Часть четвёртая. Красный (1/1)

Волшебнику снился Лондон?— необыкновенно солнечный и яркий, запаха и цвета апельсиновой кожуры, которую медленно счищал, размашистыми шагами пересекая Темзу.Пальто развивалось за спиной. А апельсин почему-то красный. Красный апельсин. Капельки сока на пальцах. Капельки сока. Алые. Почему-то.Вернулись в туман?— густой, непроглядный, горький, клочьями оседающий на окнах и фонарях?— скрадывающий, окутывающий, такой по-осеннему таинственно неприветливый. Даже смотреть сквозь стекло в этот густой туман было безумно зябко. Первое, что сделал Натаниэль?— взялся за кастрюлю и ложку. И за корицу. Чтобы сидеть с шоколадом. Ведь с шоколадом конечно всегда теплее. И сразу уютнее?— запах-то сладкий, пряный.Было тоскливо. Хмарь за окном. И внутри?— она же. Сжимая пальцами чашку, думал об апельсиново солнечном сне. Сну вопреки, этот законный туман походил на Лондон гораздо больше?— если не выходить и русскую речь не слышать, можно и вовсе представить себя где-то… не в Харькове. Не в союзе.Несмотря на мрачное настроение, не смог не засиять улыбкой, когда тысячи лет назад сожранный за глупость шумерский юноша стремительно вошёл, клюнул мимоходом куда-то в макушку.—?Ну там и мерзость… Надо было в Египте оставаться. Сыро, промозгло. Брр.М-да. Лучше однозначно было считать этот облик плодом воображения Бартимеуса. Когда Натаниэль начинал углубляться в мысли о том, что такой человек существовал в реальности и что сам Бартимеус его… как минимум… уничтожил… ему становилось сильно не по себе.—?Яйца принёс?—?Забыл. —?Мимолётная улыбка. Быстрый лукавый взгляд. Мендрейк неопределённо хмыкнул. Он уже видел содержимое принесённого Бартимеусом пакета. Яйца в нём наличествовали.Сложив пальцы домиком под подбородком, волшебник оперся локтями на стол. Бартимеус участвовал в грандиозных битвах, беседовал с царями, возводил и уничтожал города. А теперь перекладывал в холодильник сыр, молоко и коробку пончиков. И долго он так проживёт?— без подвигов, без приключений. А Натаниэль? Уютная рутина с первого дня давила.—?Тебе придётся совершить путешествие, Бартимеус. —?Натаниэль попытался хотя бы притвориться беззаботным. Тем не менее он напряжённо следил за руками Бартимеуса. Тот как раз доставал из пакета яйца по одному, и волшебник не безосновательно полагал, что одно из яиц вполне вероятно прямо сейчас прилетит в него.—?Чувствую некий подвох. Амулеты для тебя воровать не буду.—?Не. Амулеты пока не надо. Но направление в целом верное.Перемещения Бартимеуса прекратились. Голова повернулась. Он прикрывался дверью холодильника.—?Мне это не нравится.Натаниэль тем не менее продолжил.—?Мне нужны книги. Я составил примерный список. Думаю в Союзе достать это будет невозможно. Тем более…—?…теперь это нравится мне ещё меньше. —?Ну хоть яйцом не бросил. —?Давай свой список. —?Вырванную из блокнота страницу Натаниэль протянул трусливо. Проглядывая по диагонали, Бартимеус постепенно мрачнел. —?Это всё? —?Он захлопнул холодильник. Свободная рука упёрлась в бедро.—?Приблизительно. Не знаю. Но с этого начну. Во всяком случае…—?…начнёт он. —?Припечатанная ладонью, страница опустилась на стол. —?А теперь вдумчиво и медленно. Что ты задумал? Вдумчиво и медленно, как просили, волшебник произнёс два слова. От которых Бартимеус расхохотался. Смех его тем не менее искренним не был. —?Прости, малыш, но это тебе не по зубам.Впервые привычное ?малыш? прозвучало почти пренебрежительно.—?Разве? Серьёзно? С чего ты взял?Бартимеус уже не смеялся.—?Посох ты подчинял. Напомнить, чем закончилось?—?Это было давно.—?Согласен. Но посох?— ничто в масштабе.—?Я стал сильнее.Джинн окинул волшебника долгим тяжёлым взглядом. Он продолжал стоять, и от того, что он нависал сверху, Натаниэлю сделалось неуютно.—?Ты не умеешь здраво оценивать свои силы.—?А ты никогда не верил в меня. И никто не верил. Но отсылающее заклинание прочёл я. Я.—?Ты. Ты. —?Выдвинув стул, джинн наконец-то сел. —?Это, прости, единичный случай. —?Он почему-то казался опустошённым. —?Не лезь никуда. Не… —?он хлопнул ладонью по столу, и на светлой поверхности остались чёрные отпечатки. Резко запахло жжёным. —?…неужели нельзя просто… жить? Сидеть себе на месте. Спокойно. А не вылезать. Вперёд.Бартимеус казался почти спокойным, но внутреннее пламя бушевало в его глазах. Натаниэль осторожно коснулся его запястья. Запястье казалось абсолютно закаменевшим.—?От чего умер Птолемей?—?Лез, куда не просили,?— буркнул отрывисто. Жёстко, чем показал Натаниэлю: он угадал, он отыскал причину этих его эмоций.—?Я ведь пока ничего не делаю. Я только хочу попытаться. Что, если у меня получится помочь? Людям, Бартимеус.—?Он тоже хотел. Помочь. И меня не послушал. А я не настоял. Мы не настояли. Никто из нас. —?Глаза Бартимеуса были закрыты. —?Это мы его убили. —?Он был где-то далеко. Далеко. Не здесь. Где-то в пучине воспоминаний, которые Натаниэль по неосторожности потревожил. Для того, чтобы притянуть его руку к себе, волшебнику пришлось приложить усилие. Прижался губами к тыльной стороне. Почти у костяшек. Кончиками пальцев гладил ладонь. И ничего сексуального, пошлого в этом не было. Рука постепенно расслаблялась, высвободившись наконец, прислонилась к щеке. —?Если я увезу тебя на необитаемый остров, ты и там придумаешь миссию с риском для жизни, Нат?—?Всенепременно. —?Волшебник улыбнулся, но улыбка оказалась какой-то горькой. —?Ты первый сойдёшь с ума. И сожрёшь меня от скуки.—?Ошибаешься. Я как раз таким могу посидеть спокойно. —?Натаниэль скептически хмыкнул. Отняв ладонь от его щеки, Бартимеус продолжил:?— Займись чем-то безопасным. Не знаю… рисовать начни. Кажется ты любил рисовать. Нет?Он злился и спорил не потому, что не хотел, чтобы Натаниэль занимался магией. Магию как таковую он ненавидел, да, но дело было в другом?— Бартимеус боялся. Старые загноившиеся раны ещё болели. Прежде об этих ранах волшебник не догадывался, и того, как они были нанесены, даже сейчас не знал. Но последствия он отчётливо видел. Бартимеус был готов доказывать, что не заскучает, Бартимеус был готов притворяться довольным жизнью.—?А знаешь, кое что я и правда нарисую,?— лукаво улыбнулся Натаниэль. —?Уж за принадлежностями для этого можно тебя отправить?***—?Пожалуйста, не двигайся, Бартимеус. —?Прикусив деревянную ручку маленькой кисточки, Натаниэль стрелял глазами с меня на мольберт. Вот уже несколько минут неизменно?— туда, обратно. Я скорчил страдальческую гримасу. —?И так делать не надо тоже. Ты отвлекаешь меня.Наглый, невыносимый, изощрённый мальчишка. Он медленно коснулся кистью холста. Как по мне, разительно от этого картина не изменилась, но кажется мальчишка разницу видел. Подпёр подбородок пальцем. Я повторил его жест. Он недовольно заворчал.Сначала его истовое желание нарисовать мой портрет мне предсказуемо польстило. Ещё больше я растаял, когда изображать Нат пожелал именно Птолемея. Однако же изображать мальчишка хотел с натуры, а это значило, что мне предписывалось долго сидеть в неподвижности и молчании. Ни тебе рожу не скорчить, ни позу не поменять. Статичный объект ему нужен. Он де пытается добиться максимального сходства. А я-то тут причём?—?По памяти ты рисовать не можешь? —?он колдовал у мольберта и даже ответил не сразу. —?На-а-а-а-ат.—?Посиди спокойно.Ну ведь абсолютно отвратительный тип.—?Мендрейк. Мне уже понятны твои иносказания. Очень неочевидно.—?Сиди спокойно.Он явно издевался. Или не издевался, а максимально доходчиво указывал мне на мою якобы неправоту. Мне отчаянно хотелось размяться?— пройтись, полетать, несколько раз пробежаться по потолку. Мендрейк сосредоточенно загораживал спиной своё с позволения сказать произведение. Я от скуки успел изучить эту спину до мельчайшей детали?— длинные как у цапли ноги, обтянутый лёгкими штанами зад, свободно свисающую футболку, прядку, вывалившуюся на шею из небрежно подхваченного пучка.Волосы Нат подобрал не сразу. Сперва те постоянно лезли в глаза, мешая ему работать. Вывалившуюся прядку мне хотелось поправить. И я уж было собрался стремительно это сделать.—?Сиди спокойно. —?Нет. Всё-таки он просто издевается. Я показал язык. —?Так тебя и нарисую. И увековечу. Сиди спокойно.—?Ладно. Хорошо. Я не могу. Доволен?—?Нет. Не доволен. —?Он наклонился, вглядываясь в какие-то детали. Несколько раз коротко оглянулся. —?Я же рисую.—?Это аллегория.—?Гм… возможно. Ну сил моих больше нет. Не играй бровями. Тебе осталось выдержать час. Час, а не… —?Он обронил кисть и, выбранившись, присел. —?Час просидишь?— и гуляй. А завтра продолжим.—?Ты патологически не прав. Сидеть тут неподвижно без дела я не могу. Но это не имеет никакого отношения к…—?…почему же… хм… без дела? Профиль, пожалуйста. Профиль, Бартимеус. —?Что-то исправил. —?Ты присматриваешь за мной. Считай, оберегаешь. Я занимаюсь тем, чем тебе бы хотелось, чтобы я занимался. Разве не так?—?Не так.—?Хм… —?Повернувшись спиной к мольберту, Мендрейк наставил на меня кисть в указующем жесте. Он явно хотел сказать что-то обличительное, даже возможно резкое. Но просто уронил руку. —?Ты не сможешь чахнуть надо мной до конца моих дней. К тому же. —?Вроде опять принялся за картину, но без прежней сосредоточенности. Скорее портил, чем рисовал. —?Я хочу быть полезным. Жить не напрасно.Я обнял его со спины, всё-таки покинув диван, с которым едва не слился. С белого холста мне улыбался узнаваемый Птолемей, запечатлённый будто бы невзначай?— со слегка склонённой головой, с немного рассеянным взглядом. Именно такой, каким я его помнил, именно такой, каким от раза к разу воссоздавал.—?Всё-таки ты не лишён таланта. —?Я собирался сказать другое, но вырвалось как-то само. Мальчишка передёрнул плечами. Мне хотелось его держать. Крепко держать, не отпускать, прижимать к себе, но я уже чувствовал и понимал: он победил?— выскользнет, вырвется на свободу. —?Обещай мне не лезть на рожон. —?Он снова передёрнул плечами и вёртко обернулся в моих руках. Скорчил гримасу.—?Ну я же просил посидеть спокойно. —?Кисточка ткнулась мне в нос. Нат уже давно перерос Птолемея, так что со стороны смотрелись мы вероятно комично. —?Несносный. —?Он ласково улыбался, но внутренне, я видел, торжествовал. У меня же появился повод для возмущения.—?Фу. Это же краска. Мендрейк.—?И что? —?Кисточка мазнула наискось по щеке. —?Я же рисую. А ты?— не сидишь. Как тебя просили.Краска ощущалась на сущности влажной прохладой. Особенно противно мне на самом деле не было. Было донельзя забавно от того, как этот несносный мальчишка всё-таки взял?— и переупрямил. А теперь стоял и улыбался, превращая моё лицо в некую туземную маску. Мне было страшно за него, страшно, что не уберегу, что потеряю, что, как Птолемей, он навсегда исчезнет, но в тоже время я без преувеличений гордился им. Нат бы мог сибаритствовать, мог бы и дальше жить в благости и достатке. Вместо этого он отыскал для себя благородную цель. И тотчас без единого выстрела отвоевал право к этой цели идти. Всё-таки он очень переменился.Пока размышлял, попытался отнять у мальчишки кисточку. Кисточку Мендрейк ожидаемо мне не отдал, так что я ничтоже сумняшесь схватил вторую. В одну из расставленных на столике баночек ткнул не глядя. Цвет оказался красным?— слишком неприятным и ярким, будто кровавым на шее Ната.Странная мысль?— я отогнал её. Это ведь в конце концов было весело?— пачкать друг друга красками. Во всяком случае мы этому в высшей степени интеллектуальному занятию предавались самозабвенно. Для удобства я перетёк в облик шумерца, чем свёл к нулю все предыдущие усилия Мендрейка. Разукрашивание меня Нату пришлось начинать с начала.В душе в итоге мы оказались вместе. Своей перепачканной рожей Нат напоминал мне об одном давным-давно исчезнувшем индейском племени?— с линиями и кругами на шее и щеках, с чем-то вроде молний у выреза футболки. Безвозвратно испорченная, футболка отправилась в утилизацию. Я стоял и очерчивал пальцами оставленные мною узоры. Мы больше не потешались и не смеялись. Разглядывали дела рук своих так, будто друг друга впервые видели.—?Тебе придётся остаться со мной. Сам я не справлюсь. —?Ладони Мендрейка бесцельно блуждали где-то около моих рёбер. И почему-то казалось, что говорит он не о своём измазанном лице.—?Не справишься конечно. —?Стояли как два идиота. В ванне без воды. Гладя друг друга и друг на друга глядя. —?Это во всяком случае будет весело.—?Весело. Вероятно. —?Высвободившись и опершись локтем о стену, Нат принялся стягивать штаны. На них, как оказалось, тоже виднелись пятна.—?Ну и каков твой план?Трусы полетели вслед за штанами. Нат подмигнул.—?Я предлагаю начать с воды. И пожалуй с мыла. А остальное?— потом. Идёт?Я ненавижу воду. Она не причиняет мне боли или любых других неудобств?— я могу спокойно сидеть под дождём, плавать могу и нырять, конечно. Но это для меня как-то… противно, что ли. Дело противоположности, дело принципов.Тем не менее Нат с растрёпанными длинными волосами, с приоткрытыми губами, со стекающими по коже сотнями струй и капель одним своим присутствием меня от отвращения отвлекал. А ещё постоянно мешал мне его оттирать?— гладил живот, прижимался щекой к ладоням.Мы уже не были новичками, успев за минувшее время достаточно хорошо изучить друг друга, но близость?— она не приелась нисколько нам. Находиться так близко, чувствовать, смотреть?— это будоражило. Тягучий и густой, изнутри поднимался жар.Отбросив губку, я притиснул мальчишку к стене. Пальцем приподняв подбородок, взглянул в глаза. На лбу, под глазами и на щеках всё ещё виднелись остатки моих художеств. Сверху стекала вода?— на затылок, шею. Я игнорировал её, я от неё отрешался. Нат. Медленно проводящий языком по губам Мендрейк.Жадно впиваясь в эти его мягкие, податливые губы, я удерживал его практически навесу?— хватающегося за мои плечи, практически распластанного по стене, прижатого к ней моим гораздо более сильным телом.Жадный и суетливый, язык Мендрейка проник мне в рот. Мальчишка был возбуждён?— я чувствовал его твёрдую плоть около моего живота и мне хотелось поймать, захватить её, чувствовать внутри, ощущать, как вздрагивает, как движется, как заполняет. Я требовательно, но осторожно прихватил кончик его языка зубами. Нат застонал?— низко, протяжно. Член его слегка шевельнулся. Как и мой собственный. (всё-таки как интересно реагируют эти люди. А ведь вроде и дельфины занимаются сексом ради удовольствия. Жаль, что Мендрейк?— ни разу не дельфин. Но это я отвлёкся. Гм…)Продолжая его прижимать, упёрся коленом в стену. Стена была скользкой, так что я поспешил отрастить несколько полезных колючек. Устойчиво закрепившись, двинулся Мендрейку навстречу. Он уже нетерпеливо ёрзал?— тычась беспорядочно, пытаясь войти без рук. Веки его были сомкнуты. Рот приоткрыт. Голова повернулась набок. Когда я принял его в себя, Нат судорожно выдохнул. Длинные пальцы впились мне в плечи.Гадкий утёнок прежде, сейчас он был действительно привлекателен. Двигаясь на нём нарочито медленно, чувствуя каждую его реакцию, поддерживая его и целуя, куда придётся, я позабыл и о всё ещё льющейся сверху воде, и о тревогах и спорах дня.Я не буду связывать этого идиота. Я помогу ему. Это ведь в конце концов может быть действительно интересно. И, вероятно, весело.Даже если Натаниэль хочет и правда попытаться закрыть Разрыв.