Оттенок стыда (1/1)

Солнце припекало по-весеннему мягко?— ласково касалось нежной ещё листвы, уютной скамейки, забора, облезлой кошки, что блаженно развалилась неподалёку, и даже старик Гледстоун, неизменно сжимающий свою молнию, казалось, сегодня смягчился, повеселел. Склонившись над тяжёлым альбомом, что опасно балансировал на подтянутом к груди правом колене, Натаниэль сосредоточенно вырисовывал сложные руны и вензеля. Даже кончик языка от усилия высунул?— ну конечно. Ему ведь хотелось порадовать мисс Лютьенс.Учительница сидела рядышком, тут же, и отслеживающий экономные движения карандаша мальчик мог ощущать её приятный, знакомый, согревающий своей неизменностью аромат?— запах дешёвого лимонного мыла, как он понимал теперь. Тем не менее, именно так в те дни для маленького волшебника пахло счастье.—?Ты смазал эту линию. Попробуй ещё раз. —?Ласковый голос, рука на плече.—?Ой… и правда. —?Натаниэль досадливо провёл по листу резинкой, но взбунтовавшаяся ошибка отчего-то напрочь отказывалась стираться.—?Должно быть это солнце…. Оно абсолютно точно мешает тебе работать. —?Мисс Лютьенс откинула голову, губы её расплылись в улыбке. —?Абсолютно невозможно работать в такую погоду. Она слишком прекрасна. Ты не находишь?Натаниэль кивнул. Он очень любил её потрясающую улыбку, но внутренне негодовал на себя за то, что был невнимателен и ошибся. Он опустил глаза.—?Абсолютно невозможно работать в такую погоду,?— повторила задумчиво мисс Лютьенс. —?К тому же, бессмысленно. —?Голос её изменился. —?Это абсолютно бессмысленно. Правда, Нат? —?И солнце исчезло вмиг. Смуглокожий мальчик сидел на скамейке рядом с Натаниэлем. Смуглокожий мальчик смотрел недобро. —?У тебя всё равно ничего не получится. —?Он беззаботно махнул рукой. —?Ты никого не защитишь?— ни себя, ни вот, например, её.Мир потускнел, карандаш со стуком упал на землю, пальцы Натаниэля задрожали?— и тяжёлый альбом пополз по колену вниз. Вниз, где, небрежно прижатая смуглой ногой мальчишки, лежала она. И больше не пахла дешёвым лимонным мылом.Кровь?— вот, что видел теперь Натаниэль повсюду. Кровь и улыбку мальчика, густую и желтоватую, как свежее топлёное молоко. Кровь, тёмная и густая, выплёскиваясь словно из ниоткуда, тоже почему-то источала молочный запах. Полные муки глаза мисс Лютьенс заглядывали с мольбой в самую душу Натаниэля. Но всё было тщетно. Ноги и руки больше его не слушались.Он бы никого не сумел спасти.***Мендрейка разбудили усы. Длинные кошачьи усы?— они щекотали подбородок и лезли в нос. Громко чихнув, волшебник открыл глаза. Впрочем, ему тотчас пришлось зажмуриться?— яркий солнечный свет, врывающийся в распахнутое окно, показался просто невыносимым. Пахло тёплым молоком и лимонным кексом. Именно поэтому, вероятно ему и приснилось-привиделось…Назойливые усы пощекотали снова.—?Доброе утро, принцесса!Волшебник попытался увернуться.—?Бартимеус, ты бы не мог?.. Апчхи! Держи свои усы при себе, пожалуйста. —?Боязливо приоткрыв один глаз, Натаниэль увидел наглую рыжую морду, нависающую почти над самым его лицом. Морда качнулась и исчезла.—?Как скажешь. Ладно. —?Шаги, лёгкое движение на самом краю кровати. —?Ну как спалось?Волшебник едва не улыбнулся в ответ.Едва.Всё это было слишком светло и мило, слишком неподходяще к той безобразной хмари, что начала неотвратимо просачиваться во всё ещё сонный разум Натаниэля. События минувшего дня отчётливо и внезапно восстали в памяти, и снежной лавиной волшебника смело в пучину ледяной безысходности. Ничто не изменилось к лучшему. Ничто и не изменится. Так к чему?..—?У нас сегодня много дел, ваше высочество. —?Слишком жизнерадостный, какой-то раздражающе резкий голос Бартимеуса вынудил Мендрейка всё же открыть наконец глаза.—?Это каких же? —?нехотя процедил волшебник сквозь стиснутые зубы. Прислушиваясь к своему телу, он ощущал проблему, и с каждой секундой проблема эта становилась всё более первостепенной. Нужно что-то сделать, как-то сказать, но… Как?Бартимеус постучал по чему-то вне зоны видимости волшебника. Приподняв голову настолько, насколько мог, Натаниэль увидел, что это?— ванна.—?Для начала мы тебя вымоем.Если бы не проблема, заполонившая собою все чувства и мысли Натаниэля, он бы обязательно задался вопросом?— где Бартимеус раздобыл ванну и как протащил сюда?— устрашающе-чёрная снаружи, она заполоняла собою едва ли не всё свободное пространство крохотной комнатушки. Если бы не проблема, что мучила волшебника до зубовного скрежета, он бы возмутился тому, что предложил Бартимеус и как бесцеремонно он это сделал. Но если в ближайшее время не разрешить проблему, у Натаниэля появится гораздо более серьёзная причина помыться, чем застарелый пот.Лицо смуглокожего мальчишки нависло над Мендрейком.—?Да ладно, Нат. Нет, я понимаю, что ты стесняешься, но я тебя умоляю, сделай лицо попроще. —?Говорить об этом на самом деле нужно было ещё вчера вечером, но, как ни пытался себя заставить, Мендрейк не смог. —?Послушай. Я вовсе не собираюсь выходить за пределы необходимого. Ничего у тебя там такого особенного нету вообще. Я даже комментировать не буду. Постараюсь. И издеваться не буду. Постараюсь. —?Жжение и тяжесть внутри. Сжимая губы в мучительной попытке протолкнуть вставший в горле ком, Натаниэль ощущал, как от стыда пылает его лицо. —?Ты же не собираешься зарастать тоннами грязи, а… —?Демон не знал, не догадывался. От злости и бессилия хотелось кричать. Как же Натаниэль сейчас ненавидел всё: тело своё ненавидел, и Бартимеуса ненавидел, и весь этот мерзкий мир.—?Мне нужно… —?Жалкий позорный лепет. —?Нужно. —?Мальчик посерьёзнел, всмотрелся внимательно. Ну догадайся же, пойми! А если бы предложил сам, было бы разве легче? Шумно втянув воздух, Натаниэль попытался найти подходящую формулировку, но потерпел фиаско.—?Что тебе нужно, Нат? —?Он ощутил тепло на своём запястье?— тонкие пальцы джинна стали медленно поглаживать тыльную сторону ладони, и волшебник внезапно понял, что демон пытается ни то поддержать, ни то успокоить. —?Если ты не научишься быть со мной откровенным, нам обоим придётся туго. —?Голос Бартимеуса был удивительно мягким. Неожиданно для себя самого Натаниэль подумал: какой он чуткий. Напряжение немного отступило, но мучительный стыд никуда не делся.—?Ты кажется обещал подтирать мне задницу. —?Хотелось провалиться под пол, под землю, зарыться куда-нибудь так глубоко, чтобы никто не вырыл. —?Самое время это сделать,?— процедил?— и тотчас отвернулся к стене, зажмурившись. Он ожидал насмешек.Насмешек не было.Следующие минуты позора казались вечностью. Натаниэль был благодарен Бартимеусу за молчание, но это же молчание его угнетало. Лёжа с плотно сомкнутыми веками, сгорающий от унижения и стыда волшебник впервые всерьёз подумал о том, насколько противны люди. Нет, он конечно это и раньше знал, но именно сейчас содрогнулся от отвращения перед самим собой.Порыв неожиданно холодного ветра промчался по комнате, хлестнул по лицу?— и волшебник, вздрогнув, открыл глаза. Мальчишка возвышался над ним монументом невозмутимости со стаканом молока в правой руке и тарелочкой кексов?— в левой.Волшебник Мендрейк очень любил лимонные кексы. Но откуда Бартимеусу было об этом знать?Ни сказав о произошедшем ни слова, мальчик улыбнулся.—?Завтрак в постель. Мм…Губы Натаниэля невольно дрогнули. Впрочем, у него ведь теперь ?в постель? абсолютно всё. От боли захотелось завыть. Жалкий инвалид, жалкий, беспомощный…И снова отвлёк Бартимеус, бесцеремонно втолкнув в приоткрытые губы кусочек кекса. Тёплый, рассыпчатый и пряный, кекс буквально таял во рту. Проглотив, Натаниэль сам для себя неожиданно ощутил, что безумно голоден. В животе предательски громко забулькало.—?Так всё-таки почему мы именно здесь? —?заговорил волшебник, пытаясь заглушить этот подлый звук. Тёплые пальцы снова приблизились. Мальчик смотрел куда-то в сторону.—?Я кое-что ищу здесь. В окрестностях. —?Он казался задумчивым и почему-то грустным. —?Думаю, скоро переберёмся в другое место. Только пока не решил, куда. Мне ещё нужно… —?Он (случайно или нет) осыпал Мендрейка крошками,?— много чего закончить.От этих общих фраз яснее Натаниэлю совсем не стало. Он чувствовал себя мебелью, за которую решают, которую перемещают, за которой ухаживают, но считают, тем не менее, бесполезной. Собственно, он ведь именно таким-то сейчас и был.Аппетит пропал. Цокнув зубами о край стакана, волшебник нехотя сделал глоток?— молоко оказалось удивительно вкусным,?— и, проведя языком по губам, Натаниэль сказал:—?Раз уж ты говоришь, что хочешь откровенности, то не веди себя так, будто голова у меня не работает тоже. —?Он бы продолжил, но во рту опять оказался кекс. Мальчик передёрнул плечами.—?А я и не… Просто мне сказать пока особенно нечего. —?Он барабанил пальцами по стакану, высекая неровный звон. —?Можешь оценить мои старания по достоинству и всё-таки принять ванну. Зря я её что ли сюда тащил?Очередной кусок встал поперёк горла. То, что случилось совсем недавно Натаниэль ещё как-то пережил. Но оказаться полностью обнажённым, позволить Бартимеусу трогать себя повсюду… Он вспомнил, как в госпитале равнодушные сиделки обтирали его влажными полотенцами, вспомнил ощущение от сбегающих по коже горячих струй, вспомнил, как любил, откинув голову, подставлять лицо и, прижавшись затылком к прохладному кафелю, долго-долго стоять под душем. Как же давно это было. Настолько давно, что, кажется, это почти неправда.Внезапно искупаться захотелось почти до слёз. Натаниэль не знал, сколько дней прошло с того момента, когда его обтирали в последний раз, и чувствовал себя просто ужасно грязным. Но всё-таки позволить Бартимеусу.—?Завтрак окончен! —?констатировал джинн, потирая руки. —?Ну что, готов?Готов Натаниэль конечно же не был. Но кто его спрашивал?Одно мгновение?— и облик Бартимеуса изменился. Снова вчерашний юноша?— курчавые волосы, рельефные мышцы, из одежды?— одна набедренная повязка. Не слушая никаких возражений, он быстро и аккуратно избавил волшебника от рубашки. Несколько секунд посмотрел, хмыкнул?— и принялся за штаны.В нестерпимо жарком египетском утре волшебнику вдруг стало до дрожи холодно. Он был беззащитен?— нагой, практически неподвижный и жалкая тряпочка серых трусов в горошек была единственным, что прикрывает остатки его издыхающей в муках гордости. Когда-то он ненавидел эти трусы за безвкусные горошки, но сейчас был готов изо всех сил бороться только за то, чтобы их оставить, чтобы оставить хотя бы немного собственного достоинства.Подперев подбородок указательным пальцем, Бартимеус возвышался над ним, размышляя о чём-то.—?Закинешь левую руку мне на шею. Понял? —?и опустился на колени перед кроватью. Натаниэль помотал головой.—?Я не смогу. —?Это было невозможно по двум причинам, и волшебнику казалось до крайности странным, что такие вещи придётся объяснять. —?Они слишком слабые. Ты же знаешь. —?Величайшим волевым усилием он слегка согнул локоть?— рука была невероятно тяжёлой и странно чужой. —?Практически не шевелятся.—?Но ведь шевелится. —?Горячая ладонь скользнула под предплечье, пальцы легонько сжали. —?Если ты ничего не будешь ими делать, скоро и этого не сможешьВолшебник замотал головой.—?Я не могу. Врачи говорили: я не могу. И не смогу.—?Давай. —?Пальцы сжались настойчивее. —?Я поддержу.—?Но я не могу. —?Щёки залились краской. —?Я не могу обнимать тебя. Голого. Голым. Это…Юноша насмешливо фыркнул.—?Может мне шерстью обрасти? Или чешуёй? Тебе станет от этого легче? —?он казался возмущённым. —?Ну почему ты такой сложный? Какая разница? Я тащу тебя не в постель, а из постели. Всё? Полегчало?Впервые за это утро спокойствие ему изменило. Предпочтя оставить вопрос без дальнейшего обсуждения, волшебник, мучительно стиснув зубы, напряг плечо. Всё его внимание было теперь сосредоточено только на этом. Просто приподнять руку. Самую малость приподнять, хотя бы на несколько секунд задержать навесу. Это он сможет. Он должен смочь. Пусть даже все силы уйдут на это, но, если получится, волшебник по крайней мере позволит себе ощутить, что на что-то ещё способен.Бартимеус помог, склонился, перехватил за запястье и, быстро просунув руки под колени и поясницу, лёгким движением поднял Мендрейка с постели. Натаниэль заскрежетал зубами. Рука норовила соскользнуть, а голова?— откинуться, и уследить за всем одновременно ему почему-то не удавалось. Крепко зажмурившись, он пообещал самому себе, что всё-таки сможет.И в этот момент потерял трусы.Воспользовавшись полным сосредоточением волшебника, демон быстро распорол их в нескольких местах. Последний оплот безопасности оказался вне зоны досягаемости волшебника.—?Да как ты мог?!Мендрейк был смущён и зол. Он понимал всю глупость, всю тщетность своих возмущений, но тем не менее не сумел сохранить молчание.—?Стирать ещё и это я не намерен,?— буркнул Бартимеус над самым ухом. Голос звучал беззлобно.Мендрейку уже несколько недель не доводилось нормально мыться, и в первое мгновение прикосновения воды показались почти болезненными, но вскоре волшебник привык и расслабился. Он впервые за долгое время почувствовал себя хотя бы немного лучше. Проклятая чёрная хмарь норовила заполнить душу, но Натаниэль пообещал самому себе, что научится находить радость хотя бы в тех мелочах, которые у него остались. Иначе ему этого не вынести. Не пережить иначе. Он отчётливо помнил, как днями лежал в больнице, измеряя время сменами положений, открывающейся и закрывающейся дверью, безмолвными медсёстрами, что деловито перекладывали его бесполезное тело с боку на бок, чтобы не залежалось. Он отчётливо помнил, как погружался в боль. У него было достаточно времени, чтобы распробовать её всю, чтобы сполна прочувствовать степень собственного ничтожества, чтобы возненавидеть себя и проклясть тот день, когда в его руках оказался посох. Впрочем, вскоре он проклинал и день своего рождения. Тупо таращась в неизменную белизну дурацкого потолка, волшебник смаковал всю глубину своего отчаянья, находя успокоение только в мечтах о смерти. Он отчётливо помнил, как мучительно долго всё это было. А вот вчерашний день Натаниэль почему-то практически позабыл.Всё, что случилось вчера, волшебнику казалось почти что сном. Разговор с Бартимеусом, попытка прочесть заклинание отсылания, яростная вспышка демона и собственный дикий страх?— всё воспринималось как будто сквозь странную пелену. Эмоции подёрнулись дымкой, оставив от себя одни лишь сухие факты.Лёжа и отмокая в горячей ванне, Натаниэль какими-то новыми глазами заглядывал внутрь себя. Ему всё ещё было больно, но теперь эта боль покорялась воле Натаниэля. Странное спокойствие?— вот, что отыскал волшебник в самой сердцевине своей души. В ненависти к себе и в своём отчаянье он ничего не изменит. Ненависть и злость?— они пригодятся ему лишь, как источник сил. Сегодня он смог приподнять левую руку на две секунды, а значит завтра поднимет на три, послезавтра?— на четыре и так до тех пор, пока не научится держать ложку.Прижавшись затылком к бортику, укрытому влажной белой тканью, Натаниэль полностью принял себя таким, в какого превратился теперь. Это принесло облегчение и покой. Да, он больше никогда не будет мечтать о смерти. Он больше никогда не будет о ней просить. Медленно, одно за другим, волшебник пролистал перед внутренним взглядом лица?— Фаррар, Деверокс, Наставница?— все они хотели, чтобы он сдался, все они пировали на его костях. Что же, они заслужили его презрение. Более ничего они не достойны. Натаниэль не станет умирать. Хотя бы всем им назло, он умирать не станет.Но оставалось кое-что, что всё ещё не поддавалось осмыслению и пугало.—?Ну хватит нежиться. —?Привлекательное лицо появилось в поле зрения. За то время, которое волшебник провёл в размышлениях, Бартимеус успел подготовить всё необходимое, и теперь выжидающе смотрел на волшебника. —?Как, готов?Это и было тем, что, как ни пытался, Натаниэль осознать не мог.Он постарался взглянуть на происходящее без эмоций. Не думай о процессе. Думай о результате. Главное?— цель. Цель должна быть достигнута. Как?— не важно.Большие руки методично скользили по телу. Брызги летели во все стороны и в те моменты, когда они попадали на лицо и волосы джинна, тот встряхивал головой, как недовольный кот.—?Ненавижу воду.Это показалось забавным, и Натаниэль позволил себе полуулыбку. Пенные хлопья сползали по шее и плечам, пока Бартимеус возился с волосами и, сосредоточившись на ощущении того, как пальцы массируют затылок, Мендрейк нашёл его как минимум приемлемым и даже почти приятным.Несколько минут, и голова волшебника стала чистой. Но, какой бы чистой она ни была, происходящее в ней не укладывалось никак. С тех пор, как допустил ошибку, Натаниэль больше не отдал Бартимеусу ни одного приказа. Оговоренные полтора месяца давно истекли, но вот он здесь?— невозмутимо трёт живот Натаниэля большой мочалкой?— будто собаку моет,?— и даже не ворчит в привычной манере.Демоны?— подлые, коварные существа. Демоны жестоки. Их нужно держать на коротком поводке. Не удержишь?— умрёшь. Именно так учили Мендрейка. Но в итоге кто оказался жесток и подл?Живот закончился. Мочалка скользнула ниже, и места размышлениям не осталась. Сжимая веки и зубы, Натаниэль заставлял себя терпеть. Никому не станет легче от его смущённых возмущений. Нужно пережить и забыть. Просто, как страшный сон.Несмотря на то, что всю работу выполнял Бартимеус, Натаниэль почему-то очень устал. Когда сильные руки вытащили его из ванны, он обессилено уронил мокрую голову на смуглое плечо. Плечо оказалось вполне удобным, пахнущим раскалённым металлом и чем-то ещё?— неопределимым, но очень приятным. Волшебник невольно сделал глубокий вдох. Вода стекала с волос и тела. А ведь Бартимеус так ненавидит воду. Но он прижимал его к себе, делая вид, что не замечает. Перед глазами слегка плыло, голова кружилась. От рук Бартимеуса распространилось тепло, дохнуло горячим ветром, и в постели Натаниэль обнаружил себя не только чистым, но и абсолютно сухим.Неужели же это ванна так его разморила? Ну почему он настолько слаб?Как его одевали, запомнил смутно, хуже того запомнил, как накрывали тонким покрывалом. Сознание медленно уплывало. Но прежде, чем окончательно провалиться в объятья сна, Натаниэль окликнул:—?Бартимеус.—?М? —?джинн уже успел отвернуться и отойти. —?Что-то ещё?Губы едва шевелились, глаза слипались.—?Просто спасибо.Того, что благодарит не только за ванну, Натаниэль уже объяснить не смог. Да и не сумел бы на самом деле. Для того, чтобы сказать такое, у него бы не нашлось ни решимости, ни подходящих слов.Ответил ли что-то джинн? —?этого волшебник уже не слышал. Он наконец уснул.Впервые за долгое время сон его был спокойным.