3. Корсак постоянно витает в мечтах, Белов пытается узнать, о чем они. Преканон, преслеш, G (1/1)
А ведь Сашка, с детства приученный трезво глядеть на мир, даже представить себе не может, сколько неуёмного, смешного и романтического копится в Корсаке, пока тот тихо мечтает о чём-то своём за последней партой. Саша тоже мечтает, но его мечты напрямую связаны с дальнейшей его жизнью, он словно раз за разом прочерчивает себе мысленную дорогу, определяющую и оправдывающую его существование: побег из навигацкой школы, Петербург, гвардия, служба у императора и, наконец, апофеозом этих мечтаний становится женитьба на Анастасии Ягужинской.С друзьями он всем этим, воистину сокровенным, не делится просто потому, что не любит болтать о себе. Но, приди кому-то в голову спросить его о мечтах, он просто и без обидняков обрисовал бы пытливому собеседнику всё то, о чем думает.Но Алешка был совсем другим.Он мечтал страстно, волнительно, порывисто и искренне. Казалось, он готов был жить в своих воздушных замках, тем меньше желая вернуться в реальный мир, чем эти мечты были неосуществимее и прекраснее.Спросить у Корсака о его мечтах Саша не смел?— слишком легким, призрачным и прекрасным казалось возведенное Алешей королевство. Как уж в него можно было проникнуть простым смертным?!Отчасти он даже завидовал Никите, который ко всему и всем мог относится с хладнокровным, почти философским спокойствием. И чьи-либо мечтания, покуда они не касались его самого, молодого князя Оленева не интересовали.А вот он, Белов, просто места себе не находил, желая разузнать и разгадать, в какие же мысли погружен лучший друг в те моменты, когда его обходят удары судьбы в виде недовольства педагогов или ненавистного театра.И наконец Саша решается.Всё происходит в один из длинных майских вечеров, когда ощущение лета настолько пропитывает воздух, что думать о чем-либо кроме упоительных ароматов мира, пении соловья и, конечно, любви, становится невозможным. Выбравшись из душного корпуса, они бредут по тихой аллее, и закат золотит ресницы.Оленев вопреки обыкновению остаётся в библиотеке, из чего гардемарины делают выбор, что он окончательно помешался на своих древних афинянах, но не пытаются его разубедить.Разговор давно стих, и Корсак, разморенный вечерним теплом, успевает унестись в далёкие дали своего сознания, когда Белов, облизнув губы и мысленно укорив себя за неосторожность и опрометчивость, спрашивает:—Лёш, о чем ты думаешь?Корсак замирает посреди аллеи, постепенно возвращаясь в реальность и обдумывая, видимо, ответ на вопрос. Белов видит, с каким невероятным трудом Алешка подбирает слова, чтобы коротко сказать о том, о чем говорить коротко нельзя по определению.—?Я думаю… —?медленно и неуверенно произносит он и внезапно бросает на Белова пронзительный взгляд синих глаз. —?Я думаю… о море!Он говорит это, как величайшее откровение, и тут же начинает улыбаться?— беззащитно, доверчиво. Саша думает, что только что узнал самое слабое его место.—?О море,?— повторяет он, не в силах оторвать взгляда от ярких глаз Корсака, на дне которых плещется ребячий восторг.Он смотрит и слышит шум прибоя, крики далеких чаек, незлобливые переругивания матросов где-то там, в далеких гаванях. Он смотрит и видит Его?— бесконечно синее и искреннее, как эти глаза, могущественное и величественное, прекрасное и далекое Море. И совершенно внезапно для самого себя понимает Всё. И о себе, и о Корсаке, и о навигацкой школе.Это знание обрушивается на него, как ушат холодной воды и он стоит обескураженный, пораженный, ещё не осознавший, что делать с этим великим знанием. А Корсак напротив улыбается так, что сразу же становится ясно: он прекрасно понимает всё, что сейчас происходит с другом, и не мешает.—?Ох… —?только и выдыхает Саша, когда, кажется, проходит целая вечность.Алёшка понимающе кивает.—?Пойдём,?— тихо говорит он, берёт Белова за руку и тянет назад. —?Котов снова будет возмущаться…—?Да чёрт с ним,?— бездумно откликается Саша, но всё-таки идет.И правда: какое кому может быть дело до Котова, если где-то есть божественное, манящее и прекрасное Море?