Глава N (1/1)

Февраль, 1868Туман висел над черными водами Темзы, топя в своей сероватой дымке едва ли не половину столицы. Люди, шедшие по своим делам, исчезали на полпути с мостовой, растворяясь в воздухе посреди дня, словно призраки. Звуки и запахи были приглушенными сыростью и влагой, которая проникала в каждую щель, пробовала на прочность дома, принося за собой жизнь лишь мху и плесени. Они же, в свою очередь, расползались по Лондону, словно чумная зараза, запуская щупальца в тела людей, вызывая вирусы, инфекции и призывая смерть устами страждущих.Серый, почти что сумрачный город-призрак. Так впервые подумал Хенрик фон Тиссен, когда прибыл в Англию почти три месяца назад. И ему показалось, что Лондон был весьма подходящим для того, чтобы спрятаться. Ведь в какой-то степени, сам Хенрик тоже был привидением.Он тихо вздохнул и перехватил свой портфель поудобнее, уверенно шагая по мостовой вдоль реки. Работа в редакции одной низкопробной бульварной газетки, которую он нашел два месяца назад, была, конечно, не верхом его мечтаний, но приходилось терпеть и принимать все как данность. После экстремального бегства из Египта, ему с Маду едва удалось унести ноги с ?Изабеллы??— рабовладельческого судна, на которое они тайно прошмыгнули в Испании. И теперь, когда все немного утряслось, Хенрик пытался заново привыкнуть к своей жизни. Ну, или частично своей. Однако получалось это у него из рук вон плохо.Хенрик медленно, но верно превращался в законченного параноика, но ничего не мог с собой поделать. Он не сразу понял, что именно нашел в тайнике древнего храма, но ему хватило ума догадаться, что из-за этого артефакта он вполне мог лишиться головы. Одно то, что треугольник постоянно пульсировал зеленоватым светом, было ненормально, а уж то, что кроме него, как оказалось, никто этого не видел, было и подавно нехорошим знаком. Он все еще не совсем понимал суть рисунка на тряпице, но догадывался, что обе вещи каким-то образом взаимосвязаны. Выяснить эту связь мешало отсутствие доступа к информации, ведь книги, которые могли бы ему понадобиться для расшифровки знаков, стоило недешево, да и Хенрик не хотел пока привлекать к себе лишнего внимания. С тех пор как прибыл в Англию, он принялся выдавать себя за Генри Эскандриана: в меру умного и не слишком разговорчивого джентльмена, который предпочитает обществу людей работу. С необходимыми документами возни было довольно много. Хенрику пришлось продать фамильные часы, передававшиеся в роду фон Тиссен из поколения в поколение. Он сильно жалел об этой утрате?— единственной частичке, которая связывала его с домом?— но деваться было некуда. Ему и Маду требовались новые имена и новые жизни, а это то, что даром не достанешь. После того, как эта проблема была улажена, Хенрик нашел им небольшую квартирку в районе Ист-Энда, где ютились бродяги со всех уголков земли, когда-то прибывшие в Англию за тем, чтобы попытать счастья. С каждым годом расширяющийся мегаполис манил мечтами о хорошей жизни, обещал работу и стабильность, в то время как на практике все оказывалось далеко не настолько радужным. Не привыкший к подобным условиям Хенрик, первое время сильно хандрил и несколько раз в отчаянии порывался вернуться обратно домой, но всякий раз останавливался, когда понимал, что это будет безрассудно. Его могут обвинить в непредумышленном убийстве, краже древности и невесть в чем еще, если он рискнет заявиться в Германию после всего, что случилось во время экспедиции. Смирившись с неизбежным, Хенрик сначала отвлекал себя тем, что учил Маду английскому. Через несколько недель до него дошло окончательно, что так больше продолжаться не может, и он стал подыскивать себе работу. Закончилось это тем, что теперь он был одним из журналистов и редакторов по совместительству в маленькой редакции, располагавшейся на южном берегу Темзы. Древняя реликвия же, была надежно спрятана, и Хенрик старался о ней не вспоминать, запретив говорить о ее существовании и Маду. Сейчас он как никогда понимал, что араб был прав насчет того, что от нее были только одни беды.Немец машинально провел рукой по слегка отросшим медно-рыжим волосам, и в который раз попытался выбросить из головы все свои страхи. Получалось с трудом. Он чувствовал, что напряжение копилось в нем месяцами, и не представлял, как будет и дальше жить с этим. Отчаянно хотелось поделиться своей непростой ношей хоть с кем-то, но сделать это?— значило поставить под угрозу еще одну жизнь. Нет, Хенрик пока что был слишком благоразумен для таких шагов.—?Уже третье опоздание, Генри,?— сухо произнес главный редактор, когда Хенрик, слегка запыхавшись, ввалился в мелкую конторку, которая гордо именовала себя редакцией. Начальник стоял у края стеллажа с книгами, лениво прислонившись к косяку, и курил трубку. Слегка помятый и потрепанный на вид, мистер Эдвард Лестер однако, был человеком весьма проницательным, что часто оказывалось Хенрику далеко не на руку. Он еще в жизни не видел, чтобы кто-то мог так хорошо разбираться в людях, как это умел его шеф.—?Прошу прощения,?— пробормотал немец, кое-как протиснувшись мимо начальника к своему крохотному рабочему месту, попутно чувствуя, что кровь прилила к щекам. Краем глаза он заметил, как сидящая напротив Дженни Митчелл приветливо ему улыбнулась. Это немного приободрило Хенрика и он, по-прежнему избегая смотреть на главреда, принялся доставать бумаги из портфеля.Эдвард, тем временем, с задумчивым взглядом обошел стол опоздавшего по кругу, и по-прежнему не сводил с подчиненного пристального взгляда. Немец прекрасно понимал, из-за чего все это внимание, но старался не подавать виду. Тщательно следивший за своими словами и поведением, фон Тиссен знал, что ему могло стоить жизни одно неосторожно брошенное слово. Ведь никогда нельзя было знать наверняка, кто друг, а кто враг. Особенно здесь, в Англии, где у него кроме Маду никого не было.—?Не будь вы столь хороши, Генри, я бы вас уже давно уволил,?— выпустив в воздух облачко дыма, Лестер замер между столами, по-прежнему внимательно изучая подчиненного, будто тот был занимательной головоломкой, которую сильно хотелось разгадать. —?Но это не значит, что вы можете и дальше проявлять неуважение ко мне и всем, кто здесь работает.Хенрик бесшумно выдохнул, и поднял взгляд на Эдварда. Тот, приподняв бровь в немом вопросе, ожидал определенного ответа. Как бы ни хотелось фон Тиссену съязвить, что эта работа не самая лучшая на свете, но она была ему необходима. Со своими знаниями он вполне бы мог найти что-нибудь получше, но пока на нем висела ответственность в виде Ока и жизни молодого араба, он просто не мог рисковать. Поэтому приходилось терпеть и играть выбранную роль до конца, если он хотел прожить хоть какое-то подобие нормальной жизни.—?Обещаю, мистер Лестер, подобного больше не повторится.Эдвард медленно закивал, после чего вынул трубку и указал ею в сторону Хенрика.—?Для вашего же блага, Генри.Фон Тиссен поджал губы и потупил взгляд, сжав грубую кожу портфеля несколько сильнее, чем требовалось. Не совсем на это он рассчитывал, когда начинал учебу в университете. Узнали бы однокурсники, чем он сейчас занимался, подняли бы на смех. Однако, скорее всего, все они считали, что он сейчас похоронен в египетских песках и время от времени Хенрик думал о том, что лучше бы все так и случилось. По крайней мере, тогда ему не пришлось бы тащить на себе весь этот груз.—?Не обращай внимания,?— вполголоса произнесла Дженни, когда Лестер скрылся из виду, закрывшись в своем тесном квадратном кабинете. —?Ему просто нравится тебя отчитывать.Хенрик слабо улыбнулся. Закрыл портфель и, засунув его в нишу под столом, уселся на свое рабочее место, предпочитая никак не комментировать произошедшее.—?Правда, не могу понять, почему ты до сих пор не ушел,?— продолжала задумчиво говорить девушка, и Хенрик мимолетом взглянул на нее. В целом, Дженни ему нравилась. Она была целеустремленной, честной и часто говорила о том, что однажды откроет свою собственную газету. Это была ее заветная мечта, и фон Тиссен искренне желал ей добиться желаемого. В мире, где всем заправляли мужчины, это было очень непросто, но почему-то Хенрик считал, что упорство Дженни однажды принесет плоды. Хотел бы и он иногда обладать такой же непоколебимой уверенностью относительно своего жизненного пути.—?Ты мог бы найти себе работу в более достойном месте, чем этот… —?она быстро огляделась по сторонам и заговорщицки произнесла одними губами:?— клоповник.На этот раз губы Хенрика сами собой растянулись в усмешке.—?Мне нравится здесь,?— пожал плечами фон Тиссен, пусть это было и не совсем правдой. Дженни скептически приподняла брови, явно не веря этому заявлению, но ничего комментировать не стала. В этот момент входная дверь с грохотом открылась, и внутрь влетел практически с ног до головы мокрый Сэм Холланд?— еще один сотрудник редакции. Он тяжело дышал и вместо приветствия помахал им какой-то бумагой в воздухе.—?В Лондон на днях заглянет бродячий цирк,?— на одном выдохе произнес он, и, подобно шефу до этого, устало прислонился к стеллажу с книгами. —?Если поторопимся, успеем написать об этом раньше ?Таймс?.—?Неплохо! —?Дженни неожиданно резво вскочила со своего места и бросилась к товарищу. Выхватив у него из рук листок, она быстро пробежала его глазами. —?С ума сойти. Где ты это взял?Сэм усмехнулся, блеснув зубами.—?Скажем так, одна птичка напела… И эта самая птичка сказала, что там будет на что посмотреть,?— Сэм ловко выхватил из рук Дженни листок, и, сняв попутно мокрую шляпу, повесил на крючок. Растрепал темные волосы и подмигнул товарищам. —?Надеюсь, писать об этом буду я.—?Это мы еще посмотрим,?— с вызовом бросила Дженни, скрестив руки на груди. Сэм в ответ скорчил ей рожицу, после чего в несколько шагов достиг кабинета главреда. Постучав и через мгновение получив разрешение войти, Сэм торопливо исчез из виду, оставив коллег наедине.—?Видимо, Сэм в этом городе не только каждую собаку знает, но и птицу! —?проворчала Дженни. Ее платье тихо зашуршало, когда она присела на краешек стола Хенрика, который в тот момент был слишком поглощен мыслями о своем туманном будущем, чтобы обратить внимание на тон девушки. —?Хотелось бы и мне так. Но я ведь женщина, поэтому у меня не так уж и много информаторов… Я даже свои собственные статьи пишу под мужским именем. И где справедливость?—?Ты слишком критично к этому относишься,?— заметил Хенрик, вернув все свое внимание заметкам и поправкам в собственной небольшой работе, касающейся нашествия мышей в Девоншире. Поглядев на все это, он на мгновение прикрыл глаза, по-прежнему не понимая, что все еще делает здесь, в этой газете, в этом городе, этой стране. Фон Тиссен всегда чувствовал, что должен был заниматься чем-то действительно важным. И когда он каким-то неведомым все еще образом нашел артефакт в тайнике, он подумал, что это и есть то самое важное, что он должен был сделать, однако… Интуиция подсказывала Хенрику держаться подальше от этого предмета, но где-то в глубине души ему все еще было чертовски интересно, что же именно он нашел.Дженни, тем временем, показательно сердито отлепилась от стола и стремительно направилась к своему рабочему месту, негромко стуча каблуками.—?Ничего не ?критично?! Просто мои права ущемляются и все потому, что я женщина. Уж извини, если я вижу в этом одну из глобальных проблем этого столетия!..Хенрик покачал головой. Началось.Дженни была молода, полна сил, энтузиазма и верила, что однажды сумеет изменить мир, если ей дадут шанс. Она немного напоминала Хенрику его самого, когда он отплывал в Египет почти два года назад. Хотелось бы ему, чтобы ей действительно выпала возможность что-то изменить. Дженни заслуживала быть услышанной.Когда девушка немного успокоилась, они поболтали об ужасной погоде, которая свалилась на Лондон в последние дни, о возросших ценах на жилье, и еще всякой мелочи, ожидая появления шефа, который должен был распределить им работу на сегодня. Хенрик мечтал побыстрее покончить с этим бредом о мышах и заняться чем-то более интересным.—?Что-то они там долго,?— заметила Дженни между делом, и фон Тиссен задумчиво кивнул, тоже взглянув на закрытую дверь. Одно из негласных правил Лестера было о том, что тот, кто находит стоящую историю?— о ней же и пишет. Иногда, конечно, если материала было много, Эдвард мог разделить работу на двоих, но Хенрик, если ему выпадал случай работать с кем-нибудь из коллег, всегда настаивал на том, чтобы его имя не упоминалось в печати. Никто из товарищей, разумеется, не понимал почему, и они в первое время довольно много шутили по этому поводу, пытаясь выяснить причину подобной скромности. Однако время шло, Хенрик продолжал упорно молчать, и они бросили эту затею. Хотя время от времени фон Тиссен ловил на себе любопытные взгляды Сэма и не менее многозначительные взгляды Лестера, который работал в журналистике тридцать лет и был невероятно проницательным, когда хотел.Когда дверь кабинета главреда открылась, Дженни и Хенрик синхронно подняли головы. Первым вышел Сэм, и он был определенно чем-то слегка раздосадован. Эдвард Лестер шел следом с нечитаемым выражением лица, и во рту у него была неизменная трубка.—?Генри, поможешь Сэмюелю,?— без предисловий сказал он, и кивнул в сторону скисшего Холланда. Сердце Хенрика на секунду пропустило удар, а лицо бросило в жар. К счастью, Лестер перевел внимание на слегка потухшую Дженни. —?Мисс Митчелл, у тебя все как обычно.—?Вот так всегда,?— шумно вздохнула она, после чего взглянула на Сэма, затем на Хенрика и обратно. —?Все веселье вам.—?Ну, не скажи,?— Сэмюель кисло улыбнулся.Лестер, пыхнув несколько раз, вернулся в свой кабинет, напоследок напомнив о сроках. Сэм же, довольно громко простонав, плюхнулся за соседний с Хенриком стол. Заметив, что фон Тиссен смотрит на него, англичанин пожал плечами.—?Что? Без обид, Генри, но я хотел писать об этом сам. Знаю,?— прежде чем немец успел вставить хоть слово, Холланд предупреждающе вскинул руку,?— твоего имени не будет в печати, но, тем не менее, это удар по моему профессиональному самолюбию и я намерен пережить его, сохранив при этом последние остатки достоинства. Благодарю.Дженни закатила глаза и, подперев голову рукой, со страдальческим лицом уткнулась в свои материалы. Хенрик, после недолгих раздумий, тоже вернулся к своим мышам. Мысли о будущем, работе, артефакте и смысле собственной жизни, теснили одна другую, не давая сосредоточиться. Возможно, ему действительно пойдет на пользу немного веселья.Ведь он ни разу за свои неполные двадцать пять лет не был в цирке.***—?Скажу сразу, я был не в восторге от того, что ты будешь помогать, но, признаться честно, ты меня изрядно удивил.Хенрик улыбнулся краешком губ. Они с Сэмом сидели в пабе, окруженные толпой рабочих с фабрики, только что отработавших дневную смену. Дженни, пожелавшая составить им компанию, весь вечер только и делала, что воротила носом от неуклюжих комплиментов, которыми засыпали ее мужчины.—?Меня тоже,?— добавила она, аккуратно отодвинув от себя почти нетронутую кружку с пивом. —?Я все еще не понимаю, почему ты так упорно отказываешься от своего имени в совместных статьях? Глядишь бы, кто-нибудь из гигантов, вроде ?Таймс?, обратил бы на тебя внимание.Сэм тоже приподнял бровь в немом вопросе. Хенрик смотрел на них обоих какое-то время, после чего вздохнул.—?Меня устраивает мое положение. Да и, к тому же, Сэм проделал почти всю работу. Узнал о том, что приедет цирк, собрал о нем предварительно всю необходимую информацию, даже каким-то образом выяснил имена всех его артистов!..—?Мое самолюбие в дополнительных комплиментах не нуждается, спасибо. Я и без того знаю, что хорош,?— усмехнулся Холланд и сделал знак бармену добавить каждому по еще одной кружке. Заметив это, Дженни со страдающим видом сделала несколько глотков, наверняка уже жалея, что согласилась пойти с ними. —?Зачем принижаешь собственные заслуги? Может, я все это и нашел, но без твоих поразительных навыков перевода, я бы и к вечеру не разобрался в том, где имя человека, а где?— очередное заковыристое ругательство рецензента. Не знаю, Генри,?— Холланд слегка прищурился. —?Иногда у меня возникает такое чувство, будто ты скрываешь какую-то смертельно опасную тайну.Хенрик показательно хмыкнул, внутренне напрягаясь. Ему принесла громадное удовлетворение работа с материалами, которые достал Холланд. Приятно было вновь почувствовать себя лингвистом, используя навыки, которые он нарабатывал годами. Пусть это были лишь иностранные рецензии, критические комментарии и отзывы, но все лучше, чем ничего. Наверняка у Холланда именно поэтому таки закрались какие-то подозрения, но до теперешнего времени вслух он ничего не говорил.—?Понятия не имею, о чем ты.—?Нет-нет, Сэм прав,?— вклинилась Дженни, подавшись вперед. —?Ты работаешь с нами уже два месяца, а мы о тебе так толком ничего и не знаем.—?Дело говоришь, мисс Митчелл,?— поддакнул Холланд, потянувшись за новой кружкой.Дженни невозмутимо пожала плечами. Очевидно, небольшой градус алкоголя в пиве уже сделал свое дело. Сэм также вопросительно приподнял брови. Хенрик смотрел на них какое-то время, обдумывая свои дальнейшие слова. Лучшей ложью была та, в которой было хоть немного правды.—?Меня вырастила мать, отец умер, когда мне было два. Мечтал стать археологом, но не сложилось. Знаю поверхностно несколько языков. В Лондоне снимаю квартиру с другом, поскольку одному мне не потянуть жилье. Вот и все, пожалуй.Сэм и Дженни переглянулись.—?Это самый лаконичный рассказ о себе, который я когда-либо слышала,?— вынесла вердикт девушка. Сэм задумчиво кивнул, соглашаясь со сказанным. Хенрик был бы и рад рассказать больше, но не хотел их впутывать. Сейчас, здесь, они были очень похожи на лучших друзей, которые знали друг друга всю жизнь, но эту идиллию было очень легко разрушить. На нем тяжким грузом висела смерть двух арабов, похороненных под завалами храма Гора, пусть он и говорил себе, что лишь косвенно виноват в их смерти. Много чего из того происшествия было очень смутным в памяти и Маду тоже мало чем мог ему помочь. Не нужно посторонним знать об этом. Это только его бремя и он будет нести его всю свою жизнь.Так и не добившись от него более ничего существенного, Дженни вскоре ушла домой, отказавшись от сопровождения. Они с Сэмом остались вдвоем, и некоторое время молчали, думая каждый о чем-то своем.—?Знаешь, когда ты пришел к нам, я подумал, что мы не поладим. Без обид,?— он усмехнулся,?— но ты какой-то слегка дерганный. Я бы даже сказал, подозрительный. И мне до сих пор кажется, что ты действительно от чего-то прячешься. Даже сейчас ты неосознанно поглядываешь по сторонам, будто ждешь, что в любой момент за тобой кто-нибудь придет.Хенрик скосил глаза на Сэма и заметил, что тот пристально наблюдает за ним, будто ожидает какой-то показательной реакции. Немец вновь перевел взгляд на кружку и тихо произнес:—?Поверь, тебе лучше не знать.Сэм растянул губы в понятливой усмешке, кивнув каким-то своим мыслям.—?Значит, я все же прав. Ты что-то скрываешь.—?У всех есть секреты,?— парировал Хенрик, предпочитая смотреть исключительно в свою кружку. —?О некоторых лучше никому не знать.—?Что ж, ладно,?— легко сдался Холланд, после чего сделал глоток и поставил кружку на место. —?Оставлю тебя в покое, Генри, хоть как журналисту мне это и не просто. Но Лестера остерегайся. Даже невооруженным глазом видно, что ты ему очень интересен.Хенрик кивнул?— будто он и сам не знал.Через два дня Холланд и фон Тиссен наконец отправились к месту стоянки цирка, который приехал поздно ночью. Маду, понятия не имевший о том, что такое цирк, умудрился выпросить у Хенрика разрешение пойти посмотреть представление. Сначала немец сомневался: у араба все еще были сложности с языком, и он постоянно заменял трудные английские слова родным диалектом, но потом все же решил, что не может держать Маду взаперти всю жизнь. Здесь он не был рабом и Хенрик старался напоминать себе об этом как можно чаще. В итоге, мальчишке все-таки удалось побывать на представлении, после которого он еще целую неделю лучился радостью и выглядел крайне довольным.—?Ливийские глотатели огня, великан, клоуны, метатели кинжалов, воздушные акробаты, укротители диких животных, гадалки… Одним словом, незабвенная классика жанра,?— констатировал Сэмюель, пока Хенрик во все глаза разглядывал огромный шатер, разноцветные огни и всех этих странных людей, ходивших вокруг как ни в чем ни бывало, будто родились в костюмах и гриме. Как и Маду, фон Тиссену не доводилось бывать в цирке в детстве: его воспитанием занимался дядя Нотгер, который был весьма суров и не видел необходимости в том, чтобы тратить свое время и деньги на такие сомнительные мероприятия. Мать же, после гибели отца, была слишком поглощена собой и своим горем, чтобы обращать внимание на него, поэтому Хенрик с ранних лет привык быть деловым и самостоятельным. У него не было друзей, а с однокурсниками по университету отношения были ровными, но не более. Маду был первым, кого немец мог бы назвать своим другом, а сейчас, глядя на скептическое лицо Сэмюеля, стоявшего рядом, он полагал, что нашел еще одного. И это его тяготило, потому что Хенрик знал, что никогда не сможет быть с ним достаточно откровенным.—?Так… Осмотримся,?— Сэм похлопал коллегу по плечу и заговорщицки произнес:?— Чур, акробаток не кадрить. Ими я займусь.Фон Тиссен закатил глаза.—?И это говорит человек, ожидающий рождения ребенка.Сэмюель уже уходил в глубь толпы, когда приложил руку к груди, будто имея в виду, что говорит от всего сердца.—?О тебе же беспокоюсь!..Хенрик покачал головой и, слегка улыбаясь, пошел в противоположную от коллеги сторону. Основное представление должно было начаться через два часа, а пока у них было время осмотреться и поговорить, как со зрителями, так и с артистами. Отовсюду до немца доносился детский смех, а в воздухе витал аромат сладостей: конфет, сахарной ваты и горячей кукурузы. Проходя по дороге мимо небольших шатров, он видел зазывал, которые активно приглашали собравшихся посмотреть на бородатую женщину, или полностью татуированного мужчину, человека-пса и многих других. Мимолетно наблюдая за представлениями, Хенрик попутно набрасывал в блокнот вопросы, которые хотел задать артистам. Он как раз переходил от одного шатра к другому, когда нечаянно столкнулся с юной девушкой, несомненно путешествующей с труппой цирка, и едва не сбил ее с ног.—?Простите, пожалуйста,?— быстро пробормотал он, удостоверившись, что задел ее не слишком сильно.—?Ничего,?— она подняла на немца глаза, и ее неловкая улыбка внезапно исчезла настолько быстро, будто до этого она Хенрику просто померещилась. Вместо этого глаза артистки расширились от удивления и, как с опозданием отметил фон Тиссен, глубокого страха. Он даже не успел открыть рот, чтобы спросить, в чем дело, как девчонка сорвалась на бег и уже через какое-то мгновение растворилась в толпе, оставив журналиста недоуменно хлопать глазами ей вслед.Сэмюель, более часа спустя услышавший всю эту историю, лишь пожал плечами.—?Странный ты, что тут еще скажешь.Хенрик устало качнул головой.—?Это не аргумент. Ее что-то напугало и я хочу понять, что именно.—?Может, ты похож на ее бывшего дружка-маньяка,?— с улыбкой предположил Холланд и, хлопнув коллегу по плечу, направился к большому шатру, где вот-вот должно было начаться главное представление.Остаток вечера и все утро Хенрику не давал покоя тот случай, произошедший в цирке. Оставив за Сэмюелем право использовать собственный материал, собранный вчера вечером, фон Тиссен вновь вернулся к стоянке труппы. Он искал молодую циркачку едва ли не полдня, чтобы выяснить, что же так ее напугало, а когда нашел и услышал объяснение, то долго не мог понять, издевается она над ним или говорит правду.Ее звали Люси. Ей не было и двадцати, а занималась она тем, что ?очищала ауру? посетителей.—?Я никогда не видела ничего подобного,?— сказала она, слегка заикаясь, когда немного успокоившись, принялась отвечать на его вопрос. —?Это мой дар. Я вижу ауры людей. Но вы… —?она осеклась и сжала свои руки так сильно, что костяшки пальцев побелели. —?У вас ее будто нет. И я не понимаю, как такое возможно. Даже демоны имеют свою собственную ауру…—?Простите,?— перебил ее Хенрик, поскольку ему показалось, что он ослышался,?— вы сказали ?демоны??..Люси снова замолкла, вдруг поняв, что сказала лишнего, и хотела было уйти прочь, но немец ее остановил. Коротко и крайне сбивчиво девушка таки рассказала ему о страшных существах, которые живут среди людей и обладают удивительной способностью принимать обличья чего угодно: предметов, животных, людей. Она также рассказала ему, что они обитают в каком-то другом измерении, и что нужны специальные знания, чтобы вызвать кого-нибудь из них сюда.—?Волшебники знают, как это делается. Они призывают демонов в наш мир и используют их в качестве своих слуг.Хенрик сперва ей не поверил. Тогда ведь получалось, что если существовали демоны, то существовал и Ад? Фон Тиссену слабо в это верилось. Но Люси говорила довольно убедительно, хотя сама никогда не сталкивалась лицом к лицу с настоящим волшебником или демоном. О существовании их ей когда-то рассказала бабушка, которая обладала тем же даром, что и сама Люси.—?Она говорила, что я пойму, когда увижу настоящего демона, который прикидывается человеком,?— она закусила губу и неуверенно взглянула на него снова. Хрупкая, невысокая, с мальчишечьей прической, Люси снова смотрела куда-то мимо собеседника, будто пыталась увидеть нечто, доступное только ей. Хенрик понял, что она приняла его за демона, когда не увидела привычного ей ореола ауры вокруг тела.—?Вы решили, что это я,?— догадался он, и от этого ему стало немного не по себе.Она пожала плечами.—?Простите. Но в вас определенно есть что-то необычное.Хенрик был человеком науки всю свою жизнь и вдруг выяснить, что где-то совсем рядом существовал другой мир, со своими правилами и законами, было сродни потрясению. Он довольно долго раздумывал над словами бродячей циркачки, не зная, как к ним относиться. Размышления вновь навели его на воспоминания о том, каким именно образом он нашел артефакт. Хенрик поклялся себе, что во имя собственной безопасности и безопасности Маду не станет пытаться выяснить его назначение, но любопытство ученого, до этого крепко придавленное чувством вины, после слов Люси вновь подняло голову. Он был таким всю жизнь: в вечном поиске того, как были устроены те или иные вещи, в том числе и древние языки. И пытаться изменить себя сейчас, было уже слегка поздновато. Но Хенрик, в каком-то невероятно сильном отчаянии, все еще хотел это сделать. Даже заранее зная, что в итоге проиграет.—?Что-то случиться?—?Мм?..После того, как фон Тиссен узнал о способности Люси, демонах и волшебниках, он все время ходил задумчивым и слегка нервным. Она не видела его ауру, в то время как он сам прекрасно видел свечение артефакта, которого не видели другие. Это было так странно, признать все это за правду, но Хенрик с некоторым удивлением отмечал, что с каждым днем его скептицизм действительно понемногу испарялся. Разумеется, меланхоличное состояние немца не могло укрыться от его сожителя.Маду протянул ему чашку с чаем и вопросительно смотрел, пока до фон Тиссена не дошло, что его о чем-то спросили.—?Прости, ты что-то сказал?Араб что-то нечленораздельно пробормотал на своем родном языке, после чего сел напротив. Был вечер. На столе и вдоль всей небольшой комнаты были расставлены свечи. Тени от них танцевали по стенам из-за сквозняков, которые заставляли трепетать огоньки.—?Я спросить, что случиться,?— с трудом проговорил Маду и Хенрик, вздохнув, потянулся к чашке. Сделав глоток, он отставил ее обратно, слегка хмурясь.—??Я спросил, что случилось?, так правильно,?— по привычке поправил лингвист, на что мальчишка громко прищелкнул языком. И так было понятно, что он думал по поводу своих успехов. Немец же был не склонен согласиться с пренебрежением друга так легкомысленно. —?Ты должен знать хотя бы английский, Маду. Без этого здесь не выжить. Впрочем, сейчас я думаю, что наше бегство сюда мало что изменило.Маду какое-то время молчал, пытаясь осознать услышанное, а потом с жутким акцентом произнес:—?Что ты иметь в виду?Хенрик взглянул на него и, немного подумав, решил, что будет лучше арабу не знать. По крайней мере до тех пор, пока он сам не разберется. Фон Тиссен пока не представлял, с какой стороны ему подобраться к вопросам, которые его тревожили, и не знал, не будет ли это слишком опасно для них и артефакта. Снова оказавшись на распутье, Хенрик понимал только одно: нормальной жизни у него теперь определенно никогда не будет.—?Не бери в голову. Идем лучше спать, завтра нас ждет очередной долгий день.Поднявшись и убрав со стола всю немногочисленную посуду, оставшуюся после скудного ужина, немец затылком ощущал пристальный взгляд темных как ночь глаз араба. Маду был для своих лет довольно сообразительным и Хенрик прекрасно знал, что он что-то подозревает. Возможно, он тоже знал, что однажды придется разобраться с артефактом, выяснив, кем он был сделан и для чего предназначен.Дни незаметно пролетали один за другим. В будни Хенрик посвящал себя исключительно журналисткой работе, по-прежнему тщательно избегая появления своего имени в печати, даже учитывая то, что оно было фальшивым. Изредка выпивал в пабе неподалеку вместе с Сэмом. Иногда к ним присоединялась Дженни, и в такие моменты все тревоги отступали куда-то на второй план. В остальные же вечера, Хенрик принялся заниматься исследованиями амулета. В своих изысканиях он продвигался крайне медленно, поскольку в большинстве книг, которые он взял в столичной библиотеке, были лишь общие сведения относительно того, в каких целях использовалось Око, также известное как Уджат. Львиная доля из них носила чисто ритуальный характер, что было вполне объяснимо культурой египтян и их верой в загробную жизнь, а об остальном же?— использовании амулета жрецами в попытках предсказывать будущее фараонам и царям,?— было всего несколько строк. В скором времени Хенрик пришел к выводу, что ищет нужную ему информацию не в тех книгах. Он начал подозревать, что ему все-таки нужно взглянуть на роль амулета в истории Египта не с точки зрения истории и религии, а с точки зрения мистических наук. Ибо никакого другого варианта он не видел.Ветреный и туманный февраль сменился дождливым, серо-пасмурным мартом. Сидя однажды вечером в своей холодной, обставленной множеством свечей небольшой комнатке в трущобах Ист-Энда, фон Тиссен какое-то время вертел треугольник в пальцах, разглядывая со всех сторон, попутно стараясь не обращать внимания на пульсирующий зеленоватый свет. В черном глазу на месте зрачка блестел зеленый камень. Хенрик полагал, что это был изумруд, но относить к ювелиру на оценку он треугольник не собирался ни за что на свете. Наблюдая за тем, как переливались на камне отблески от огоньков свеч, немец попутно думал о том, что ему удалось выяснить в последние дни. О рунах, пентаграммах и… тех, кто занимался подобным оккультизмом.Волшебниках.Слова Люси заставили Хенрика задуматься о том, чтобы пересмотреть направление своих исследований. Если волшебники и демоны действительно существовали, то где их искать? Не будет ли слишком опасно связываться с ними? Чем они вообще занимаются, эти волшебники? Фон Тиссен размышлял об этом несколько дней, пытаясь продумать свои дальнейшие шаги. От коллег не укрылось его задумчивое состояние и Сэм с Дженни начали придумывать самые разнообразные теории о том, что могло повергнуть его в подобное меланхоличное настроение, но все их полунасмешливые догадки были очень далеки от истины.Осторожно продвигаясь в своих поисках, фон Тиссен стал задавать наводящие вопросы людям, которые могли хоть что-то знать о существовании волшебников или сверхъестественных существ в Лондоне. Благо работа журналиста позволяла ему знакомиться с самими разными людьми из самых разных кругов. Время от времени, когда ему приходилось работать вместе с Сэмом, Хенрик ловил на себе любопытные взгляды, брошенные коллегой украдкой. Но Холланд, как и обещал, перестал спрашивать, хоть фон Тиссен и видел, что ему определенно было интересно.Все изменилось, когда однажды вечером Хенрик вернулся домой немного раньше Маду, устроившегося помогать в пекарне напротив, и нашел перед входной дверью конверт. Вскрыв его, с бешено колотящимся сердцем, он вытащил на свет довольно дорогой лист бумаги, на котором аккуратным почерком было выведено несколько строк, содержание которых свернуло в узел все внутренности лингвиста.Если вы все еще заинтересованы в ответах, приходите по указанному адресу завтра в полдень. То, что вы услышите, может перевернуть вашу жизнь. Обдумайте все тщательно. Пути назад не будет.Хенрик размышлял об этом письме весь остаток вечера и утром, когда пришел в контору, был более дерганным, чем обычно. Он все время поглядывал на часы, отмечая, как быстро несется время, приближая момент, когда ему придется решить: продолжать жить в относительно спасительном неведении, или же выяснить правду о мире волшебников, демонов и природе своего дара.—?Неважно выглядишь,?— мимоходом отметил Сэм, когда положил ему на стол наброски будущей статьи. —?Все в порядке?Дженни, сидевшая напротив, также подняла глаза на Хенрика. В ее взгляде читалось беспокойство. Насилу выдавив из себя улыбку, фон Тиссен покачал головой.—?Не выспался,?— он тут же придвинул к себе статью Холланда на редактирование, таким незамысловатым образом давая понять, что не намерен более говорить на эту тему. Однако краем глаза все-таки заметил, как переглянулись между собой Сэм и Дженни.Когда до оговоренного в письме времени остался час, Хенрик поднялся с места и, аккуратно отодвинув на край стола бумаги, снял с вешалки пальто, затем шляпу и вышел из редакции, не обратив внимания на недоуменные взгляды товарищей. На свежем воздухе, пронизанном сыростью и влагой, фон Тиссен выше поднял воротник, нацепил шляпу и, засунув руки в карманы, с тяжелым сердцем шел по мостовой, по-прежнему терзаясь сомнениями.—?Генри!На мгновение замерев, Хенрик обернулся и увидел бегущего к нему Сэма. Нахмурившись, он подождал, пока коллега нагонит его, а потом восстановит сбившееся дыхание.—?Все и правда в порядке? —?первым делом поинтересовался Холланд. —?Дженни велела удостовериться наверняка.Фон Тиссен неопределенно повел плечами.—?Да. Мне просто нужно кое-что сделать. Прости, я тороплюсь.И, не дожидаясь ответа, он отвернулся, собираясь уйти, но слова Сэма снова заставили его остановиться.—?Слушай, я работаю журналистом уже довольно давно и знаю, как это бывает, когда люди сворачивают на кривую дорожку в надежде, что это поможет им выяснить что-то важное для себя.Хенрик молчал, по-прежнему стоя к Холланду спиной. Почему-то он не подвергал сомнению тот факт, что Сэм знал, о чем говорил.—?Я не знаю, что у тебя за тайна, но стоит ли она того, чтобы пойти по этому пути? Просто, мы ведь друзья, и я хочу удостовериться, что ты хорошо подумал, прежде чем совершить что-то, о чем впоследствии можешь пожалеть.Друзья?.. Хенрик обернулся и прищурился, пытаясь понять, говорил ли Сэм действительно серьезно.—?Я… —?начал было фон Тиссен, и почти сразу же решил, что это бесполезно. Он не мог позволить себе иметь друзей или семью в ближайшем обозримом будущем, пока не был уверен в том, что оно у него будет. Да еще и в таком мире где, как оказалось, обитали не только обычные люди.—?Забудь, Сэм,?— выдохнув, ответил Хенрик. —?Это не твое дело. Заботься лучше о собственной семье.Они смотрели друг другу в глаза какое-то мгновение, после чего Холланд без выражения отвернулся и направился обратно в редакцию. Хенрик смотрел ему вслед какое-то время, чувствуя себя отвратительно. Едва ли не впервые в жизни кто-то назвал его своим другом, и чем он ответил?.. На секунду прикрыв глаза, фон Тиссен задал себе тот же вопрос, что и Сэм всего пару минут назад. Стоило ли оно того?..Хенрик не мог лгать самому себе. Он должен был узнать о другом мире. И не только для того, чтобы разобраться с силой амулета, но и выяснить все о своей собственной необычности, если она действительно существовала. Он не мог выбросить из головы слова Люси и взгляд, которым она на него смотрела. Может, он еще и пожалеет об этом, Хенрик не отрицал. Но все же, теперь был готов рискнуть.Придя к Вестминстерскому аббатству, немец остановился и принялся ждать. Туман все еще висел над землей, белесыми полосами пронизывая пространство вокруг и фигуры, проходящие сквозь него, казались еще более размытыми и безликими, чем обычно. Хенрик ощущал нетерпение, страх, возбуждение от предстоящей встречи и понятия не имел, как еще не взорвался от переполняющих его эмоций. Он поклялся себе, что не станет рассказывать об амулете, о пентаграммах и рунах, начертанных на древней тряпице, и о своем прошлом. Для всего мира он теперь Генри Эскандриан, в то время как история Хенрика фон Тиссена закончилась почти два года назад.—?Вы все-таки пришли.Хенрик обернулся. В нескольких шагах от него, словно появившись из ниоткуда, стоял хорошо одетый мальчишка-подросток. Навскидку фон Тиссен не дал бы ему больше шестнадцати. Темные волосы аккуратно зачесаны назад, на носу красовались очки в явно недешевой оправе, а взгляд был полон учтивости, но с легким оттенком какого-то завуалированного превосходства. Где-то в груди снова зашевелились ростки сомнений, но Хенрик их тут же подавил.—?Это ты написал мне письмо?Мальчишка склонил голову набок, и улыбнулся самим краешком тонких губ.—?Нет, я его только доставил. Я отведу вас к своему наставнику, господин Эскандриан, он расскажет вам то, что вы хотите знать.Мальчишка жестом поманил его за собой, но Хенрик не сдвинулся с места, все еще не веря, что решился на все это.—?Как тебя зовут?Подросток обернулся. Секунду он молчал, будто размышлял над тем, достоин ли человек перед ним знать его имя, и после, что-то для себя решив, все-таки ответил.—?Саймон. Саймон Лавлейс.Хенрик кивнул.—?Рад нашей встрече, Саймон.***—?Прости. Я сожалею, что так случилось, но ты должен уехать. И это моя вина.Хенрик открыл шкатулку, которую Маду вырезал из дерева еще по приезде в Лондон и, сняв с амулета тряпицу с рунами, протянул арабу. Мальчишка тут же попятился, и усиленно замотал головой из стороны в сторону.—?Я не брать.Фон Тиссен медленно вдохнул и выдохнул, после чего подошел к нему и почти силой впихнул кусочек древней ткани в пальцы друга.—?Я все еще не до конца все понял, но вместе мне эти вещи хранить нельзя. Тебе я доверяю, и именно поэтому прошу сберечь это. Поверь, другого выбора нет. Не после того, что случилось,?— гораздо тише пробормотал он, избегая смотреть на передовицу ?Таймс?, которую купил сегодня утром. На первой полосе не было ничего стоящего его внимания, но внутри, на третьей странице была небольшая статья о пожаре, случившимся вчера поздним вечером. Пожаре, которого можно было бы избежать, если бы он хоть на минуту представил, что его неосторожно брошенные слова могут стоить кому-то жизни. Снова. —?Я сглупил. И боюсь, ты тоже можешь поплатиться, а я не могу этого допустить.Маду продолжал смотреть на него, непонимающе хлопая глазами. Хенрик бы очень хотел ему объяснить, но нужные слова не находились. А те, что все же приходили на ум были слишком жестоки, чтобы произносить их вслух.—?Прошу,?— фон Тиссен умоляюще взглянул в темные глаза. —?Помоги мне еще раз спасти нас обоих. И, может быть, однажды через много лет мы еще над всем этим посмеемся.Мальчишка перевел взгляд на тряпицу в своих пальцах и, спустя какое-то долгое мгновение, неуверенно кивнул.—?И все же,?— выпалил он, когда немец отошел, чтобы закрыть шкатулку и убрать ее с глаз от греха подальше. —?Я не понимать, сиид Хенрик. Произойти что-то плохое?Фон Тиссен был рад, что сейчас араб не видел его лица, потому что не был уверен в том, что именно оно выражало. В ушах будто все еще звенели напечатанные кем-то безликим строки, а перед глазами стояло обгоревшее до основания небольшое здание. От запаха гари все еще першило в горле и ему казалось, что она пропитала и его самого до самых глубин души. Как сама смерть, по-прежнему следовавшая за ним из Египта. И в этом была и будет только его вина.Они мертвы. Все трое. Хенрик догадывался, кто стоял за этим, но вряд ли хоть когда-нибудь сумеет что-то доказать. Все, что ему оставалось, так это играть свою роль до конца, пока он не поймет весь план целиком. И, может быть, найдется кто-то еще, кто будет в состоянии ему помочь. А пока…Не оборачиваясь, фон Тиссен утер глаза тыльной стороной руки.—?Хенрика больше нет, Маду. Отныне зови меня Сэмюель.