; покой твой — отрада сердцу моему (1/1)

Привычный для ушей и все так же горячо любимый звук моря сызнова донесся до меня. Почувствовал тот самый дух авантюры и чреватости, что оставался со мной на протяжении чуть ли не всей моей жизни. На потертую в силу возраста память уже и не приходило случаев, когда я не находился бы рядом с останками волн, щекочущих мои юношеские ступни. Даже детство свое я провел неподалеку от моря, конца которого, как мне раньше казалось, отроду и не было.С последнего моего свидания с некогда резонной причиной существовать, нет, жить на этой земле, которую под ногами я почти не чувствовал, прошло несколько месяцев. Непредвиденная моя встреча с нею вызвала шквал эмоций. Глубокий провал в воспоминаниях разлучил нас, казалось бы, на совсем короткий срок. Это свидание было для меня, как бальзам на душу. Однако, — чем черт не шутит! — я настороженно разомкнул очи. Только ныне нащупав под собою койку, покой стал сильнее страха вновь. Осмотревшись по сторонам, я понял, что нахожусь в собственной каюте ?Испаньолы?. В мгновение ока встал я, управляемый собственными ватными ногами, и вышел навстречу прохладному дуновению ветра. Вдохнул полной грудью морской воздух, да так, что едва ли не захлебнулся им же. Эта тревожно-радостная эйфория парализовала мое тело, пока грудь уперлась в поручень, вызывая едва слышимый скрип.Невольно вспомнил всю мою одиссею длиною в жизнь. Ранения, нанесенные во время разных плаваний, тут же отдались ожогом, ни с того ни с сего вызвав у меня легкую щекотку. Каким бы мой круиз ни был, каждый из них вспоминать было усладой для моей черепушки. Я бы мог стоять еще долго, если бы до моих ушей не донесся вскрик, что казался мне столь знакомым даже через звучание волн. Тут же я вглянулся в морскую гладь в поисках источника тех самых воплей, молящих о помощи, и которые заглушала вода. Каково было мое изумление, когда средь волн разглядел я напрасно пытавшегося овладеть ими доктора! Вмиг я осознал всю свою никчемность, ибо что я мог, в самом деле, сделать? Прыгнув в распростертые объятия волн, нам бы это не дало ничего, кроме как ушедших на дно мужчин, один из коих тщетно пытался спасти другого. Тут же я поймал себя на мысли, что ничтожно боюсь. Подлый страх, что внезапно подставил к горлу кортик, останавливал меня, пока Ливси слабел с каждой минутой. ?Поганый трус и тяжкодум!..?Мне ничего боле не осталось, кроме как в присущем отчаянии броситься в воду и, доплыв до Дэвида, крепко схватить его за руки. Судно оказалось необычайно далеко, а волны, что подло предали меня, захватывали нас с головой. Предпринял попытку грести одной рукой, держа в другой талию доктора, однако возраст сызнова дал о себе знать, и меня бросило в треклятый жар.Последний мой вдох был синхронным вместе с неровным вдохом под моим плечом.***Тело содрогается от чьего-то приятного слуху шепота, дыхание коего защекотало ухо. Предо мной лишь сплошная мгла, а слух накрыла невзрачная пелена, заглушив собою шепот, что перешел в обыкновенный баритон. Он отдаленно припоминал мне голос доктора, с которым я едва ли не только что в последний раз увидел мутные очертания ?Испаньолы?.Почувствовал легкую тряску, вследствие чего разомкнул очи. Тут же столкнулся со встревоженным взглядом Дэвида. Каким бы его выражение лица ни было, был я готов любоваться им до самого конца своих дней. Осмотреть каждый контур лица, на котором едва ли можно было заметить морщины, изгиб его скул, похожий на выступ рельефа, бледная, как мрамор, кожа. Его облик чем-то напоминал и саму мраморную статую, что по обыкновению арогантно стоит и созерцает проходящих мимо людей абсолютно пустым взором. Это и было ее единственным несходством с доктором: каждый раз его взгляд выдавал все чувства, особенно когда тот тщетно пытался скрыть их под бесстрастной улыбкой.— Бог мой, капитан, вы меня слышите? — глаза Ливси отдались блеском, и как бы он ни старался не подавать виду, подступившие слезы его все же перебороли.Я, не в силах связать и пары слов, провел пальцами меж напудренных прядей и едва заметно кивнул. Дэвид только рвано выдохнул в облегчении, а его лицо стало выражать нечто смешанное с остатками прежнего ужаса и подступившей радости. Дрожащие пальцы коснулись моей шеи и сплелись у шейных позвонков, и вскоре я почувствовал жар его тела на своей груди. От доктора шел привычный моему носу и неописуемый словами дух лекарств, ласки и едва уловимого парфюма. Вскоре воздух в сжатых ребрами легких стал медленно иссякать.— Я сейчас задохнусь.Ливси тут же в испуге отпрянул и, слезши с моих колен, присел рядом. Его ладонь накрыла мою, сызнова чуть сжимая ее и не выпуская.— Александр, я не могу понять, что с вами происходит, — начал он с вернувшейся тревогой в голосе. — Ваш жар не спадает уже второй, если не третий день, а сон ваш, вероятно, был тревожен.— Удивительно, и как же вы догадались? — усмехнулся я. — Вы кричали во сне, — продолжал доктор. — быть может, вы доверите переживания ближнему своему? Увидев, что я собираюсь присесть, тело оного напряглось, будучи наготове мне помочь, однако я дал знать, что вполне силен и уж тем более в состоянии сесть. Чуть облокотившись, я изрек свое краткое повествование всего того, что произошло в столь странном сновидении. — Как вы уже поняли, доктор, — подвел я итог, — Единый мой страх — это потерять вас. Ливси, все это время отрешенно глядевший на меня, вдруг отвлекся от раздумий. Видно, отчетливо представляя весь мой сон, он и сам ужаснулся, и ныне его лицо было таким же, как и в тот момент, когда он тонул вместе со мной. Однако эта тревога по щелчку сменилась на улыбку, теплота которой передалась и мне, отчего я и сам больше не смог скрывать свою ухмылку.— Смоллетт, — тембр голоса Дэвида был в меру сладок и был лучше любой мелодии. — Право, это сновидение ужасно, но вы же видите меня прямо напротив. Я рядом с вами и, уж поверьте, так оно и будет. Ваше морское дело позади, и нам подобное не грозит. За все то время, что я разделял с ним свою тревогу, его ладонь отцепилась от моей, обеспокоенно блуждая по простыне. Однако в этот миг наши пальцы сызнова сплелись, отдаленно напоминая ветви. — Я очень благодарен нашей встрече с вами, — заговорил я. — Считанные единицы соглашались с моими принципами, если не ни один черт. И то, если так оно и происходило, им приходилось прежде пререкаться со мной, — тут я усмехнулся, вспомнив сквайра. — Однако вы поняли меня с первого слова. Встали на мою сторону еще с первой встречи. Но не только поэтому я так к вам привязан.Тут я замолчал, специально словив безмолвие. Доктор, томимый ожиданием, нетерпеливо сжал мою руку. Я хрипло засмеялся и продолжил.— Вы меня не боитесь.— Как это понимать? — Ливси разулыбался. — А почему, извините, я должен вас бояться? — Многие держатся от меня подальше из соображений, что я капитан, — я саркастично хмыкнул. — Однако, эти домыслы мне так и не стали понятны. Пусть я не привык болтать много, ибо — сами знаете — в любой момент могу сказать галиматью. Однако это не значит, что мне в самом деле нечего сказать, — тут доктор кивнул. — Я люблю говорить вкратце и по делу, но всегда могу рассказать столь разнообразную чертовщину, что произошла со мной за мою жизнь. Дэвид, не перебивая меня, учтиво слушал мою длительную речь, добиться которой на корабле он не мог почти неделю. Я, с нарастающим блаженством растягивая паузы между изречениями, говорил дальше. Не буду скрывать — я находил забавным то, как доктор обиженно дулся в моменты этой напряженной тишины. — Как видите, мало кого интересуют такие подробности. Но вы так настойчиво расспрашивали обо мне, — я усмехнулся. — Признаться, я был смущен. Видно, тогда я и понял, что хоть единой душе небезразлична моя жизнь.Уставился в ожидании на Ливси. Тот снова улыбнулся и внезапно припал к моей груди, после чего прижался, в этот раз без прежней встревоженности после моего пробуждения. Наша совесть отныне чиста, после всех сказанных друг другу откровений.