VII (1/2)

Через две недели Адиль обнаружил себя отчаянно пытающимся вырваться из круга работа-сон. И понял он это, забухивая усталость за столом кабинета, когда за окном давно опустилась ночь. Он уже не старался пить и работать в разное время — его у него попросту не было. Теперь Адиль писал отчёты по прокурорскому надзору с полным бокалом коньяка в руке, и от звенящей боли в голове он становился трезвее с каждым глотком. После отметки в четыреста грамм крамольный напиток вырубал его до утра, когда его в таком состоянии находил и умывал Юра.

— Анечка, закажи где-нибудь завтрак и кофе своему шефу, — учтиво улыбнулся Дробитько, выглядывая из-за дверного косяка к секретарше, позже плотно закрыв дверь. — Вставай, Адиль. Юра, по правде говоря, испытывал огромное уважение к Жалелову, который и привёл его в органы. Они дружили уже больше пятнадцати лет и он не мог вспомнить момента, когда бы Адиль не выручил его, даже там, где Дробитько молча пытался вывезти в одиночку. Это была абсолютно обычная история про взаимно подставляемые плечи, но в последний месяц его было сложно понять, а следовательно сложно и помочь. Он мог выручить симптоматично — привезти поесть, заставить поехать поспать, попробовать поговорить, но решить проблему, не осознавая до конца, в чём вообще загвоздка он не мог. Юра долго вспоминал их разговор о том пацанёнке, но так и не признал в этом корня проблемы. Ведь корнем, по его мнению, был сам Адиль — до ужаса упрямый человек с тяжелым характером, ценности которого всегда были достаточно сложными для восприятия. За долгие годы дружбы он понял, что если Жалелов — человек по сути не злой — и делает что-то плохое, то не со зла, а забывшись и не подозревая о последствиях. И эти же последствия теперь сжирали его. Дробитько аккуратно забрал стакан с недопитым коньяком из его рук, отставляя на другой конец стола.

— Адиль, просыпайся, — повторил он.

Из-под опущенного на документы лица донесся стон. Он медленно поднял голову и рассеянно посмотрел на Юру.

— Тебе нужно домой, — вздохнул он.

— Не нужно, я в норме, — потерев лицо руками, ответил мужчина. — Адиль, сегодня пятница, уже десять утра, если ещё никто не заметил тебя здесь в таком состоянии, то уже похуй. Езжай домой и проспись.

— Сегодня уже пятница? — Да, уже пятница. Вставай, я отвезу тебя, — сказал Юра и пересёк кабинет, приоткрыв двери. — Анечка, отбой по завтраку.

Жалелов пытался сопротивляться, но когда встал, чтоб надеть пиджак и выпить воды, то сразу же повалился обратно в кресло. Было решено прекратить спорить. В квартире он собрал лицом каждый угол — паршивая координация вкупе с негнущимися ногами сыграла свою роль. До кровати он добрался совершенно измученным. Был конец месяца, а потому работа — или затыкание всех дырок чем попало — заполнила все свободные и несвободные минуты его расписания. Но несмотря на нечеловеческие нагрузки, он продолжал травить себя мыслями о том, как долго не появлялся в интернате. Адиль лежал в постели полностью одетым, с прилипшей к плечам рубашкой и развязанным галстуком. На границе между сном и бодрствованием он вспомнил, как Кирилл предлагал ему взять почитать Честертона и понял, что не успел предупредить, что его не будет так долго. И провалился в сон.

Адилю снились птицы, клевавшие зерно с осколков разбитого зеркала, нелогично продолжавшего висеть на стене. Снилась мама, сидящая у его постели, рассказывающая о том, что братья уехали Кенжеколь к друзьям. Снилось прохладное лето в Астане и семнадцатый день рождения. Обрывками он думал, обрывками он и спал, не единожды подрываясь, чтоб избавиться от изматывающего похмельного сушняка. В четвертый раз нагнувшись над краном на кухне, он понял, что уже светает и проспал он в общей сложности почти сутки.

— Ёб твою, — сипло выругался он, разблокировав телефон и глянув на количество уведомлений.

Его зацепило одно сообщение, оставленное Аллой Александровной, полученное примерно в восемь вечера. Она написала, что Кирилл спрашивал о нём минимум двенадцать раз за последние четыре дня и уже не знает, что ему отвечать. Мужчина поёжился, отложил телефон и снова открыл кран. Черпая пригоршнями воду, он плескал её себе на лицо, что, казалось, растянулось на десятки минут. Придя в себя, он увидел, что часы отбили пять утра.

Адиль спешно принял душ, позавтракал оставшимся куском багета с сырной намазкой и упаковал себя в свежую одежду. В подъезде, пока тот спускался и искал приложение такси, телефон выскользнул из рук и провалился между лестничными пролётами. Аппарат нашелся на третьем — всмятку разбитый, с работающей половиной дисплея. Он плюнул и вернулся в квартиру за ключами от машины. Порезанный стеклом экрана палец разблокировал запылившуюся ?Ауди?. Он нашёл в бардачке рецепт от таблеток, заехал в аптеку и на ?Мак авто? за примирительным завтраком, надел виноватое лицо и, украдкой увидев на часах восемь, двинулся с парковки к зданию интерната.

Мужчина ещё никогда не приезжал в такую рань, когда ещё даже птицы не прекратили свои длинные перепевы. Ворона скинула ему под ноги старую шишку прямо перед входом. Субботнего расписания интерната Адиль не знал, равно как и того, на работе ли сегодня кто-то из руководства, но дверь послушно поддалась, когда он попытался её открыть, а потому в голове сразу промелькнула мысль, что мало мальски ему таки повезло, ведь она не оказалась закрытой. Через коридор на первом этаже он попал на внутренний двор, где уже начали осыпаться цветущие вишни. Дорога до флигеля заняла буквально пол минуты, и когда Жалелов подошел ко входу, то иррациональное желание убежать заставило его сжать бумажный пакет с завтраком и замереть. Он стоял всего пару секунд, когда Кирилл открыл с той стороны.

— Доброе утро, — слегка невнятно произнёс мужчина. Но Незборецкий не ответил, просто подошел очень близко и положил голову ему на плечо. По телу Адиля растеклось тепло. Он почувствовал ужасный стыд за то, что оставил ребёнка одного, осознав, насколько ненужным он себя чувствовал эти две недели. Но он впервые понял, что не только это удерживает его здесь. Жалелов безумно скучал. И увидев бледную макушку у своего плеча ему стало по-настоящему спокойно. — Я кофе принёс. И макфлури. Прости меня.

— Не извиняйтесь, — тихо проговорил он и зашел во флигель. — Проходите, я вам покажу, что я написал.