Оттенки белого (1/1)

Трубка от радиотелефона нашлась на кухне. На полочке. В третьем справа шкафчике от окна. В результате её поисков половина квартиры теперь пребывала в хаосе. В центре этого хаоса прямо поверх осколков разбитой тарелки сидел смуглокожий египетский мальчик, размашисто тыча пальцем в светящиеся цифрами кнопки. Там, где мой палец соприкасался с прорезиненным пластиком, чёрные следы оставались на белом фоне.Не знаю, как и почему принял облик Птолемея. Опомнился в последний момент, когда усталый женский голос заговорил мне в ухо: ?скорая помощь. Слушаю?.Я крепко сжимал запястье Натаниэля до их приезда. Мне казалось, что так он наверняка не умрёт, наверняка не исчезнет?— я ведь его держу.Мальчишка дышал тяжело, но всё же дышал, а воспоминания то и дело накатывали волнами.Вот мы покупаем сладкую вату в парке. Я отрываю розовые клочья?— и Нат смеётся. ?…Она открывается?. —?Нат недоумённо вращает в руках матрёшку.Я ныряю за игольчатой ракушкой в подарок Нату. Я ненавижу воду. ?…Ты же не хочешь, чтобы я умер лёжа??. —?Храм, Птолемей и страх. ?…особенно, когда он минует лимузин?. —?Китти восклицает: ?о чёрт!?,?— а я так показательно равнодушен.Мокрое ведро. Я только что окатил мальчишку, потому что мне стало скучно. ?Проснись и пой!? Но что-то пошло не так. Я понял не сразу. Он напрягался, гримасничал, отчаянно пытался перевернуться набок. Отплёвываясь и отфыркиваясь от ледяной воды, он глядел на меня в ошеломлённой панике.Если бы я знал заранее, что Натаниэль покалечил спину, стал бы подталкивать Китти?А если бы знал, кого обрету в Мендрейке?Форма у людей была не белоснежной, а красной. Почти, как кровь. Они появились внезапно, заполонив комнату запахами, телами и голосами. Кто-то потащил меня за свободную руку. Вырвавшись в гневе, я едва не сожрал нахала. Люди раскладывали что-то на прикроватном столике?— иголки, шприцы, ватные диски, ампулы. Люди обступили Натаниэля со всех сторон.—?Руки от него уберите! Не троньте, ну?!Я больше никогда не доверюсь людям. Я больше никогда не позволю.Дородная рыжеволосая тётка, пахнущая спиртом и беляшами, обхватила хрупкого на её фоне Бориса за плечи, с силой потащила:—?Успокойтесь. Не стоит смотреть, голубчик. Давайте с вами выйдем и побеседуем. Расскажите мне подробнее, что случилось.Оставаться человеком. Ради безопасности Ната всегда оставаться Могутеным.Вопреки необходимости я заставил себя медленно вдохнуть и выдохнуть через нос, позволив моему телу расслабиться, последовать за тёткой. Но что рассказать? И ответить… как?Я бы мог воспользоваться возможностями Могутенаь, мог бы открыть, как есть. Но это были человеческие игры. Игры, от которых я очень устал в союзе. Я просто хотел её никогда не видеть. Больше?— никогда. Если увижу?— убью, задушу, сожру. Я просто хотел, чтобы всё было в порядке с Натом. Если бы мог, я бы подхватил и унёс его. Прочь, прочь от двуличных людей, для которых убить другого?— что-то вроде рыцарского поступка. Жертва любви. А как же… Если бы знал, что сумею его спасти, мы бы давным-давно оставили всё, исчезли. Только он был человеком. И единственными, кто знал, что делать, были сейчас только другие люди.Я позволил своему лицу побледнеть, губам?— задрожать, а телу безвольно обвиснуть в руках пахнущей беляшами участливой тётки.—?Помогите ему. Пожалуйста, помогите.Кажется, мне попытались сделать укол в вену на руке. Кажется, я обругал кого-то на Древнешумерском. В остальном же следующие полчаса всё проходило практически так, как надо?— в смысле я почти искренне истерил, заламывал руки, а потом, отплевавшись от предложенной успокоительной настойки, волком смотрел из угла. Понаехавшие же врачи занимались полезным делом?— Нату поставили катетер, что-то вкололи, надели кислородную маску, кольцо на палец и, расстегнув пижамную рубашку, понатыкали чего-то на грудь.Когда принесли носилки, я всполошился.—?Сам! Уберитесь!Рыжая тётка:—?Тише, голубчик. Тише.Я бы показал ей, где голубчики зимуют, но как-то мне было не до того. Только когда Ната погрузили в реанимобиль?— белую машину с красным крестом и невыносимо орущей сиреной, я кажется позволил себе моргнуть и вдохнуть, внезапно вспомнив, что нормальные люди вообще-то делают это гораздо чаще.Еду или не еду никто не спрашивал. Я без вопросов забрался внутрь и вцепился в Ната?— он был холодный. Слишком холодный для того, чтобы быть живым.В дороге его подключали к каким-то аппаратам, что-то вводили, а раз?— ударяли током. Зачем это всё я понять не мог, но, наблюдая, пытался убедить себя в том, что именно так и нужно.Бледное лицо под прозрачной зелёной маской. Я почему-то с неудовольствием отметил, что волосы у Ната лежат как попало?— всклокочились, перепутались. Кажется, минувшие три дня Лиза его не расчёсывала и даже не купала. О последнем мне сообщал весьма неприятный запах. Впрочем, я всё равно оставался рядом. Это ничего. Это же всё поправимо.Белые стены и белые лампы на потолке. Белое покрывало на синей каталке. Белый халат ?наденьте?. Шуршащие пакеты бахил?— на ноги. Желтовато-белые от резиновых перчаток руки на ходу забирают у Ната кровь. Палец и вена. ?Стабилен?. Стабилен? Я прислушиваюсь, ни на минуту не отставая. ?Вам нельзя в интенсивную терапию. Простите?. Да мне плевать! Я уже оставил его, доверил, и пока гонялся за призрачной надеждой, что он поднимется, Ната едва не убили. А если бы не кольцо? Если бы… не… я бы просто исчез, испарился, так и не узнав, что случилось с ним.К первой незаживающей ране?— вторая?Мерно пищащий аппарат, прерывистая линия на экране. Следует признать, медицина и техника Союза в сравнении с тем же Лондоном кажутся чем-то сюрреалистичным?— уж слишком хороши.Участливая медсестра предложила суп. Я тупо согласился?— и тупо съел. Тёплая тяжесть растеклась по сущности. Ничего. Превращусь?— и исчезнет, сольётся с моей энергией. Это ведь не потребность?— не есть, а принцип. Чтобы не уподобляться противным людям.—?Кризис миновал. Он пойдёт на поправку. —?Белые стены. Белый халат. Белая безликая девица. И голос. Какой-то белый. Белый, посторонний, ненужный шум. —?Может быть вам одеяло принести? Отдохнёте? Можете прилечь на вторую койку.—?Да. Да, хорошо. Прилягу.Белая девица исчезла. (А на что я, собственно, согласился? —?не помню. Не слышал). Шум.Чёрное колючее одеяло. Чёрное в белом мире. Чёрное, как чёрный экран с извилистой полосой. Высокая стойка капельницы. Прозрачная жидкость в колбе.Я трогал его ледяную кожу. Кончиками пальцев. Осторожно, чтобы не повредить. Всё же какой он хрупкий. Всё же насколько…Блёклый рассвет просочился сквозь белый тюль. Очередная блёклая девица, войдя в палату, стала проделывать какие-то манипуляции?— снова забрала у мальчишки кровь, сняла показания с приборов, выдернула капельницу из катетера и отодвинула в сторону белую стойку.—?Через час подойдите в третий кабинет. Это четвёртая дверь по левую руку. С вами побеседует врач.Тупо кивнув, я сразу же возмутился.—?Я никуда не пойду. Понятно?Девица безразлично пожала плечами и молча вышла.Час.Я неторопливо поднялся. В сущности ещё ощущался больничный суп.—?Я не на долго, Нат. Скоро вернусь. —?Всклокоченные волосы под ладонью. Лоб?— ледяной, а глаза?— закрыты.Когда я таки отыскал нужную дверь и вежливо постучался, в относительно чистое коридорное окно заглянули косые солнечные лучи. Пышная, румяная, излишне носатая женщина-главврач расположилась за монументальным столом, загроможденным внушительными стопками, толстыми папками, разнообразными листочками, рентгеновскими снимками и книгами в блёклых переплётах. На краю стола скромно притулился светло-серый монитор пенсионного возраста?— слишком здоровый для того жалкого клаптика свободного места, которое ему не от большой щедрости отстегнули.В этом кабинете всё вообще было каким-то великанским: массивные раритетного вида стулья, тяжёлые терракотовые шторы, рогатая люстра с шестью лампочками и несколькими десятками стеклянных финтифлюшек, пыльными гроздьями свисающих вниз. Кое-где финтифлюшек уже не хватало, однако люстра продолжала делать вид, что она?— главное украшение этого помещения.Я поздоровался. Женщина-врач поздоровалась в ответ, показав лошадиные зубы (белые и большие). Мне предложили присесть. Я поблагодарил. (Да когда же этот обмен любезностями закончится? Сразу по делу нельзя никак?)—?Я получила результаты Анализов Натана. Мы выводим опасные вещества из его организма, но это процесс небыстрый.—?М… —?Я вспомнил, что так и не знаю, как называть врача, хоть табличка на двери и наличествовала (заметить я её заметил, а вот прочитать как-то не удосужился). К счастью, моё упущение услужливо исправил висящий на стене Сертификат. Рамочка буквально сверкала?— видимо её протирали. И протирали часто. Значит Виктория Борисовна, специалист высшей категории. —?Спасибо, Виктория Борисовна.Вопросительная пауза.—?Его гормональный фон сбит. Процессы в организме нарушены. Имеются серьёзные проблемы с работой сердца. Налицо действие сложного комплекса препаратов. Это конечно не моё дело, но… Борис Евгеньевич, вам бы стоило обратиться…—?Это и правда не ваше дело, уважаемая Виктория Борисовна. Я же не даю вам советы в том, как его лечить, а вы не советуйте, пожалуйста, что делать мне. —?(М-да… кажется добрыми друзьями мы не станем. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось). —?Многие хотели бы навредить мне через него,?— всё-таки попытался несколько сгладить впечатление. —?Просто так я этого не оставлю.—?Да,?— лошадиные зубы показались наружу снова. —?Тогда вам бы наверное было полезно знать. В случае смерти отравление бы было недоказуемо.Я не заинтересовался. В случае смерти я бы вообще не смог ничего узнать.—?Чего мне ждать?—?Всё поправимо. Но быстро не обещаю. Вряд ли мы с вами распрощаемся раньше конца декабря. А может и позже. —?Виктория Борисовна порылась в ближайшей стопке. Стопку опасно перекосило. —?Посмотрела снимки вашего брата. В этом его состоянии, как вы понимаете, мы бессильны.Да уж кто бы сомневался. Вот правда. Кто?