Глава 3 (1/1)
Фантазий нежная богиняОткуда вас таким извергла?Навзрыд рыдает герцогиняНа коде вашего аллегро.Она кричит. Бегите к ней!Но Моцарту видней....Его соперникам по нравуПодсыпать яд ему в обиде.Он благодарно пьет отраву,Поскольку ангелы все видят,Как ни кричи ему: "Не пей!"Но Моцарту видней.Стучит ознобом час расплаты,Горят засушенные розы,Рассвет встречается с закатомНа середине Лакримозы…Вы быть могли бы поумней!Но Моцарту видней.Лора Бочарова, ?Моцарту видней? Легкий бег тонких пальцев по тускло поблескивающим клавишам. Всполохи сочных аккордов где-то в загадочном полумраке зала и инфернально-чистое, оплетающее ряды кресел мерцающими лианами звучание перетекающих из одного в другой переливов. Нежная песнь под движением нервных пальцев скачет по воображаемым нотным строчкам, ускоряясь и ровняя ритм со стуком сердца. Уже не лианы, а стремительное пламя, трепещущее в чувственном изломе, словно одинокий плач скрипки в вязкой тишине морозного дня. Взлет, изгиб стана танцовщицы, падение – и мелодия резким всхлипом высоких нот обрывается, словно речь на полуслове. В зале ничего этого не было и нет – ни цветочных ветвей, лианами распустившихся по полу, ни изломанного ритмом пламени, ни летящей, почти не касаясь пола, танцовщицы, под конец замершей на границе света и тьмы упавшим с небес ангелом… Это просто музыка.Но лично ему, замершему под градом оваций, это не кажется просто музыкой. Это его проводник в жизнь, вторая возможность увидеть мир, пусть и не так, как зрячие. Это его святое откровение, чаша Грааля и калиточка в нирвану – до ворот Рая он не дорос.
Кто-то перехватывает его на полпути к спуску со сцены, бережно доводит до края и предупреждает:-Осторожно, ступеньки…Аллен не узнает голос – вероятно, это кто-то из зрячих работников Центра. Он сдержанно благодарит за помощь, когда ему помогают добраться до своего места, и почти не вслушивается в сбивчивую речь Барти – надоело. Надоел привычный ход жизни с бесконечными извинениями Грембли, отчего-то полагающего, что именно он виновник всех его скучных вечеров и унылых, скрытых темнотой дней. Надоела необходимость благодарить за помощь, ощущая при этом, что на тебя смотрят как на второсортное существо и думают, что лучше уж смерть, чем слепота. Надоело лицемерие окружающих, на все лады восхваляющих гражданское общество, взаимопомощь и терпимость – упади он в грязь, разве кто-то поднимет? Нет, разве что мазанут насмешливым взглядом или сделают вид, что стена дома в противоположной стороне внезапно очаровала их смелым переплетением трещинок на частично облупившейся штукатурке…Аллен сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, успокаивая кого-то язвительного и нервного, притаившегося в глубине души. Озлобленно шипя, эта его нервная частичка недовольно вильнула высокомерным хвостом и улеглась, лелея мысли о бренности бытия.
?Все в порядке?, - мысленно шепнул маленькой язве Аллен.
Сейчас он улыбнется старине Грембли и снова будет наслаждаться тем немногим, что у него есть. Тем более что рассчитывать на новые краски не приходится – в темноте их все равно не видно. Но в душе все равно тлеет надежда на то, что когда-нибудь ему выпадет шанс хоть немного побыть свободным от своей слепоты, от лицемерия непрошенных помощников, от старушечьих извинений Барти, от пьяных рассуждений совершенно трезвой квартирной хозяйки, от надоевших темных очков…и только трость он не оставит. Друзей не оставляют, тем более в радости. Свобода ведь – всегда радость.-Прошу прощения, - произносит вкрадчивый баритон где-то рядом, и Аллен, вздрогнув, вертит головой, пытаясь понять, а не послышалось ли ему…и тайно желая, чтобы обладатель голоса оказался здесь и сейчас, рядом.
Нет, он не надеялся, что новый знакомый, мистер Микк – Тикки, поправил себя Аллен, - действительно откликнется на его приглашение и придёт. Данное обещание – дань вежливости, такой же циничной и уверенной в себе, как исходящий от знакомого сигаретный запах. Но все-таки… Все-таки так хочется, чтобы…
-Аллен, какой негодяй позволил вам скучать в одиночестве? – раздается жаркий шепот у самого уха.По спине пробегают мурашки, а сердце ускоряет свой бег:-Тикки!-Я рад, что вы меня узнали, - судя по едва слышному скрипу, Тикки сел рядом с ним, на то место, где минуту назад сидел отошедший в уборную Барти. – Кстати, вы мне так и не ответили.-Барти… Эмм… Мой опекун отошел на пару минут, - находит ответ Аллен.
-Сбежал, значит, - почему-то тянет Тикки и, хотя Аллен этого видеть не может, усмехается. – Аллен, а давайте тоже сбежим?Сердце пропускает удар.-Куда?..-В ночном городе найдётся много мест, где можно отлично провести время, - многообещающе шепчет Тикки, снова наклоняясь к самому уху.
От предложения по спине пробегают мурашки, а вновь оживившаяся вредина нетерпеливо снует туда-сюда, подговаривая немедленно согласиться и уйти с Тикки куда угодно, хоть на край света, лишь бы никогда больше не возвращаться в эти места, к этим людям!
?Это чистой воды эгоизм!? - недовольно замечает Аллен, в ответ на что внутренняя вредина ехидно фыркает и скалит ядовитые зубки.А Аллен, не обращая на неё никакого внимания, обеспокоено спрашивает у Тикки, чей внимательный взгляд чувствуется кожей:-А как же Барти? Мы же пришли вместе, и он…-Будет волноваться? – Микк умудряется понизить голос, даже говоря шепотом: - А мы ему оставим записку! Этот неожиданный ответ кажется гениальнейшим решением: Барти ведь зрячий, он обязательно увидит записку и поймёт, что волноваться не надо! В самом деле, что плохого в том, что он уйдёт гулять с…с другом?.. Внезапное открытие заставляет застыть с изумленно вскинутыми бровями и по-детски приоткрытым ртом.
Тикки – друг… Друг Тикки… Друг. Тикки. Тикки! Эти слова любимым темным шоколадом тают на языке, оставляя после себя приятную, с легкой горчинкой, сладость. Сидящий рядом мужчина тихонько смеется и просит у кого-то, семенящего вдоль рядов кресел, ручку и листок. Слышится ничего не значащее бормотание, шорох, треск вырываемой из блокнота или тетради бумаги, сдержанное ?спасибо?, а потом Тикки поворачивается к нему так, что колено мужчины касается ноги Аллена, и с озорством спрашивает:-Что напишем дяде Барти?Вопрос приятно теплит сердце, а поначалу воротящая от запаха хорошего табака нос язва-вредность принюхивается к знакомому теперь уже с уважением: ей импонирует, что этот мужчина с приятным голосом учитывает их с Алленом мнение. А Аллен, задумавшись лишь на мгновение, решительно кивает своим мыслям и диктует:-Барти, не волнуйся, со мной все в порядке. Я ушел гулять с другом. Не жди, вернусь домой поздно.
Он не собирается отпускать свой, возможно, единственный шанс на настоящую жизнь.