VI (1/1)

Во флигеле впервые за много лет было светло?— Кирилл отмыл все окна и снял шторы. Он проснулся с мыслью, что ему нужно обстоятельно подумать, а потому по привычке спустился в мастерскую и несколько часов лениво водил карандашом в альбоме. Прикасаясь к белым листам, он перебирал все возможные варианты того, почему каждая страница заполнена лицом казаха, огибая тот самый очевидный, но безумно раздражающий самого Незборецкого. И когда бегать от этой мысли в своей голове парню надоело, он залился краской и отбросил альбом на полку со старой гуашью. Завтрак он пропустил и теперь ужасно сожалел, так как от голода начала кружиться голова. В последнее время он стал есть намного чаще, но оголённые, обтянутые лишь кожей кости всё ещё торчали из-под горчичного свитера. Последней надеждой был Артём, обещавший подтянуть яблочный штрудель к одиннадцати. Они договорились делать домашнюю работу по общаге вместе, но Незборецкого сейчас волновал исключительно вопрос штруделя. —?Я поставлю чайник,?— сказал он, пока Артём разворачивал свёрток с едой. —?Давай. Ты уже думал над домашкой? —?Думал,?— соврал он. —?Но там в тесте много вопросов, сложновато. —?Да ладно тебе, Оралбекович ещё нормальный, ты б знал, сколько по литературе задают. —?Я не зря на неё перестал ходить ещё когда Ванечка всех нас даунами называл за мои анонимные шаржи Бунина и Тургенева, нарисованные во всех учебниках,?— рассмеялся Кирилл. —?Ты бы поосторожнее, выпускной на носу, оценки какие-то должны быть. —?Алла Александровна уладит, как всегда,?— отмахнулся он. —?Пока я рисую и привлекаю спонсоров, можно не особо переживать. Правда, мне Анатольевна намекнула, что ждёт что-то большое от меня, вот, холст привезли пару дней назад, скоро материалы подкинуть должны. Артём вздохнул и Кирилл понял, что тот злится. Парень потянулся за штруделем, а его одноклассник достал и разложил учебники и листочки с тестами. —?Тебе всегда всё самое лучшее достаётся,?— бросил он, уткнувшись взглядом в текст. —?Что ты имеешь в виду? —?Тебе дарят подарки, спонсируют твоё хобби, закрывают предметы, о тебе волнуется самый горячий препод за всю историю этого интерната,?— сказал парень. —?У тебя дела даже лучше, чем если бы твои родители были живы. Тишину, сформировавшуюся после признания, перебивали только напряженные росчерки ручки по бумаге. Артём продолжал писать, не поднимая головы. Кирилл прокрутил последнюю фразу в голове несколько раз, проглотил остававшийся во рту штрудель и рывком выбежал из мастерской. На языке томился гадский вкус теста с ванилью. Он по привычке завернул в библиотеку. С тех пор, как здесь работал Максим, Незборецкий заходил молча, лишь слабо кивая в знак приветствия, и прятался за той полкой, за которой ему хотелось. Сколько бы он не провёл здесь, его никогда не беспокоили, пока он сам не подходил к стойке Лазина и не заводил разговор. Сегодня он сидел в подсобке, потому Кирилл прошмыгнул в зал, достал с полки Сенкевича и не обнаружил там своей закладки. —?Макс,?— негромко позвал парень, подойдя к стойке. Из-за двери высунулась голова, покрытая капюшоном, сверкнули увлечённые глаза, следом за этим высунулось долговязое тело. —?Привет, Кирилл, рад видеть. —?Привет,?— сказал он и прочистил горло. —?Ты не знаешь, кто брал ?Камо грядеши?, кроме меня? —?Знаю, конечно. Ваш препод-волонтер. Такой бородатый, злой, казах вроде. —?Спасибо,?— произнёс парень, осторожно добавив, —?только он не злой вообще. —?Человек он очень специфичный. Просто интуиция, — пожал плечами Максим. Незборецкий кивнул, забрал книгу и решил забежать перед уроком во флигель, надеясь, что Артём сам всё понял и ушел восвояси. И не ошибся?— в комнате было пусто. Он оглядел залитую светом мастерскую и обнаружил кое-что лишнее: на столе лежал решенный тест Кирилла. Парень подошел ближе и посмотрел на ответы. ?В основном даже вроде верно?,?— пробежавшись по бумаге, подумал он. —?Это что извинения? —?буркнул себе под нос Кирилл. Сложив лист в учебник и разыскав единственную ручку, парень неспешно направился в класс. По сути, общество стало единственным предметом, который посещал Незборецкий. Если раньше он ходил два-три дня в неделю, иногда даже подряд, частенько захаживая на самые разные занятия, то сейчас он выбирался из своего творческого угла лишь на один-два урока за пятидневку. Когда Жалелов вошел, на нём не было ни привычной ветровки, ни треников, ни футболки, он был одет в офисное: начищенные броги, чуть измятая белая рубашка, брюки и дорогое светлое пальто. Сидевший теперь уже за первой партой Кирилл чувствовал от него запах табака, перемешавшийся с влажной московской пылью. Видимо, в центре моросил дождь. —?Добрый день, ЕГЭ диссиденты,?— слабо улыбнулся он. —?Сегодня мы проверяем домашку и свободно разговариваем о жизни и праве, потому что я ни черта не успел. В конце, когда все уже поспорили, сколько бы отсудили у своих сверстников за оскорбления, когда импровизированный звонок всё же прозвенел, Адиль посмотрел на Кирилла слегка измученным взглядом и тот молча остался, когда все вышли. —?Адиль Оралбекович, обещаете, что никому не скажете? —?Что именно? —?У меня в мастерской есть бутылка вина. —?И ты предлагаешь мне, твоему преподавателю, спуститься туда и выпить её вместе с тобой? —?Видимо, предлагаю,?— он упёрся взглядом в пол, понимая, что сейчас может прозвучать отказ. —?Нет сил ответить тебе ?нет?, Кирилл,?— наигранно серьёзно произнёс мужчина. Расслабленное тело казаха лежало на тахте, получая ударную дозу вина, пока Незборецкий без устали вещал ему лекцию о классицизме. За тридцать с лишним минут беседы выяснилось, что Жалелову очень нравится Клод Лоррен, просто он об этом не знал. А ещё обнаружилось несколько больше вина, чем ранее докладывал Кирилл?— за деревянной лестницей между поддонами таились ещё две бутылки. И Адиль не знал, какой факт для него более удивителен. —?Я думал, у вас тут сухой закон. —?Ну так это он и есть,?— улыбнулся он. —?Я просто подумал, что сегодня пятница, а вы одеты официально, значит на работе случилось что-то. Поэтому надо выпить. —?И как ты это всё складываешь между собой? —?Вас невозможно трактовать неверно, если быть достаточно внимательным,?— с трудом произнёс захмелевший парень, потянувшийся за сигаретами, лежавшими на табуретке. —?Можно? —?Кирилл,?— вздохнул Адиль,?— тебе, конечно, можно, но ты уверен, что тебя не вздрючат, если кто-то из воспеток почувствует здесь запах табака? —?Никто здесь не появляется. Учителя меня не знают, а остальных устраивает, что я не делаю ничего из ряда вон,?— махнул рукой он. —?Мне сказали, ты редко на уроки ходишь. С чего такой интерес к обществу и нелюбовь к остальным урокам? Он вскочил, держа сигарету меж губ и бросился к стеллажу со старыми рисунками и тетрадями. Ему безумно хотелось показать учителю свой учебник с шаржами писателей, над которыми он корпел месяц перед началом года. Он перерыл несколько стопок книг, даже нашёл им блюдце в качестве пепельницы, и наконец выцепил ту самую книгу по литературе. —?У меня был конфликт с Ванечкой,?— он пожал плечами. —?Наш учитель по литре. Он ставил мне одни тройки, хотя я писал каждое эссе по несколько часов, тогда ещё в библиотеке даже компов не было, не то что интернета. И я нарисовал это,?— Кирилл открыл книгу на двадцать первой странице и ткнул худым пальцем в перекошенное лицо Бунина. —?Охуенно сделано,?— ухмыльнувшись, ответил он. —?А вот Ванечка так не думает,?— сказал парень. —?Я в каждом учебнике нарисовал, весь август убил на это,?— он перелистнул несколько десятков страниц и улыбнулся. —?А это его любимый Тургенев, видели бы вы его мину, когда он увидел эти маленькие глазёнки. Шаржи действительно были сделаны отлично?— Тургеневские волосы разметало на мотив эльфийских причёсок с торчащими во все стороны прядями. Адиль пьяно хохотал, рассматривая карикатуру, то и дело скользя взглядом по всему флигелю: старые подсвечники и барельефные гибсовые розетки в саже, наброски поз, нарисованные поверх старых рисунков для референсов на стенах, желтоватые драпировки, лежащие без дела, наборы дешевых красок, подаренных спонсорами, и бюст Ленина?— единственная станковая скульптура, присутствовавшая в комнате. —?Зачем, кстати, тебе голова Ильича? —?Раньше я рисовал её,?— произнёс Кирилл и махнул рукой на стену, спиной к которой лежал мужчина. —?Вон там в пятом ряду есть Ленин на закате, рядом с горшком, это моё любимое,?— он выдохнул дым в потолок и погладил лысину бюста. —?А сейчас он охраняет фотки родителей. Парень прикусил фильтр сигареты и приподнял скульптуру левой рукой, обнажив маленький жестяной контейнер, расцветавший пятнами ржавчины на сгибах. Он гулко щелкнул при открытии. —?Они красивые,?— тоскливо, но с улыбкой, сказал Незборецкий и повернул фотографию изображением к Адилю. —?И правда,?— ответил он. На фото мужчина и женщина обнимались, стоя напротив здания, похожего на главный корпус МГИМО. Женщина была почти что полностью белая?— белые волосы, сливочно-бледная кожа, светлые брови и кремовое платье, а в пересвете старой плёнки виднелась лишь выразительная улыбка и голубые глаза. Единственным, что оттеняло её фигуру от стены были руки её мужа, обвивавшие её талию. Жалелов не стал задавать вопросов, молча поднял кружку и опрокинул в неё остатки вина из бутылки. Кирилл ответил новой бутылкой, юрко вытащенной из-за драпировки у лестницы. За окном посерело — назревала гроза. —?Здорово, что они не видят меня таким,?— произнёс парень. — Соболезновать не буду, тебе это вряд ли нужно, — бросил Адиль.

— Вы как всегда правы. Но мне вот, что интересно. Прошло почти пять лет, вот буквально через месяц годовщина, а я уже ничего не чувствую, кроме желания раздробить каждую кость того урода, который подкупал пожарку, чтоб не проверяли. Это нормально?

Жалелов изменился в лице, но кивнул в ответ, вытащив сигарету, на этот раз для себя.

— Хотеть мести — это в порядке вещей. И признаваться в этом по-пьяни тоже. Ненормально только делать это целью и посвящать этому жизнь. А ты рисуешь, читаешь, стремишься к чему-то, так что всё окей.

— Да, но иногда я часами сижу и не понимаю, как это вообще могло случиться, — он устало взглянул на свою руку.

— В жизни случается уйма чернухи, — вздохнул мужчина. — Хочешь поговорить об этом?

— На самом деле нет, — сказал он и выхватил сигарету из пальцев Адиля.

Парень глубоко затянулся и уронил отяжелевшее тело рядом с Жалеловым. Пылинки летали в воздухе, от обезболивающих и вина тянуло спать. Он уложил голову на колено учителя и задумчиво уставился в потолок. Парень смотрел на последние тонкие струйки дыма, поднимающиеся от почти затухнувшей сигареты, быстро истлевшей меж его пальцев и прокручивал последние несколько дней, смакуя воспоминания по очереди.

— Вам нравится Сенкевич? — внезапно спросил он.

— Откуда ты... Понятно, библиотекарь.

— Вы потеряли мою закладку, — улыбнулся Незборецкий.

— Извини, — сказал мужчина. — Я хотел найти Честертона, но его уже кто-то взял.

— Сборники об отце Брауне?

Тот кивнул и Кирилл махнул рукой на лестницу, которая служила ему книжной полкой для всего, что Максим ему отдавал надолго. — Начиная с ?Неведения Отца Брауна? всё здесь. Можете брать, я уже почти дочитал. — Много читаешь? — А чем ещё тут заниматься? — он прикрыл глаза. — Только читаю и рисую. Вот вчера привезли холст, буду писать большую часть дня, может хоть зрение спасу на время.

— Кирилл, — шумно вздохнул Жалелов, — я бы, конечно, не учил тебя жить, если б не нужно было, но побереги здоровье, пожалуйста.

— Адиль Оралбекович, а почему вы вообще обо мне так заботитесь? В мастерской ненадолго затихли все звуки, даже постукивание редких капель дождя прекратилось, пока мужчина собирался с мыслями. Незборецкий так и открыл правый глаз, не покрытый повязкой, боясь увидеть лицо Адиля, думая, что вопрос его разозлит.

Но он не злился. Мужчина запрокинул голову назад и потёр переносицу. Спрятав лицо, отвечать на вопрос стало намного легче. Он начал что-то говорить, но бросил взгляд на Кирилла и увидел, что на расслабленном лице не шевелится ни одной мышцы. Светлые ресницы подрагивали в такт дыханию, а сжатые обычно губы были слегка приоткрыты. Адиль сглотнул. В полумраке флигеля, с подростком, спящим у себя на коленях, он вдруг понял, что это и есть дом.