Оттенки чёрного (1/1)

Натаниэль проснулся, чувствуя, что задыхается. Он сделал вдох, но вдох получился мучительно недостаточным. Сердце колотилось натужно, вялое тело шевелилось с трудом.Когда-то в далёком детстве Натаниэль едва не утонул в бассейне. Это был первый раз, когда мальчику позволили плыть туда, где ноги его не касались дна. Дно было далёким и тёмным. Пугающе-синяя глубина. Глядя сквозь водную толщу вниз, Натаниэль сперва делал гребки, а затем подумал, что под ним невообразимых семь метров. Его захлестнула паника, и как бы Натаниэль не барахтался, тело его стало стремительно проваливаться?— ниже… и ниже.Когда недовольный усатый тренер вытащил Натаниэля на бортик, мальчик успел наглотаться воды?— долго отфыркивался и кашлял, его тошнило, руки и ноги тряслись, голова кружилась, а ощущение беспомощности и тяжести осталось с волшебником и поныне.Проснувшись сегодня утром, Натаниэль внезапно это ужасное ощущение опознал. Ему нездоровилось. Волшебник, как не старался, не мог понять, что стало причиной этого.—?Доброе утро! —?Он с трудом сфокусировал взгляд. Грудь тяжело поднималась и опускалась.—?Лиза. —?Он прохрипел. —?Борис?..Сиделка чуть-чуть приблизилась.—?Уехал вчера. Сразу, как вы уснули.Волшебник знал?— Бартимеус заходил попрощаться. Засыпая, Натаниэль чувствовал, как большая, нечеловечески горячая рука ласково перебирала волосы на его виске, как пальцы касались левой щеки и скулы. Натаниэль очень хотел, чтобы джинн остался, но понимал: попросить не может. Бартимеус и так продержался долго?— долго под постоянным прицелом внимания чрезмерно навязчивой Лизы, долго, притворяясь тем, кем он не являлся. Он должен был уйти, ведь в конце концов всё, что делал Бартимеус, он делал исключительно для волшебника.Натаниэль ценил. Ценил то, что Лиза оставалась при них?— она помогала ему восстанавливаться быстрее, хотя джинн в её присутствии и был отягощён необходимостью поддерживать человеческий образ в каждой незначительной детали; ценил то, что Бартимеус был готов терпеть боль от разлуки с домом; ценил, что каждую минуту рисковал, оставаясь в союзе в надежде на здешнюю медицину. Он просто ценил Бартимеуса?— всё, чем Бартимеус являлся и всё, что делал.—?Мне нездоровится, Лиза. —?Она побледнела, склонилась, коснулась ладонью лба. —?Дышать тяжело. И… сердце. Сердце настолько… —?ему не хватало воздуха. —?Лиза, открой окно. Жарко.Сиделка поспешила исполнить просьбу, зябко поёжилась, когда колкий ноябрьский ветер ворвался в створку. Натаниэль вздохнул. Ему даже на мгновение показалось, что стало легче.—?Натан Евгеньевич, может мне вызвать врача?Мендрейк покачал головой:—?Не стоит. Это пройдёт. Просто принеси мне,?— он задохнулся. В груди кольнуло. —?Просто принеси мне чай. И больше,?— отвратительный шум в ушах,?— больше мне ничего не нужно. Лиза, я устал. Лиза.Чай он в то утро так и не выпил?— не помнил, как Лиза вернулась с чашкой. Через два часа Лиза настояла на том, что стоит измерить температуру и давление. Ещё через два заставила выпить несколько таблеток. ?это,?— сказала,?— должно помочь?. Натаниэль не спорил. Он старался вообще не говорить?— экономил воздух. Воздуха становилось всё меньше и меньше, сердце колотилось безостановочно. Редкие уколы в груди превратились в боль.Лиза закрыла окно. Как она это сделала волшебник не помнил, не помнил, но, попросив открыть, получил отказ. ?Слишком холодно. Ты и без того приболел. Нам не хватало ещё простуды?.Волшебник потерял счёт времени. Наверное в обед Лиза заставила его выпить стакан молока?— молоко горчило. Натаниэлю было слишком плохо, чтобы пытаться двигать руками, потому, поддерживая за затылок, Лиза его поила. Зубы то и дело ударялись о стекло с неприятным звуком.—?Если позвонит Борис… Лиза… —?Мендрейк закашлялся. —?Скажи ему. Он должен вернуться. Борис. Скажи. Бар… Борис. —?Барбарис. На то, чтобы рассмеяться своей ошибке, сил у волшебника не осталось, но он улыбнулся, представив: могло бы быть такое ароматное и сладкое прозвище у по-человечески любимого старшего брата? Однажды он видел красные ягоды барбариса. И барбарисовый чай с удовольствием пил. Порой.—?Если позвонит, я скажу. Конечно. —?Лиза осторожно уложила Мендрейка, поправила одеяло. —?Тебе скоро станет легче.В ответ Натаниэль только что-то невразумительно промычал.Границы реальности и сна, прошлого и настоящего, того, что было на самом деле и того, о чём когда-то Мендрейк мечтал?— всё перемешалось, сплелось в горячке. Иногда, когда Натаниэль открывал глаза, рядом стояла Китти?— трогала лоб, говорила что-то. Он закрывал глаза. Китти исчезала. Миссис Андервуд следом приносила тёплый травяной отвар. Заставляла пить. ?Пей,?— громыхал бородатый наставник,?— ты должен пить!? Натаниэль так боялся навлечь на себя его неудовольствие, что делал глотки сквозь жжение в горле и боль в груди.Мёртвые приходили к нему. Мёртвые приходили за ним?— он живых не видел. Миссис Андервуд, Китти, Наставник. Лавлейс улыбался?— поил из рога. ?Бар… Бор…??— кто-то гладил по голове. Кто-то обещал, что станет конечно легче. Но вокруг были только мёртвые. А Бартимеус не появлялся.На следующее утро стало немного лучше. Лиза даже сумела уговорить Натаниэля пересесть в кресло и позавтракать на кухне медовыми хлопьями с молоком.Натаниэлю отчаянно хотелось на воздух. Туда, где он сможет дышать. Дышать?— это было так сложно теперь, но настолько важно… В груди болело. Он то и дело кашлял. Лиза пережидала. Гладила по плечу. Он бы не выдержал одевания, традиционная прогулка заранее казалась слишком долгой и сложной. Вместо неё волшебник невесть сколько просидел на балконе, укутанный одеялом.Там и уснул. Лиза перевозила в постель безвольного?— грела, поила чаем.—?Борис,?— хрипел Натаниэль, с невесть откуда взявшейся силой хватая её за руки. —?Мне показалось, я слышал звонок. Борис? Ты отвечала.—?Нет. Не Борис. —?Лиза надевала ему носки. —?Это энергообслуживание. Просили показания счётчиков. Всего-то.—?Ладно.—?Чай принесу.Согласно кивнул:?— давай. —?На холодном осеннем ветру он изнывал от жара. Здесь же внезапно почувствовал, что замёрз.И вторая ночь, полная кошмаров и боли.—?Лиза.Лиза почти не отходила?— сидела рядом: измеряла давление, давала пахнущие валерианой капсулы, поила всё ещё горчащим молоком. Она ещё раз предлагала обратиться к врачу, но тотчас убедила, что уверена: подопечный идёт на поправку, и за временным ухудшением вскоре наступит выздоровление. Натаниэль на него уже практически не надеялся. Он слишком устал. Он хотел только дождаться возвращения Бартимеуса. Он хотел ещё хотя бы раз почувствовать надёжное присутствие джинна рядом. Бартимеус обещал: вернётся на третий вечер. Натаниэль убеждал себя, что продержится. Держаться-то осталось всего лишь день.Утром его стошнило. Лиза поставила укол, но это не помогло. Натаниэль уже нисколько не сомневался, что умирает. Он всё чаще проваливался в беспамятство. Просветления стали столь краткими и мучительными, что Мендрейк почти их возненавидел. Практически постоянно он ощущал тонкие пальчики Лизы на запястье. Под дрожащими ледяными подушечками прерывисто бился пульс.Мёртвые тянули и звали из колодца немыслимой пустоты. Натаниэль противиться его притяжению был не в силах. Руки оглаживали его, голоса говорили, что всё непременно кончится.Натаниэль очнулся рывком во мраке. Пробуждение было ясным и резким. Комната плыла. У изголовья мерцал торшер. Ноги и руки озябли. Вдохнуть получалось с трудом. Шея задеревенела?— почти не слушалась.—?Лиза,?— хрипло позвал в темноту. Но Лизы не оказалось. Быть может за чем-то вышла? Может уже позвала на помощь? Может Бартимеус уже вернулся? Как странно. Он ведь обещал, что будет звонить, будет узнавать, что вернётся. Точно. А если с ним, как и с Натаниэлем, что-то произошло.Что-то плитой наваливалось на грудь. Напрягшись, зажмурившись, стиснув кулаки, Натаниэль протолкнул в лёгкие новую порцию воздуха. Тотчас закашлялся, ощущая во рту мерзкий кровавый привкус. Мёртвые тянулись к нему в реальность. Он отчётливо слышал голоса. Он знал, что очнулся в последний раз. Он знал, что всё для него закончилось. Он не дождался Бартимеуса. Он больше никогда не сможет его увидеть.Последним мучительным усилием волшебник потянул непослушные руки. Ледяные ладони встретились на животе. Практически безвольные пальцы левой нащупали правый мизинец.Проваливаясь в черноту, слыша заманчивый шёпот мёртвых, волшебник потёр кольцо.Его голова откинулась набок. Глаза закрылись. Ниточка вязкой слюны потянулась на подушку.Он больше уже ничего не видел.***—?Мы бы могли принять его в наш реабилитационный центр,?— дышащий дорогими сигаретами главврач взял меня в расчётливый прицел своих огромных очков. При каждом движении головы стёкла очков отблёскивали зеленовато-синим. Голова у врача дёргалась с завидной регулярностью, но я всё равно отчётливо видел вереницы цифр, бегущую в подслеповатых глазах под его очками.—?Гарантии?Врач неопределённо пожал плечами. Дохнул сигаретами (кто-нибудь, сообщите ему о вреде курения! Я б попытался, да по образу не положено. Очень досадно).—?Гарантий нет. Мы приложим все усилия, но… —?он потыкал розовой сарделькой пальца в рентгеновский снимок Ната. —?Случай запущенный. Видите?—?Вижу. —?Да ни черта я не видел. Точнее видел, но разобрать не мог?— какие-то косточки, какие-то пятна?— на этом всё. Не удивлюсь, если господин очки и табачный запах тоже в этом понимает не многим больше?— аура просто-таки пульсировала кислотно-зелёным и ядовито-жёлтым. Я старался держаться подальше от этой ауры. Очень уж неприятно соприкасаться с таким… Последователь Гиппократа? Серьёзно? —?да у последнего базарного жулика аура чище. Фу!Зря я тащился в Питер. Пасмурный, дождливый, ветряный городище?— гораздо противнее, больше и холоднее Лондона. Единственный плюс?— полное отсутствие волшебников. Впрочем, в Малороссийском союзе я осознал, что в некоторых особо запущенных случаях это скорее минус.Нату здесь понравится вряд ли. Я уже понял: Мендрейк обожает солнце. Нужно скорее заканчивать с этим. И возвращаться. Домой.Домой?Странность какая. Разве какое-то место кроме Иного может для меня ощущаться домом?—?Мы подумаем. Если примем решение, я обязательно с вами свяжусь.Большие очки поникли. Вереница цифр съёжилась?— и разочарованно уползла куда-то в черепную коробку. Плакать.—?Спасибо. Буду ждать, Борис Евгеньевич. Позволите проводить? —?Врач неохотно собирал принесённую мною макулатуру?— результаты предыдущих обследований Мендрейка.Я уж было собрался кивнуть, но вдруг ощутил лёгкое тяготение, практически забытое чувство коготков, вцепившихся в сущность.Вызов.Как?Почему?—?Не стоит.Спешно поднявшись, попятился. Семь секунд.Да неужели же этот мальчишка соскучился? Ну, если так, я ему устрою. Он у меня попляшет.—?Всего хорошего. —?Выхватил папку из рук врача. Выскочил. Хлопнул дверью. Рванул через приёмную. Скорее. Скорее.Нат бы не стал дёргать меня по пустякам. Нат бы не стал использовать кольцо без крайней необходимости. Что-то случилось. Что-то, с чем без меня он совладать не в силах.Но ведь я звонил Лизе только сегодня утром. Звонил и вчера. Всё ведь было хорошо. Нат отдыхал.Резкий поворот?— и пустынный угол. Можно расслабиться. Можно исчезнуть. От сопротивления сущность буквально рвалась на части.Я наконец подчинился. Я потянулся навстречу вызову.Аккуратно одетый Борис Евгеньевич бесследно испарился, оставив на память о себе кожаную куртку на вешалке в гардеробе.Я воплотился в комнате Ната. Темно и душно. Полдень, но шторы задёрнуты.—?Нат? —?Никакого ответа. —?Мендрейк?Пахло лекарствами?— чем-то сладковато-терпким, а ещё молоком и спиртом. Прибор для измерения давления на прикроватном столике. Тут же?— раскрытая книга и наполовину опустевший стакан воды. Шаг.Следующим окликом я подавился.Он отощал, стал почти двумерным. Бледный, лежал с приоткрытым ртом, безвольно откинув голову, и сперва показался мёртвым. Здравый смысл подсказал мне впрочем, что в этом случае я бы уже исчез. Артерия на шее слабо пульсировала. Билась и жилка на виске. Я потряс за плечи, хлопнул по щеке:—?Натти. Очнись. Ответь! —?Тишина. —?Скотина!Кто? —?я не знал и сам.Вопреки новомодному стопперу, дверь с грохотом ударилась о стену, когда я с неприсущей человеку яростной силой проломился из спальни наружу.—?Лиза! —?Тихий стеклянный перезвон. Я через миг оказался на кухне. —?Лиза, какого чёрта?!Она вытирала тарелку и вздрогнула от неожиданности. Резко побледнела. Тарелка раскололась о плитку:—?Борис Евгеньевич? Откуда вы… здесь? —?Попятившись, Лиза упёрлась спиной в кварцевую столешницу около мойки.—?Приехал раньше.—?Я не заметила. Мы не ждали.—?Лиза!!! —?Я рявкнул, едва не сорвавшись на демонический рёв. —?С Натаном что?—?Всё… —?Медленно, но верно она брала себя в руки. Переступила осколки. Присела, собирая голыми руками. —?Всё хорошо. Он приболел, но идёт на поправку.—?Разве?—?Да… —?Она закивала болванчиком. —?Да. Конечно. —?И тут же вскочила, рванувшись за мной. —?Куда вы, Борис? Куда?—?Вызвать врача. —?Я рванул в гостиную. Лиза едва поспевала следом. Панический ужас гнал меня вперёд, требовал действовать. Интуиция подсказывала: Лиза ошибается. Или лжет. Времени у Ната осталось совсем немного. Но всё сейчас наладится. Мы позвоним. Мы получим помощь…Я резко затормозил.—?Лиза. Где трубка?Подставка около базы радиотелефона была пуста.—?Может быть. —?Алые губы на бледном лице. —?Я говорила с матерью. Кажется… оставила где-то. Я поищу. Извините… Быстро.Что-то было не так. Что-то, что, захваченный ужасом, я никак уловить не мог.—?Сколько он болеет?—?Сразу, как вы уехали, заболел. Но это бывает. Недостаток витаминов. И осень. Сердце могло…—?Я же три раза звонил! И ты говорила, что всё в порядке!Сиделка непроизвольно сделала шаг назад. Шаг?— и ещё один.—?Я не хотела, чтобы вы волновались. Я не хотела…Осознание. Вот. Наконец-то?— то, что ускользало от глаз.Вспышка понимания оказалась настолько яркой, что на какое-то мгновение я ослеп. Когда реальность вернулась снова, я обнаружил свою руку сжимающей горло Лизы.—?Чем ты его травила?!Прижатая к стене, сиделка отчаянно дёргала ногами, силясь дотянуться до пола. Она хрипела. Молча открыла рот.Аура. Да как же я мог не заметить раньше?Но раньше этих пятен не было. Не было?— я проверял. Я видел.Лизины глаза, и прежде огромные, принялись стремительно округляться. Зрачки расширялись в ужасе. Лицо исказилось гримасой. Я несколько раз встряхнул: ?говори!?,?— и только тогда осознал, что она не может. В ярости я держал её слишком крепко.Когда отпустил, сиделка сползла по стене, задыхаясь. Рухнула на колени, схватилась за грудь:—?Борис…—?Чем ты его травила, мерзкая человеческая девчонка?!—?Я не травила… Я… —?Но аура давно говорила правду.Несколько секунд я смотрел в молчаливой ярости, в отвращении отшатнулся, когда дрожащие руки потянулись к моим ногам.—?Так для всех будет лучше. Для вас, для него. —?Я громыхнул, повторяя вопрос. Голова наконец склонилась. —?Шкафчик на кухне. На полочке. Третий справа. Дайте ему последнюю таблетку. Избавьте себя от него, а его?— от жизни. Так будет лучше. Правда, Борис. Лучше для…Картинка расплывалась перед глазами. Планы сливались в один. Я, как бы не пытался, не мог понять. Даже сейчас, даже после того, что она сотворила, в ауре этой девицы я зла не видел.Видел другое.Любовь?Ко мне?К Борису Могутену, которого я так хорошо играл?Если прямо сейчас я её сожру, никто не узнает. Дело секунды?— наброситься, разорвать…Помнить о Нате. Помнить, что времени очень мало. Помнить: ни в коем случае себя выдавать нельзя.Я нёс её на плече, перебросив, безвольную, будто мешок с картошкой, и только у самой двери снова схватил за горло. Больше никогда, ни в чём не доверюсь людям. Больше никогда, если даже самых чистых из них любовь обращает в такое зло.—?Если я увижу тебя ещё раз, если услышу, я задушу тебя, Елизавета. —?Исполненное ярости, истинное имя в моих устах ранило её беззащитное астральное тело сильнее физического кулака, которым бы мог ударить.—?Борис…—?А теперь исчезни.И я будто кошку бросил её за дверь.