Часть вторая. Оттенок серого (1/1)

—?Может вам что-нибудь нужно, сэр? —?прозвучало из приоткрывшейся двери. В створку ворвался тоненький лучик тёплого света лампы вместе с белокурой головкой.—?Нет. Ничего не нужно. Спасибо, Лиза.—?Если что, зовите?— я сразу услышу. —?Белокурая головка исчезла и дверь захлопнулась. Натаниэль сам себе кивнул. Лиза работала с ним уже что-то около четырёх недель, и эта вечерняя сцена изо дня в день оставалась полностью неизменной. Натаниэль, в Малороссийском союзе Натан Евгеньевич Могутен, успел по достоинству оценить профессионализм и предупредительность юной сиделки. Несмотря на некоторые весьма раздражающие особенности, в целом Лиза была настоящей находкой, и Натан Евгеньевич (как бы по-дурацки это не звучало), искренне её ценил. Главным хорошим качеством Лизы было конечно же знание английского. Говорила сиделка скверно, но однако же в отличии от большинства говорила. Удивительно, насколько непопулярными были для малороссиян привычные Натаниэлю Английский, Чешский и прочие с детства знакомые языки. К негативным же качествам Лизы в первую очередь относилась некоторая навязчивость.—?Натан, прошу прощения. Может перекусите перед сном?Вот именно об этом.Натаниэль натянуто улыбнулся.—?Спасибо. Нет.Дверь затворилась, но через мгновение снова открылась. И на этот раз открылась гораздо шире.—?Кстати, совсем забыла. Звонил Борис.Натаниэль встрепенулся. Если бы мог, подскочил бы:—?Борис? Когда? Почему вы не передали трубку? Что он сказал?Светловолосая сиделка замялась, но не потому, что сомневалась в ответе. Скорее формулировала. Долгие паузы были её языковой особенностью, с которой приходилось мириться. К тому же Натаниэль задал слишком много вопросов сразу.—?Несколько часов назад. Вы отдыхали. Он не велел тревожить. —?Натаниэль стиснул кулак и досадливо ударил им о матрас. Лиза продолжала. —?Звонил из Киева. Сказал передать, что завтра вернётся. И это всё.Завтра вернётся. Завтра вернётся!—?Спасибо, Лиза. Впредь, если будет звонить Борис…Голова склонилась и дверь захлопнулась. На комнату опять опустился мрак, но в душе Натаниэля было светло и радостно.Вот уже третий месяц они живут в Малороссийском союзе. Дорога сюда оказалась трудной. Большую часть пути Бартимеус нёс волшебника на ковре, а вот границу пересекали культурно. Поездом. С той безупречной легендой, которую выдумал Бартимеус, со всеми подложными именами и документами, которыми он запасся, приняли их относительно просто. В конце концов, согласно легенде, они ниоткуда не эмигрировали. Напротив, возвращались на родину, покинутую их матерью около девятнадцати лет назад.Как не преминул заверить джинн, он бы мог и дворец возвести за ночь (привирал конечно), возникни у Натаниэля подобное пожелание, однако же обошлись без ускоренных строек и без излишеств. Вместо этого братья Могутены приобрели прекрасную пятикомнатную квартиру в центральном районе Харькова, где с удобством поныне и проживали. Точнее как, проживали. Натан Евгеньевич проживал, тогда как старшего брата Бориса видели дома редко.С самого первого дня начался изнурительный, долгий поиск. Натаниэль уже сбился со счёта, сколько специалистов прошёл, сколько раз его смотрели, сколько раз простукивали и прощупывали, сколько раз шептались с Бартимеусом за плотно закрытой дверью. Сбился во всяком случае Мендрейк на втором десятке, и с тех пор не запоминал принципиально. Все всё равно говорили одно и то же. Быть может подвижность верхней части корпуса и удастся восстановить путём длительных упражнений. Но ноги безнадёжны. Натаниэль никогда не сможет ходить. Это навсегда. И не на что тут надеяться.Но Бартимеус почему-то упрямо продолжал, всякий раз улетая всё дальше и дальше. Пропадая всё дольше и дольше. Харьков был центральной точкой, но кольцо поиска расширялось, и когда вынужденные отлучки Бартимеуса стали превышать двенадцать часов, им понадобилась сиделка.В этот раз Бартимеус превзошёл самого себя. Его не было неделю. Неделю! За время, проведённое в Александрии, Натаниэль настолько привык к присутствию джинна рядом, что отсутствие его ощущалось практически катастрофой. С чем Бартимеус вернётся завтра? —?ни с чем? Или опять притащит какого бестолкового эскулапа? Или деревенского знахаря? Или бабку-шептуху? А что? —?вариант. Почему бы нет?Натаниэль внезапно поймал себя на том, что нервно комкает простынь, а ещё на том, что снова и снова представляет, что подгоняет время, что слишком ждёт. Он почему-то скучал. Скучал несмотря на то, что прямо сейчас ни в опеке, ни в помощи не нуждался. В чём же тогда? Колкие замечания, шуточки к месту и нет, постоянные споры, долгие ночные рассказы о древних временах… Натаниэль бы мог перечислять бесконечно долго, но даже тогда не объяснил бы, чем для него Бартимеус стал. Он просто хотел поскорее его увидеть. На этом?— точка.А время как на зло ползло-тормозило. Даже когда сон наконец пришёл, даже, когда поутру Натаниэль наконец проснулся, Бартимеуса рядом не было. У постели вместо него оказалась Лиза.—?Доброе утро, Натан! —?Всегда неизменно бодрая, она щебетала пташкой, улыбаясь, как детский аниматор. Тот особый тип улыбки, которую несмотря на обстоятельства будто к лицу приклеили.Даже ещё не проснувшись толком, Натаниэль сразу спросил:—?Борис?—?Нет. Не приехал пока,?— качнула головой сиделка.—?Что же… подождём. Доброе утро, Лиза. ?Доброе? утро Натаниэля тоже проходило практически одинаково. Теперь у него появились резинки, маленькие ручные гантели и даже особое приспособление, ухватившись за которое, Мендрейк с помощью Лизы мог приподнимать и опускать себя, тренируя таким образом верхнюю часть тела и изрядно окрепшие со времени Александрии руки. Появились у него теперь и настоящие эспандеры. Однако же они были единственным, к чему Натаниэль так и не прикоснулся. Заставить себя расстаться с милыми сердцу собачьими игрушками он не мог.Прежде, чем приступать к умыванию или завтраку, сорок минут Натаниэль уделял зарядке: опираясь на подушки, совершал круговые движения головой, при поддержке Лизы?— плечами, запястьями, напрягал и расслаблял мышцы пресса, делал дыхательную гимнастику.В кровати он больше не ел, равно как и не справлял прочие нужды. После зарядки Лиза пересаживала его в удобное кресло на колёсах, в котором и возила?— в уборную, на кухню и даже, утром и вечером, на прогулки. Один раз они ездили на показ немого кино под открытым небом, а раз?— на родник, где бегали старушки с бутылками и голопузые мокрые ребятишки. В сравнении с Александрией жизнь Натаниэля стала теперь яркой, насыщенной и очень даже разнообразной, однако же в отсутствии Бартимеуса той особенной, щемящей, мучительно тёплой радости волшебник не испытывал никогда.Лиза приготовила на завтрак ароматные гренки с сыром, а с ними подала кусочек вчерашнего пирога и душистый чай. Вкуса Натаниэль особенно не заметил. Всё время отвлекался, глядя то на часы, то на дверь. И слушал. Внимательно слушал?— ну где же? Где?Харьковская осень оказалась на диво тёплой. В сравнении с Лондоном Харьков вообще был светлым. Здесь было столько солнца, столько голубого неба, столько приветливых, ясных дней, что Натаниэль невольно начал привязываться к этому зелёному городу, усеянному, куда не глянь, цветочными клумбами и декоративно постриженными кустами. Сегодняшний день был именно таким, которые Натаниэлю особенно полюбились?— лёгкий ветерок подгонял-подталкивал мягкие белые облачка, солнце уже не припекало, но всё ещё ласково гладило, согревая, пахло опавшей листвой и астрами… однако, когда Лиза предложила отправиться на прогулку, Натаниэль отказался.—?Бориса ждёте… —?Сиделка сметала со стола рассыпавшиеся крошки в большую голубую тарелку. Она непременно сохранит их, и в парке рассыплет у ног Натаниэля, приманивая стаю обнаглевших упитанных голубей. Натаниэль не мог сказать, что птицы ему нравились, но никогда не возражал, сидя и наблюдая, как забавно дёргаются маленькие головки и как улыбается Лиза. Лиза любила птиц.—?Жду. —?Он кивнул. Лиза зазвенела посудой в раковине. Зашумела вода.—?Может быть включить телевизор?И снова смотреть непонятные русские передачи… Натаниэль покачал головой.—?Спасибо. Не стоит. Это для меня слишком. Лучше принеси пожалуйста ту книгу в сером переплёте, которую я начал читать вчера.Сиделка суетливо отёрла руки.Книга, раскрытая на нужной странице, через минуту оказалась на столе и, склонив голову, Натаниэль погрузился в чтение. Он был рад тому, что теперь у него появилась возможность заниматься хотя бы этим. Два месяца назад Бартимеус заполнил стеллаж разнообразной литературой и несмотря на то, что ничего магического среди этих книжек не оказалось, читал Натаниэль с удовольствием.Джинн явно отбирал книги, руководствуясь исключительно своим весьма специфическим чувством юмора, так что прочесть Натаниэль уже успел не только ?пособие юной домохозяйки?, но и несколько отвратительно слезливых любовных романов, а ещё нечто под названием Камасутра. Что было нужно делать с последним?— смущаться или смеяться?— Натаниэль так и не понял, но при случае клятвенно пообещал Бартимеусу: однажды обязательно встанет хотя бы ради того, чтобы проделать с ним то, что вычитал. На следующее же утро книга со стеллажа бесследно испарилась. ?Учение Добродетели. Путь целомудрия??— вот, что, хохоча, предложила Лиза. Попытавшись проштудировать сей великолепный опус, Натаниэль пришёл к выводу: Камасутра была однозначно лучше. Но сообщать Бартимеусу об этом не стал. От греха подальше.Текст не шёл. Натаниэль смотрел, но скорее бездумно водил глазами. Строки сливались. Ну где его носит. Где?Раз в несколько минут Лиза переворачивала страницу. Она смотрела в книгу через плечо волшебника. Книга была на Английском, так что девушка то и дело тыкала пальцем:?— А это какое слово? —?Мендрейк отвечал механически. Потом наконец помотал головой?— и сдался.День проходил бестолково. Натаниэль пробовал играть в шахматы?— он делал шаги, называя клетки, а Лиза переставляла фигуры на доске перед его глазами. Шахматы и прежде давались волшебнику не особо. Сегодня же его обставили, как ребёнка. Натаниэль понимал: пока ожидание настолько невыносимо, он не сможет сосредоточиться ни на чём.Последние три дня он только и думал, что о возвращении Бартимеуса. По ночам же Бартимеус ему постоянно снился. Снился в Александрии. Снился у моря. Снился, разбирающим спутанные пряди Натаниэля. Снился сидящим у изголовья. Снился…Последний сон, тот, что случился с Натаниэлем сегодня ночью, вышел из ряда вон. В этом сне руки Натаниэля слушались безукоризненно. Настолько безукоризненно, что Натаниэль зарывался пальцами в тёмные волосы нечеловечески прекрасного юноши, гладил его шею, лицо и плечи, гладил его запястья, касался губ…Проснулся в ужасе. Это было слишком. Это было конечно же не то, чего он хотел, но что-то внутри замирало, а в животе тянуло. Натаниэль надеялся: с возвращением Бартимеуса все эти дурацкие сны наконец закончатся.Натаниэль надеялся.Но время давно перевалило за полдень, а Бартимеус почему-то не возвращался.***Удивительным местом был этот Малороссийский союз. Местом, в котором люди обходились без магии. Но одновременно с этим он был и её сосредоточением. Магии здесь было больше, чем просто много. Я её всей сущностью ощущал.Тем не менее простых обывателей магия эта не касалась нисколько. Более того, заниматься ею людям строго-настрого запрещалось.Так было не всегда. Когда-то Малороссийский союз слыл совсем другим, могущественным государством. До тех пор, пока кто-то не допустил ошибку.Что именно случилось не знаю. Я пропадал в Америке, а слухи на удивление так далеко и не просочились. Но последствия катастрофы до сих пор ощущались?— некое мощное воздействие было настолько сокрушительным, что затронуло сами стены стихий, образовав в результате разрыв между двумя мирами. Разрыв не был большим, но вполне достаточным для того, чтобы всякая мелочь?— от букашек до самых паршивых бесов?— бесконтрольно пёрла сквозь него. Целую область пришлось оградить щитами и кордоном из специально обученных в правительственных школах солдат-волшебников.Даже такие меры предосторожности не были совершенны, так что процветающий на первый взгляд Союз был местом далеко не таким безопасным, каким притворялся. Чем дальше от больших городов, тем больше агрессивных, голодных духов. Для сёл и деревень исчезновения скота и людей было здесь делом обыкновенным. Даже на городских окраинах нападения когда-никогда случались.Имелся в этом всём и изрядный плюс. Оторванный от иного места на неопределённый срок, здесь я имел практически неиссякаемый источник бесхозной сущности и регулярно подкреплял силы каким-нибудь неаппетитным гулем, букашками или парочкой жирных бесов. Жизнь это конечно же облегчало.Многое изменилось с тех пор, как мы с Натом покинули Египет, но несмотря на все мои старания мы так и не приблизились к главной цели.Крайне сердитый и очень усталый сокол мчался над почти бесконечным лесом. Ёлки да ёлки. Клянусь, меня уже тошнило от этих ёлок. И от перелётов тошнило. Но я продолжал летать. В здешней ситуации это было не так уж и безопасно. Если кто-то опознает меня и схватит, разбираться, кто и откуда не будут?— сразу серебряными пулями изрешетят. А то и посадят на кол. С духами (даже такими благородными) здесь разговор короткий. Потому я осторожничал, как мог. Дошёл даже до того, что временами пользовался общественным транспортом. Но было это настолько медленно и малоэффективно, что терпения моего хватало не на долго.Вот и сегодня я мчался на максимальной скорости только своими силами. Несмотря на то, что, воспользовавшись уличным телефоном, связывался с сиделкой, за Ната мне было всегда тревожно. Последние же дни что-то как будто подгоняло. Я волновался за него. Я хотел вернуться.Внизу же пока бесконечно мелькали ёлки.***—?Нет. Ну это невыносимо. —?склонившись над тетрадью, Натаниэль разбирал слова на кириллице, медленно продираясь сквозь новые для него знаки. Лиза стояла у левого плеча, поправляя произношение, а когда Натаниэль наконец взорвался, мягко рассмеялась.—?Теперь моя очередь, полагаю?Языковой обмен неделю назад предложил Мендрейк. Свободного времени у него было более, чем достаточно, языки давались всегда легко, так что русский он счёл приятным дополнением к своей обширной лингвистической коллекции. Тем более, что дело с языками славянской группы уже имел. Русский однако оказался не так и прост. Притом, что Натаниэль часами старательно читал, говорил и слушал, за эту неделю и то время, что прожил здесь с Бартимеусом, он освоил весьма ограниченное количество простых разговорных фраз. Лиза объясняла, как могла, но учительского таланта в ней явно не было. Зато оный в себе обнаружил Натаниэль. Втягивая Лизу в долгие увлекательные беседы, он день за днём заметно повышал её разговорный уровень и в тайне гордился этим.—?Теперь твоя. Для начала перескажи мне ту главу, которую мы разбирали с тобой вчера. А потом мы запишем…Впервые за день он наконец-то чем-то увлёкся. Увлёкся настолько сильно, что пропустил звук поворота ключа и хлопок двери. Даже шаги пропустил, правя ошибки Лизы. Лиза же услышала?— мигом встрепенулась, вскочила…—?Здравствуйте, Борис Евгеньевич! Долго же вы. Мы волноваться начали.Вывернув шею и даже плечи, Натаниэль посмотрел назад. Кресло его стояло неудобно, так что обзор открывался плохонький. Губы задрожали почти в улыбке. Едва не расползлись. Натаниэлю хотелось сказать ?привет?. Или что-то другое. Хотя бы что-то, но в горле пересохло и кроме судорожного вздоха совсем ничего не вышло. Ему почему-то представилось, как он встаёт, как идёт на встречу, как поднимает руки и как обнимает. Крепко. Наверное именно так братья приветствуют друг друга? —?Натаниэль не знал. Он просто смотрел, чувствуя болезненно горячую, сладкую радость. Вернулся-таки. Злокозненный, подлый…—?Там на Сумской огромная пробка. —?Он рассеянно похлопывал чёрными перчатками по ладони. Кожаная куртка, часы, водолазка с горлом, тёмные джинсы?— он был прекрасен: запястья?— смуглые, волосы в художественном беспорядке, пухлые губы, лицо холодное, взгляд, от которого застыла бы даже лава.Надменный и отстранённый с виду, Бартимеус как всегда забавлялся, вживаясь в роль, и от его спектакля даже Натаниэлю стало немного не по себе. Что уж тогда говорить о Лизе.—?Чайник поставлю… —?она попятилась.—?Спасибо, дорогая. И, если труда не составит, что-нибудь к чаю тоже.—?Яичница с беконом?Лишь на какой-то миг в чёрных глазах промелькнули весёлые искры.—?Целую неделю мечтал о твоей яичнице… —?Когда за спиной у Лизы закрылась дверь, и даже её шаги затихли в отдалении, джинн наконец-то фыркнул. —?А ты, малыш Натти, что же, даже поздороваться не хочешь с любимым братом?—?Братом, а как же… —?На смену радости пришла непонятная мрачность. —?Здравствуй, Борис Евгеньевич.Джинн продолжал стоять в отдалении. Будто не замечал, как в таком положении Натаниэлю неудобно смотреть в его сторону. Перчатки бесследно испарились, зато на смену им на ногах Бартимеуса появились огромные полосатые носки. Те самые отвратительные носки, которые в прошлой жизни душевно оттоптали чувство прекрасного бедного Мендрейка. Да что уж там… эти носки и поныне ему продолжали в кошмарах сниться.Натаниэль на провокацию джинна внимания демонстративно не обратил. Он был расстроен. Глупо расстроен, расстроен потому, что за время ожидания слишком многое сам успел для себя придумать. Слишком многое?— то, что Бартимеус не собирался и конечно же был для него делать не должен.—?Как, полетал? —?Прежде чем говорить, Натаниэль глубоко вдохнул, но это не помогло. Голос всё равно получился резким.—?Бестолково. —?Бартимеус наконец-таки изволил переместиться поближе?— уселся на оставленный не задвинутым Лизой стул.—?Будто я не говорил тебе, что так оно и будет.—?Так что ты мне предлагаешь? —?руки опустить?—?Да. Опустить. И наконец никуда не летать. Оставаться тут. Оставаться… —?Натаниэль прикусил язык. Он едва не взболтнул лишнего, и остановился в последний миг, слово ?со мной? буквально проглотил, не позволив вылететь. —?Отдохнули ли вы от меня за неделю, Борис Евгеньевич?—?Я от тебя и за пару столетий не отдохну,?— побарабанил по столешнице пальцами Бартимеус. От него веяло холодцой. Будто он продолжал оставаться в роли. —?Тебя какой жаренный фазан в мягкое место сегодня клюнул?Натаниэль откликнулся эхом:—?Клюнул. —?Ему хотелось высказать этому злобному духу. За то, что улетает надолго, хотя понимает, что в этом всё равно нет никакого смысла, за то, что даёт ложную надежду, за то, что даже не связался за эту неделю ни разу, хотя при огромном желании связываться мог бы конечно хоть каждый день. Но Натаниэль молчал.Где-то на кухне с чаем возилась Лиза. С тех пор, как Бартимеус нанял её на работу, сам он от ухода за Мендрейком ожидаемо отстранился. И это было правильно. Он ведь вообще не обязан был. Он Натаниэлю был ничего не должен. Только волшебник скучал. Когда улыбающаяся сиделка внесла небольшой поднос и, всё так же улыбаясь, опять исчезла, Натаниэль посмотрел на джинна сквозь стоящую в глазах от обиды резь.—?Бартимеус, ты бы не мог расчесать мне волосы?***Мальчишка встретил меня предсказуемо. Собственно так, как и должен был встретить?— чего я ждал? Что мне вознесут оды за старания? Что расспросят, где был и чем рисковал? Что поблагодарят притом, что неделя усилий ушла под вонючий кошачий хвост? Конечно же, вместо всего этот паршивый юнец надулся. Видимо моему возвращению был абсолютно не рад. Ну да. Жизненно он теперь во мне не нуждался, задницу ему подтирал не я, так что и в постоянном моём присутствии необходимость отпала. Помню, как осчастливило его известие о том, что нашлась сиделка. Милейшее существо, в присутствии которого у меня буквально всю сущность сводило от раздражения. Если бы не профессиональные качества, сожрал бы?— ей богу. Ну вот как пить дать, сожрал.Просьба мальчишки была несколько неожиданной, но всё-таки, дабы не усугублять, я попёрся за гребнем. Что-то у него патлы и впрямь растрепались. Нет?Вернувшись, застал ?милейшее существо?. Увидев расчёску в моих руках, существо тотчас бросилось её отнимать, будто она?— мама-аллигатор, а я, сволочь такая, на яйца покусился. Как же не отдать? Да бери пожалуйста. Голосила при этом девица, аки птичий базар?— не меньше.—?Да что же вы, Борис Евгеньевич? Моя же работа? Могли бы и меня позвать. Вам ведь с дороги отдохнуть нужно. Яичница вон остывает. Сядьте, покушайте спокойно, а я сама. —?Лиза говорила по-русски. Ага, покушаю.—?Не кажется ли вам, дорогая, что общение с братом меня нисколько не утомляет? —?Если бы от взгляда трескались черепа, её бы разлетелся.—?Конечно-конечно, Борис Евгеньевич. Общайтесь. Я же не мешаю. —?И всеми клешнями вцепилась в Мендрейка. —?Что же вы меня не позвали, Натан?М-да… а ведь не стоит забывать, что именно за эту работу я ей плачу. И плачу немало.Нат, посмотрев на меня, кивнул.—?Справились бы сами. Спасибо, Лиза.Усевшись на табурет, я принялся лениво ковырять яичницу, искоса поглядывая, как быстро, но аккуратно ?милейшее существо? приводит в порядок причёску Ната. Мне хотелось предложить ей несколько выходных. В конце концов, она требовалась мне только для того, чтобы я мог улетать от Ната. Но паршивец выглядел настолько умиротворённым, что я смолчал. Пусть его. Не очень-то и хотелось.***Натаниэль старался держать лицо. Было обидно. Ну, а чего он ждал? Что Бартимеус по собственной воле снова захочет возиться с ним? Что снова, как раньше, будет приносить подарки и кормить экзотическими фруктами прямо с рук?Лиза быстро разделалась с растрепавшимися прядками и, сунув гребень в карман передника, с недовольством покосилась на Бартимеуса, который сосредоточенно портил еду в тарелке. Натаниэль косился на него с неудовольствием не меньшим. Он ведь совсем не за тем просил, а джинн так легко отказался?— стоило лишь подвернуться случаю. Глаза нестерпимо жгло.—?Лиза, я устал. Я хочу вернуться в постель.—?Как? Без обеда? —?она покачала головой. —?Борщ на плите.Натаниэль ненавидел это непонятное блюдо?— борщ.—?Я устал. Я хочу вернуться в постель,?— повторил он сухо. —?Прямо сейчас.Он просто не хотел, чтобы Бартимеус заметил слёзы.