Шафрановый (1/1)

Натаниэль медленно шёл по припорошенному лёгким снежком тротуару. С неба уже несколько часов, как ничего не сыпалось. Лёгкий морозец пощипывал щёки. Натаниэль сунул руки в карманы. Пальцы задеревенели от холода. Перчатки он забыл на полочке у двери, и некому было о них напомнить. И согреть было некому тоже. Тут и там мерцали яркие огоньки. У входа в один из магазинчиков красовался огромный светящийся олень, изготовленный по всей видимости из утыканной белыми лампочками проволоки. Смотрелось весьма недурно.Натаниэль некоторое время постоял около оленя. Его подташнивало. Сегодня он ещё ничего не ел. Не потому, что не хотел, не потому, что было нечего и не потому, что поленился готовить. Просто не ел и всё. Мысли о еде прежде звучали настолько тихо, что волшебник их просто-напросто не замечал. Теперь же ко всё более назойливым мыслям присоединились аромат пирожков из того самого магазинчика и громогласное урчание собственного желудка Натаниэля.Волшебник купил пирожок. С яблоками и корицей. Маленький и округлый. Откусывал небольшие кусочки, продолжая бездумно идти вперёд. Город готовился к скорым праздникам?— люди с безумными глазами и огромными сумками толпами метались туда-сюда, на площади вовсю пила и гудела традиционная ярмарка. В этой предпраздничной суматохе волшебник, как ни пытался, для себя даже крохотного местечка не находил.Он отпустил Бартимеуса всего четыре дня назад, и эти четыре дня провёл в отрешённом ощущении ноющей пустоты. Нет, Бартимеус конечно и прежде исчезал, улетал и прежде, но оставался тем не менее на Земле. В сравнении это?— гораздо, гораздо ближе.Спалось Мендрейку плохо. Он то и дело просыпался, слепо шарил вокруг?— по простыне и пледу, не открывая глаз. Всякий раз вспоминал, что один. Зябко обхватывая себя за плечи, снова ненадолго забывался. Прошлой ночью в один из таких кратких периодов забытья волшебнику снова приснился Лондон.Они стояли вместе с Бартимеусом на том самом мосту, к которому когда-то приехал с пакетом, жестянкой и кирпичом двенадцатилетний Мендрейк?— испуганный и усталый. В городе цвело и сияло лето. Повсюду сновали прохожие в разноцветных футболках, шумела автострада, время от времени раздавались резкие автобусные гудки. Натаниэль неотрывно смотрел на воду.—?А ведь она там. —?Пальцами правой руки он взялся за поручень. Левой потянулся в поисках Бартимеуса. Ещё мгновение назад он чувствовал джинна рядом. Сейчас же нашарил лишь безразличную пустоту. Вяло, растерянно окликнул. —?Ты… где? —?Тишина. Мост и вода исчезли.Стоя посреди площади, волшебник смотрел на башню Биг-Бен с часами. Стрелки на них застыли. Безжизненно неподвижные, они указывали полдень. Натаниэль видел циферблат так близко и отчётливо, что при желании наверняка сумел бы его коснуться. Внезапно механизмы заскрипели. Башня застонала. Стрелки неумолимо качнулись. Медленно, натужно, будто с огромным трудом стрелки слегка сместились, и в этот же момент тёплое ощущение солнца исчезло с кожи.Пирожок закончился. Натаниэль отряхнул руки от крошек. Ему хотелось пить, и он отыскал кофейный киоск с улыбчивым бариста. Выбрал напиток, молча ткнув пальцем в соответствующее название. Он стыдился своего русского, так что при возможности предпочитал притворяться немым, что благополучно избавляло его от необходимости позориться и чувствовать себя невероятно глупо.Минувшие дни Натаниэль много работал. И много читал, в основном пытаясь заглушить тоску, которая постоянно его снедала. Умом он понимал, что расстраиваться и переживать не о чём, что всего через несколько дней вызовет Бартимеуса. Но все доводы разума разбивались о мучительный ком внутри.Успевший отвыкнуть от ощущения посторонних предметов в своих глазах, Мендрейк то и дело щурился. Он снова и снова оглядывал планы?— присматривался к жирным голубям и мелким воробушкам, внимательно изучал фасады зданий в поисках иллюзий или других заклинаний, видимых на тех нескольких планах, которые Мендрейку были теперь доступны.Отвык также Натаниэль и от самой возможности видеть другие планы. После травмы он более не мог ухаживать за линзами и глазами как следует. Вежливые медсёстры линзы сняли и больше Натаниэль о них никогда не спрашивал. Собственно, достаточно долгое время он в них и не нуждался. И вот наконец нужда возникла.Сперва Бартимеус предложил воспользоваться старинным методом. Вернее не так. Натаниэль по глупости спросил, как древним волшебникам удавалось видеть своих рабов, и джинн в своей неподражаемо цветистой манере пустился в пространные объяснения.?Да. Люди почти в самом начале осознали свою ущербность. Когда меня вызвали впервые, они обращались к различным дарам природы. Кое-кто курил всякое, кое-кто употреблял зелья поинтереснее. Некоторые вплетали в заклинания условия, воспрещающие становиться невидимыми и скрывать любые свои действия на первом плане бытия. Дело в том, что всякие снадобья зачастую улучшали зрение, но ухудшали прочие способности организма. Скажем так… это ожидаемо повышало смертность. Одурманенные люди чаще ошибаются, знаешь ли. А вот несколько столетий назад…?И он, призадумавшись, принялся почёсывать в затылке. Это почёсывание вкупе с размышлениями, о которых Мендрейк не ведал, привело к тому, что на следующий день Бартимеус притащился с флакончиком капель. —?Вот,?— заявил. —?Достал. —?На капли волшебник смотрел с сомнением.—?Это зачем? —?поинтересовался наконец.—?Вместо линз. Насколько я помню, именно это использовалось до самого их изобретения.—?Ну и… —?Натаниэль взвесил флакончик на ладони. —?Насколько же хорошо ты помнишь? Это вообще срок годности не потеряло ещё? —?Бартимеус передёрнул плечами. Не потеряло, мол. Впрочем, вполне вероятно этот жест выказывал и некоторую толику сомнения. —?Если я ослепну от этого…—?Да ну… не должен. Как-то я не помню слепых волшебников. Вот один одноглазый был. Но то такая давнишняя история…Волшебник колебался. Он конечно доверял Бартимеусу, и доверял всецело, но необходимость заливать нечто сомнительное прямо в свои глаза вызывала у него вполне обоснованные сомнения.—?Из чего хоть оно?—?Белладонна и прочее.—?Разве белладонна?— это не яд? —?Снова движение плеч. —?Гм… —?волшебник всё ещё сомневался. —?Ладно. —?И, стремительно отвинтив пробку, запрокинул голову. Он действительно доверял Бартимеусу. И доверял, как оказалось впоследствии, чрезмерно.Несколько мгновений перед широко распахнутыми глазами стоял туман. Туман рассеивался медленно?— дрейфовал клочьями, переплетался отростками, мерцал, переливаясь от серого к голубому.Натаниэль несколько раз моргнул, сосредотачиваясь на противоположной стене. Он испытывал некоторый дискомфорт, но это ощущение было вполне терпимым.Зрение прояснялось. Натаниэль наконец рассмотрел геометрический узор на обоях, книги, столешницу, яркое сияние вокруг собственной руки, сжимающей злосчастный флакончик. Сияние пульсировало и мерцало. В своих старых линзах Мендрейк никогда не наблюдал такого. Он на пробу пошевелил пальцами. Было вполне красиво. Туман окончательно рассосался.—?Ну как?—?Не могу понять. Это планы изменились или меня вста… —?говоря это, Натаниэль отставил флакончик и медленно развернулся к джинну. Окончанием фразы он подавился. Слова захлебнулись воплем. В ушах зашумело, тысячи раскалённых лапок забегали по спине.Натаниэль ещё продолжал визжать, когда разум его окончательно отказался мириться с происходящим, а тело начало безвольно сползать со стула.Дальше Мендрейк ничего не помнил. Он абсолютно позорным образом неожиданно погрузился в глубокий обморок.Обморок к сожалению был не долгим. Во всяком случае эффект от волшебных капель ещё не успел пройти, когда мучительно медленно Натаниэль выплыл в реальность из тьмы и гула. Ему пришлось тотчас обратиться ко всей своей внутренней воле, чтобы произошедшее не повторилось снова. Натаниэль ещё толком не успел осознать события своих последних сознательных секунд, но стыд уже успел ощутить вполне.Над ним нависала морда. Морда перетекала, менялась, клубилась серебристо-серым и голубым, скалилась жуткими клыками. Длинные усы, извиваясь и шевелясь, едва не касались Натаниэля.Волшебник сглотнул. Ему требовалось собраться с мыслями. Несмотря на то, что была просто-таки невообразимо ужасающей, морда каким-то образом казалась Натаниэлю вполне встревоженной. Возможно дело было в глазах?— огромных совиных глазах. Глаза мерцали мягким янтарным светом.Мысли Натаниэля всё ещё не желали подчиняться, но он тем не менее уже понимал, что, почему да как. Робко, осторожно спросил:—?А на каком плане появляются ауры, Бартимеус?—?Хм. —?Морда качнулась. Натаниэль заметил, что плечи его крепко сжимают пурпурные щупальца?— гибкие и толстые, снабжённые присосками и алыми полосками чешуи. Ощущение рук на коже расходилось с тем, что волшебник видел, и это сбивало с толку. —?Хороший вопрос для того, кто только что визжал аки девица при виде мыши. Да что тебе объяснять? Только на высших. Но вы, люди, недостаточно для этого…Снова сглотнул. А лучше бы правда мышь.—?Значит вот он какой… —?Пробормотал Натаниэль непослушными губами. Дальнейших объяснений не слушал. —?Ты.У волшебника пересохло во рту. Взгляд затуманился снова. Он несколько раз мотнул головой из стороны в сторону, принялся отчаянно смаргивать туман?— это проходило действие чудо-капель. А щёки волшебника тем временем стремительно пунцовели.Нет, истинный облик Бартимеуса вовсе настолько ужасен не был. Если постараться, в нём можно было даже отыскать некоторую эстетику. К тому же Натаниэль с ранних лет имел устойчивый иммунитет ко всякого рода зрелищам. Чувств его лишило совсем не это. И вопил волшебник действительно не от страха. Дело было в неожиданности, во внезапном потрясении, в полном ошеломлении.Прежде чем эффект окончательно прошёл, кончиками пальцев волшебник коснулся морды.Мир расплывался, дробясь на части, и Натаниэль самую малость жалел об этом.Использовать чудо-капли Мендрейк тем не менее в дальнейшем зарёкся. Во-первых?— действие их было кратковременно, во-вторых?— крайне сомнительно, ибо, как выяснилось позже, видеть при помощи капель мог Натаниэль исключительно седьмой план и не имел никакой возможности по собственному желанию вернуться к первому или заглянуть на другие.К счастью, сомнительная реакция Натаниэля Бартимеуса не обидела, а скорее повеселила. А в скорости у волшебника и вовсе появилась пара привычных удобных линз.В них-то сейчас и шёл сквозь предпраздничную суету?— унылый и одинокий.Больше года минуло с тех пор, как Натаниэля попыталась убить сиделка. Больше года прошло. А сколько всего изменилось?Натаниэль вспоминал майонезные салаты, ёлку и магию без магии?— прекрасные фейерверки. Он вспоминал, как, забавляясь, Бартимеус устроил праздник для всех, кто по той или иной причине оказался неподалёку.Вокруг покупали, смеялись, шутили, спешили люди. Натаниэль тоже зашёл в небольшой магазинчик, соблазнившись теплом и приятным еловым запахом, что призывно дохнули из распахнувшейся двери.Он зачем-то взял золотую звезду и целую коробку разноцветных стеклянных шариков. Натаниэль тосковал. Натаниэлю тоже хотелось праздника.Оплачивая на кассе свои покупки, волшебник внезапно ощутил приступ неконтролируемой весёлости. Он знал, что сделает. Для этого ему потребуется длительная подготовка.Вышел, торопясь?— с ярким пакетом в руке и с абсолютно дурацкой счастливой рожей. Ему придётся очень многое успеть. Оставшиеся дни ожидания больше не казались Мендрейку такими долгими.***Есть у вызовов одна неприятная особенность?— ты никогда не знаешь, кто, куда, когда, каким именно способом и с какой целью выдёргивает тебя в жестокий человеческий мир. Когти заклинания при любом раскладе всегда одинаково безжалостны и остры. Но таковы уж тысячелетние правила, которые никто из бессмертных или смертных даже при огромном желании никак изменить не может. Боль от физического воплощения не спрашивает, в каких отношениях ты пребываешь с волшебником. Она прокатывается по тебе?— оглушая, ослепляя, швыряя в бездонные пучины земных мучений. Даже добровольно подчиняясь вызову, даже сводя на нет любые инстинктивные попытки ему воспротивиться, я всё равно ощутил весь спектр последствий разлуки с домом. И, самое главное, я ведь до самого конца не мог быть стопроцентно уверен в том, что увижу перед собой именно Мендрейка. От случайных совпадений никто не застрахован. Здесь, увы, табличку ?данный джинн зарезервирован? не поставишь.К счастью обошлось без неожиданностей. Я встретился лицом к лицу со знакомой обстановкой?— кресла, шкафы и стол, жиденькие зимние сумерки за единственным окном. А ещё?— пентакль. И несколько зажжённых свечей.Что-то было не так, и совсем не так.Я без излишеств воплотился Могутеным. Даже не навонял ради приличия и не прибег к прочим восхитительным спецэффектам. (Если не считать того, что проступал я постепенно из ниоткуда: сначала ряды зубов, затем?— растянутый в широкой улыбке рот, а уж лицо, голова, туловище, руки и прочие неотъемлемые элементы?— в порядке живой очереди). Когда паззл наконец собрался, я небрежно махнул ладонью, изображая приветственный жест, и тут же поинтересовался:—?Ты что, кольцо посеял?Кажется он ожидал чего-то другого?— издал горлом сухой звук, скупо передёрнул плечами.—?Гм. И тебе привет. Нет. Не посеял. —?И демонстративно ткнул в мою сторону правым мизинцем. На пальце и правда тускло сверкнуло золото.—?А что тогда? —?Я несколько недоумённо топтался в круге. То, что мальчишка без необходимости использовал пентакли конечно сбивало с толку. Но было в происходящем и что-то совсем другое. Что-то неуловимое. Это неясное что-то витало в воздухе. Я медленно втянул этот подозрительный воздух носом. Жимолость, жасмин, лёгкий оттенок цитруса?— от запаха кружилась голова и самую малость мутился разум. —?Сколько меня не было? —?поинтересовался отстранённо, всматриваясь в мальчишку. Нат выглядел каким-то чрезмерно скованным. Он то и дело хрустел стиснутыми в замок пальцами.—?Девять дней, четыре часа и восемь минут.—?А секунд? —?(Нет, он что, серьёзно считал? Вот ведь… воистину ненормальный). Я внимательно изучал каждую руну в его пентакле. Дальше присмотрелся к свечам. Свечи были явно изготовлены руками Мендрейка (я понял это потому, какими уродливыми и кривыми эти несчастные свечи выглядели). Именно свечи источали тот самый запах. Запах заполнил помещение. От запаха было совсем никуда не деться. Он не был неприятным, но он тревожил, он будоражил, чудился каким-то… слегка знакомым. —?Сегодня Новый год,?— продолжал тем временем мальчишка. И у меня,?— он судорожно сглотнул,?— кое что для тебя есть.И тут-то я его наконец-то вспомнил. Вспомнил, когда, где и при каких обстоятельствах слышал подобный запах. И чем оно закончилось вспомнил тоже. В нелицеприятные подробности вдаваться не буду, но…—?Отпусти меня, проветри помещение и только потом… —?Я минимизировал дыхание, но запах просачивался в сущность коварным лазутчиком отовсюду. Он дезориентировал. Он дурманил. А пьяный человек и пьяный могучий джинн?— это вещи абсолютно разные, о чём я и поспешил напомнить Мендрейку в максимально корректной форме. —?Ты идиот? Где только набрался такого… опасного для жизни. Хочешь отстраивать Харьков? (Существует несколько способов, при помощи которых дух может войти в состояние изменённого сознания, близкое к вашему человеческому хмельному угару. К примеру, все мы с удовольствием объедались особой разновидностью букашек во времена моей шальной молодости. Это помогало на время забыть о боли, так что стало настолько популярным, что древнекитайским волшебникам пришлось даже вплетать в заклинание призыва особый запрет на ?злоупотребление?. Другие же волшебники устанавливали чаны с благовониями прямо на поле битвы, стремясь дезориентировать вражеских духов. Их собственные духи правда пьянели тоже, благодаря чему бой превращался в сущий балаган. Видимо поэтому способ особенно не прижился. Но ведь весёлое было какое время).—?Кое-что знал с детства. А кое-что,?— мальчишка широко ухмыльнулся и кивнул в сторону стола, где покоилась одна единственная книжица. На русском. В абсолютно безвкусной зелёненькой обложке. ?Травник бабы Зины?. —?Тут на глаза попалось. —?Я нервно опустил и поднял нижнюю челюсть. Звучно сглотнул. —?Думал: посмеюсь. А литература оказалась полезной. —?Дар речи ко мне всё ещё не вернулся. Я едва ли не с упрёком смотрел на ?травник?. (Поскольку магия в Союзе была запрещена, за последние годы здесь особенно расплодились всяческие знахари, ведуны и прочие народные умельцы. За время своих долгих поисков я вдоволь успел пообщаться с ними и сделал вывод, что от истины они далеки, как марид от беса, а ещё, что государство сознательно распространяет откровенно мракобесные теории, с одной стороны дезинформируя граждан относительно реального положения дел, а с другой?— оставляя им основанную на неких фрагментах правды возможность хотя бы во что-то верить. Ново это не было, но здесь приобрело просто невероятный размах. Вот вы бы привязали на счастье у изголовья кровати крысиный хвост? Впрочем, судя по ?травнику бабы Зины?, отделить некие зёрна от плевел всё-таки было можно). —?Но у меня всё под контролем.—?Под контролем у него,?— буркнул я, скрещивая руки на груди. Былой энтузиазм мальчишки как-то слегка увял. Мельком всмотревшись в его ауру, я углядел великолепную цветовую какофонию?— в целом настроение его было безрадостным. Преобладали разочарование и некая обида. Он явно готовился и явно пытался устроить праздник, а моя вполне предсказуемая, но всё-таки резкая реакция его оттолкнула.—?Ладно. Хорошо. —?Я собирался с мыслями. Лёгкость в голове, что в самом начале сбила меня с толку и даже напугала в какой-то степени, оставалась вполне приемлемой и приятной. Успев её обдумать и оценить, я счёл своё состояние вполне безопасным. —?Это все твои сюрпризы, Мендрейк? —?Ой как-то мне не понравился его по-кошачьи загадочный долгий взгляд. Я невольно схватился за голову. —?Что,?— простонал,?— не все?—?Есть и ещё. —?Моя заинтересованность Ната приободрила. —?Но они не здесь. —?И он наконец покинул пределы круга. Я выжидать не стал?— набросился сразу (а что? Это приличия как-никак. С волшебником вне пентакля делай, что хочешь!) Ну я и делал. Заграбастав пацана обеими руками, некоторое время со вкусом его потискал. Нат что-то периодически попискивал. Вроде как писк можно было при желании счесть довольным.Он тоже весь пропах жимолостью и жасмином?— видимо после долгой возни со свечами. От длинных волос исходил аромат лавра, цветов и какой-то гари. Около виска запуталось одинокое пёрышко. Я аккуратно вынул.—?Ну… я готов.Гостиная преобразилась. Около окна расположилась внушительных размеров ёлка, на стенах и потолке мерцали разноцветные огоньки. Стол из кухни перекочевал сюда же?— на нём красовались мандарины, бутылка шампанского, страшненькая свеча?— всё тоже рукомесло Натаниэля и загадочного вида кастрюля, замотанная в зелёное полотенце. Ну-ну. Ну-ну.Я начал с очевидного. —?А ёлку ты почему не украсил?Мальчишка покраснел. Робко замялся.—?Вместе… украсим?Что было удивительнее?— его растерянность, смущённая скованность или моё собственное ошеломление? Мерцающие огни отбрасывали на его лицо жёлтые, зелёные, синие блики. Оранжевые, белые, голубые?— глядя на него, я переполнялся восторженным теплом, какого не испытывал прежде.Ничего грандиозного, ничего необыкновенного. Просто украсить ёлку. Да я бы мог отстроить ему дворец. Мог бы сотворить… Нат протягивал мне шарик на золотистой ленте. Просто стеклянный шарик. Молча, не глядя. Когда я его забирал, наши руки соприкоснулись. С моральной точки зрения… как часто мне приходилось делать что-то настолько же чистое, настолько же невинное, настолько по-человечески простое?Ёлка кололась. Это оказалось не так и легко?— осторожно продеть мохнатую ветку в ленту. Мы передавали друг другу цветные шары и звёзды. Самую большую из них полагалось крепить на верхушке ёлки. Я бы мог сделать это тысячей разных способов, но поднял Ната в воздух так, чтобы мальчишка сумел дотянуться сам.—?А вышло неплохо. Но разве у нас не масса дел, которыми следует заниматься? —?Ёлку мы наряжали в уютной тишине, и я нарушил её только тогда, когда последняя игрушка переместилась из картонной коробки на ветку.—?Масса. —?Нат стоял за моей спиной. Обвив меня руками, он положил подбородок мне на плечо. Для этого ему явно пришлось привстать на носочки. —?Но сегодня праздник, так что прочее терпит. Хочешь скажу, чем занимался в твоё отсутствие?Я обернулся. —?Дай-ка предположу. Умирал от тоски, плакал, не спал ночами…Нат рассмеялся. Мягко. —?И это тоже. —?Видимо шутил. А может и нет. Кто ж его знает. Минуты-то он считал. —?Но ещё я портил молоко. И кастрюли. И, кажется, плиту.—?Гм… —?Смутное подозрение закралось в меня и принялось разрастаться.—?Я же не знал,?— Нат забавно сморщил нос,?— что оно сбегает и горит.Подозрение окончательно укоренилось, став полноценной уверенностью.—?А… так ты настолько идиот? —?Мне уже даже ругаться не хотелось. Только смеяться. (Я ведь уже упоминал, что способов существует несколько? Вот наконец мы и дошли до третьего. Дело в том, что молоко является продуктом гораздо более сакральным, чем кажется на первый взгляд. Оно не только крайне питательно и полезно, но и богато энергетически. Равно как и кровь. И живая плоть. Недаром во многих народных поверьях для того, чтобы подружиться с домашним духом, следует оставить для него крынку молока и кусочек хлеба. Хлеб-то конечно никого не интересует, а вот от молока, в особенности тёплого и свежего, на моей памяти не отказался ещё никто. Помню призвали как-то меня ?хранить племенное стадо?… В подробности вдаваться не буду. Только скажу, что именно тогда стал принимать облик телёнка, а ещё научился отменно доить коров. От тягот работы я тогда особенно не страдал. А вот призвавшее меня племя страдало. И очень сильно. Но это уже не моя беда). —?Стало быть пахнет от тебя не лавром. И не цветами.В кастрюле оказалось молоко. Тёплое молоко с корицей, имбирём и шафраном (Тут коротко. Существуют специи и травы вроде всем известного розмарина. Они ранят нашу сущность и причиняют множество неудобств. Но существуют и противоположные. Перец, корица, тот же шафран, имбирь?— они близки к стихии огня и оказывают на нас весьма благоприятное воздействие).—?Это ты тоже вычитал в ?травнике бабы Зины??Нат неопределённо пожал плечами. Ответ на самом деле не имел никакого значения. Я просто не мог молчать. Просто не мог. Но и сказать почему-то мне было нечего. Было легко внутри. И, видимо от свечей, самую малость пьяно.Пробка из бутылки вылетела с лёгким хлопком. Шампанское Мендрейка пахло земляникой, пенилось и шипело. Вскинули бокалы. Я?— с молоком, ну и он. С шампанским.Зачем он делал всё это? Почему готовился, искал? Почему смущался? Странные люди. И странный какой-то я.В густой заоконной тьме тихо оседали крупные снежинки. Новогодняя ночь?— это и вправду время волшебное. Уж не знаю, с чем это связано. Знаю только, что наши миры сближаются, и некоторые чудеса, исказив реальность, могут и правда сбыться. Если быть совсем уж честным, подобное же ещё происходит и в день летнего солнцестояния. Но с некоторых пор новогодняя ночь уж слишком пропитана человеческой верой в чудо.Пили, смеялись, смотрели на мерцание гирлянд и держались за руки. Почти не говорили. Глядя друг на друга, будто понимали без слов?— в касаниях, улыбках. Я не доверял себе, я знал, что состояние ?не помню, что было вчера? может привести к катастрофическим последствиям. Но Нат доверял. Да и вряд ли бы что-то могло меня от него отвлечь.Когда кастрюля опустела наполовину, Нат потащил меня танцевать, а я почему-то не отказался. Потом я учил его делать забавный пируэт, а Нат обзывал меня злобным джинном. Видимо потому, что он путался в ногах, а я хохотал до слёз.С танцами не сложилось. Решили спеть. Но, как оказалась, к пению у Мендрейка таланта и вовсе не было. Тем не менее скабрёзную песенку про царя Соломона после полуночи мы распевали соседям на радость с крыши.На крыше Мендрейк замёрз. Грелись в кровати. Под одеялом.Странная была ночь. Такая короткая, яркая, как молоко с шафраном, мерцающая, как десятки цветных огней. Прижавшись ко мне, мальчишка уснул под утро.Мой дорогой хозяин.Я гладил его по волосам. Дурман отступал, но счастье и тепло?— они никуда не делись.Человеческий век короток. Короток, как этот по-домашнему тихий праздник, хрупок, как полупрозрачный стеклянный шарик. Однажды за счастье придётся платить дорогую цену.Утро обязательно настанет.Даже после прекрасной и пьяной волшебной ночи.