4. (1/1)

Рис не знал, что поразило его больше: то, что у Джека была квартира на одном из верхних этажей многоэтажки в центре мегаполиса, или то, как эта квартира была обставлена. В представлении Риса все апартаменты в таких местах должны были представлять собой роскошные хоромы, набитые дорогущей мебелью. Из дорогущего здесь было две вещи: компьютер и кресло за компьютерным столом. Во всем остальном берлога Джека напоминала скорее комнату в студенческом общежитии: разбросанная мятая одежда, ободранный кожаный диван, застиранное желтое постельное белье на одноместной кровати, набитая полуфабрикатами морозилка, валяющиеся тут и там книги и куча картонных коробок с неизвестным содержимым. Из общего ряда потрепанности и обшарпанности выбивались только громадные окна и просторный балкон, откуда открывался вид на весь город.— Нравится? — спросил Джек, когда Рис вышел туда в первый вечер и замер, пораженный скоплением разрывающих темноту городских огней у них под ногами. — Это хорошо, потому что второй спальни у меня нет.— У тебя есть гостиная, — на автомате заметил Рис, все ещё не отрывая взгляда от пестрого света внизу.— Да, и там стоит диван, который двести раз обоссала псина моей бывшей. Редкостная сука была. Собака, не бывшая. Но если ты предпочитаешь воняющую собачьей мочей развалину прекрасному и удобному шезлонгу на лучшем балконе города, то кто я такой, чтобы тебя отговаривать, правда?Как всегда, Рис не смог определить, всерьез ли Джек предлагает ему жить на балконе, и — как всегда — предпочел не задумываться. Вместо этого они вернулись внутрь и устроились прямо на раскритикованном Джеком диване. Тот сгустил краски: если когда-то этот диван и играл роль собачьего лотка, время стерло все запахи. А вот следы собачьих зубов на подлокотниках остались.— Никогда бы не подумал, что ты можешь держать домашнее животное, — признался Рис.— Намекаешь, что я безответственный? — Джек рассмеялся. — Не отпирайся, это правда. Но собака-то была не моя, а бывшей.Рис пожал плечами. Он не видел большой разницы: если живешь с человеком, у которого есть питомец, разве это не делает его автоматически и твоим тоже?— И... где она теперь?— Умерла.— Ох.Джек помрачнел. Наверное, не стоило об этом спрашивать: почти все хозяева тяжело переживали смерть любимцев. Даже если Джек не считал эту собаку своей...— К счастью, к тому времени собаку уже пришлось усыпить, иначе она отправилась бы на улицу. Не люблю собак, то ли дело кошки."Чего?"Рис не сразу понял, что Джек имеет в виду, а когда понял, решил, что одного оха тут явно было мало. Если, конечно, Джек говорил правду, а не как обычно, но что-то темное в его взгляде заставляло поверить. Так не сыграешь.Как выяснилось позже, во всяком случае то, что у Джека вообще была бывшая, оказалась правдой: Рис наткнулся на фотографию, которой была заложена страница в одной из книг. Судя по дате на обратной стороне фотокарточки, она была почти десятилетней давности, но, хотя Джек и выглядел на ней моложе, шрам и искусственный глаз уже стали частью его внешности. За десять лет люди обычно сильно менялись, и Рис бы не удивился, окажись Джек-с-фотографии счастливой и беззаботной версией себя нынешнего, но ничего подобного: да, Джек улыбался и был очевидно доволен тем, как девушка в шляпе вольготно устроила локоть у него на плече, но залегшие под глазами тени и кривизна улыбки — старые знакомые Риса — пережили вместе с Джеком этот десятилетний путь.— Сколько тебе лет? — спросил Рис однажды, больше со скуки, чем из любопытства. Он сидел на ковре в комнате, которую Джек пафосно называл своим рабочим кабинетом, и в которой не было ничего кроме компьютера и книжного шкафа, и раз за разом проверял электронную почту в надежде, что ему, наконец, поступит какое-нибудь предложение о работе. Пока на этом фронте благих вестей не было, и каждое утро Рису приходилось бороться с мрачными мыслями о том, что, возможно, он всё-таки переоценил себя.— Столько же, сколько тебе, детка, — отозвался Джек тем самым тоном с хрипцой, который использовал, когда пытался подцепить кого-нибудь в баре. Рис фыркнул.— Мне двадцать семь, — Рис скорее поверил бы в то, что Джек наркобарон, чем в то, что ему меньше тридцати.— Очень рад, что ты достигла возраста согласия, принцесса, я прямо успокоился, — Джек на секунду оторвал взгляд от монитора, чтобы подмигнуть ему, и снова вернулся к своим делам. — А теперь будь хорошей девочкой и разогрей папочке лазанью. Она в холодильнике.На этом разговор закончился.Не считая той единственной, что была в книге, с фотографиями в квартире Джека было туго. Обычно где-нибудь да выставляются семейные портреты, результаты походов с друзьями по фотоавтоматам или, на худой конец, запечатленные на бумаге, худшие моменты школьного выпускного бала, где ты блюешь на рубашку своего лучшего друга. Конечно, может быть, все доказательства былых успехов Джека в социальной жизни скрывались в одной из сотни коробок, о которые Рис регулярно запинался, но пока складывалось ощущение, что у Джека вообще не было друзей.Впрочем, ещё одну фотографию Рис всё-таки видел, правда, только с обратной стороны фоторамки: как-то раз он зашёл к Джеку, когда тот разглядывал эту неизвестную фотографию, но она отправилась обратно в ящик стола так быстро, что Рис не успел полюбопытствовать, что там изображено. Ящики в столе Джека закрылись на ключ, поэтому даже при желании приоткрыть завесу тайны Рис не мог, но и без этого препятствия вряд ли бы рискнул — из всей квартиры по-настоящему своей территорией Джек считал только кабинет и на любые попытки вторжения туда без спроса реагировал болезненно. В самом начале их сожительства Рис, которому до смерти надоел противный скрип дивана, сказал, что мог бы спать в кабинете, надо только купить матрац, на что Джек возразил, что нет, не может, потому что Джек сам там спит (что объясняло, зачем он выбрал такое роскошное кресло), и Рис, скорее уж, может спать в его постели. Рис сказал, что это даже звучит странно. Джек не согласился, но настаивать не стал.Когда подходил к концу первый месяц их совместного проживания, Рис, наконец, получил свое первое предложение сняться в рекламе. Оглядываясь назад, Рис приходил к выводу, что именно тогда все и покатилось к черту.