I (2/2)

В коморке было ветрено и зябко из-за дыр в оконных рамах, потому Незборецкий потихоньку начинал дрожать. На дворе был март: днём уже тепло, а с заходом солнца — хоть на луну вой. Парень поднялся и накинул старое испачканное пальто, которое являлось и спецкостюмом-робой для ночных посиделок с кистями и тушью во флигеле, и выходной верхней одеждой. На улице раздался звон — день близился к концу, младших детей звали на отбой. Ужин Кирилл, как и обычно, пропустил. Когда за окном перестали гореть огни и дети исчезли с площадки, он аккуратно достал плитку и маленький чайник, чтобы приготовить чай. Он не любил часто есть скорее из-за отвращения к себе, чем по привычке, но желудок ныл, поэтому примерно ко времени отбоя он каждый день пил горячий чай из стакана, украденного однажды из столовой.

За угольный карандаш он взялся уже глубоко в ночи, расчёркивая тетрадный лист в свете желтой настольной лампы брежневских времён. Из-за дневного разговора он слишком много думал о семье, поэтому с листа на него смотрел гусь, но без клюва, с ушами и, похоже, с человеческим лицом, смутно напоминавшим ему собственного отца. Кирилл неожиданно для себя рассмеялся, отправил бумажку в корзину и вернулся на тахту — на этот раз спать.

*** В кабинете директора было оживлённо — это было утро одного из ?собраний акционеров?, проводившихся раз в год. На нём директриса объявляла кто, сколько и с чем может помочь, а трое бессменных меценатов обсуждали кто в каком квартале будет сообщать о поддержке интерната по ТВ и в соцсетях. Адиль сидел за дверью из дубового шпона и рассматривал свои кроссовки. Ему позвонили вчера вечером, сообщили, что Незборецкий отказался от помощи и попросили приехать. Но никто не предупреждал, что тут будет ?правительственная шелупонь?, как называл их сам Жалелов. Он раздумывал над тем, как трое состоятельных людей пилили нищенские подачки на ремонт помещений, и никто из них не подумал о том, что этот дом полон детей, которым совсем плевать на те копейки, что доходят до реализации.

Адиль не был сентиментальным, но подрастерял спесь, когда жизнь надавила на голову и опустила к ширинке, и он увидел по телеку сюжет про то, как депутат дарит краски сироте художнику со статусом инвалида. Мужчина месяц пытался забыть догадку, всплывшую тогда в его голове. Но единожды спросив себя ?а что если?, он уже не смог успокоиться, поэтому ровно неделю назад он вскрыл архивные дела, от корки до корки прочёл дело о несоблюдении пожарной безопасности, в котором пострадала семья Незборецких и со стыдом кивнул, а сам едва ли понял, когда успело похолодеть всё, что ниже поясницы.

Сейчас он сидел, думая, что ему скажет директриса: ?Извините, но лучше вам вложиться в ремонт крыши? или ?Мы ничего не можем изменить, а давайте вы нам детскую площадку подарите?? Он усмехнулся себе под нос, закрыл глаза и замер, запрокинув голову назад. Спустя полчаса оживлённой беседы, из кабинета вывалились почётные гости, а вместе с ними из-за двери показалась голова замдиректора, приглашающей войти.

— Давайте только быстрее, — произнёс мужчина. — В общем, Адиль Оралбекович, он ни в какую. Хочет знать, кто спонсор.

— Что он вообще сказал вам вчера?

— Ну, мальчик просто отказался, сославшись, что не может принять от незнакомого человека такой подарок, — сказала Ольга Анатольевна. — Он говорил что-то про засунуть этот протез вам в седалище, — добавила Алла Александровна.

— Алла, зат- — Что, прям так и сказал? — улыбнулся Адиль.

— Дословно, — шепотом произнесла заместительница. — Весело у вас тут, конечно. Давайте забудем про протез пока. Что ему ещё нужно? У него ведь ещё и травма глаза, может операция нужна? Или в художественную школу хорошую его отправить можно будет? — Отличная идея, можем сказать, что это профинансировал мэр или ещё кто-то! — А мне кажется, — тихо сказала Алла Александровна, — что он всё равно будет гнуть свою линию. Он уже насторожился, в ближайшее время вряд ли удастся без сопротивления ему как-то помочь.

— Она преувеличивает, — произнесла директриса.

— Я думаю, вы правы, — подытожил Жалелов, посмотрев на заместительницу.

В помещении больше никто не хотел нарушать тишину: Ольга Анатольевна зло смотрела в пол, оценивая потерянную сумму взноса, её заместительница беспокойно перебирала кисточки своего шерстяного платка, наброшенного на плечи, а Адиль рассматривал портсигар с гравировкой, лежащий на подоконнике, думая, сколько денег за один только месяц ворует эта женщина и соизмеримо ли это с тем, сколько совсем недавно получал в конвертах он. — Ну, — разрезав масло молчания, произнёс мужчина, — тогда у меня другая идея. Вам учителя-волонтёры не нужны? Могу общество преподавать. И физкультуру.