами Ченг, проверяя пистолет. — До вас мне, в общем, дела нет. Но вы очень похожи на своего отца.— Вы маньяк, — фыркнул Лафонтен.?Ну же, скажи еще что-нибудь!?— Это ваше мнение, — сказал сказал Ченг и резким тоном приказал: — На колени!— Перебьетесь, — бросил Лафонтен.Ченг кивнул охранникам. Они приблизились, пряча оружие; один убрал свой пистолет в кобуру, а другой — просто сунул за пояс брюк. Один лишь поравнялся с Ченгом, когда второй, с пистолетом за поясом, уже был на шаг от Лафонтена.Он не любил и очень редко носил оружие. Его не привыкли принимать всерьез.Стальной браслет разомкнулся. Удар локтем в ребра — со всей силой скрученного отчаяния — и пойманный врасплох охранник согнулся, потеряв дыхание. Второй удар, разворот, бросок — и оглушенный охранник отлетел к Ченгу.Лафонтен вскинул выхваченный в короткой драке пистолет и застыл, не успев нажать на спуск.Ченг замер где стоял, с пистолетом, поднятым не для стрельбы, а для удара. На полу неподвижно лежали оба охранника.Оба. — Вам не стоит устраивать здесь стрельбу, господин Лафонтен. И не стоит оставлять свои отпечатки на чужом оружии.