Сезон 2, серия 2, Техника безопасности (1/1)

Apparat feat. Soap&Skin – Goodbye Она спит. Долгим, тягучим сном. Темнота бывает бережной. Она узнает об этом, когда сизый туман Морфея принимает её в свои объятия, поочередно отключая каждую измотанную клеточку тела. Когда то, что она видит под плотно сомкнутыми веками не несет за собой боли, тревоги или тоски. Когда то, что она видит в этой темноте ничто иное как воспоминания, которые бережно хранятся глубоко внутри. Её сознание, преисполнившись впечатлениями бесконечного дня не находит и процента энергии чтобы сгенерировать новый мир, оно просто сдается, выдавая памяти полный карт-бланш.Кэй снится та прохладная ночь, металлический грохот вагонов и Пятый. Он провожает её до дома, и она не находит этому никаких оправданий. Не задается целью, чтобы их найти, но ощущает себя крайне странно. Кэй отлично справляется с тем, чтобы вести нарочито веселый монолог на протяжении всего их пути. Её незамысловатые истории отлично сглаживают все острые углы, на которые она то и дело натыкается, стоит только покинуть кольцо его рук в вагоне метро. Кэй не понимает почему Пятый не отступил. Не оставил её там, на серой платформе конечной станции. Её станции. В компании едва знакомых панков, которые смотрели на её провожатого крайне заинтересованными взглядами и дранной кошки которая отужинала жирной крысой на глазах у выходящих из поезда людей. Почему он вышел вместе с ней, и когда она вопросительно посмотрела на него пока они тонули в свете люминесцентных ламп, которые встречались через каждый метр на эскалаторной ленте он сделал вид, что ничего не происходит. Что то, что он придерживает перед ней тяжелую стеклянную дверь, то, что он идет с ней нога в ногу, подает ей свой локоть пока она вытряхивает камушек из своей туфельки само собой разумеющееся. Привычный порядок вещей. Ничего из ряда вон.Улыбка Кэй гаснет, когда они останавливаются перед выкрашенной черной краской дверью в квартиру. – Я оставила сумочку в баре, когда… Когда пошла за тобой.Пятый отвечает что-то или не говорит ни слова. Сонный туман предпочитает оставить это за тайной завесой. Он лишь живо обрисовывает как Пятый закатывает глаза в такой привычной для него манере, что она невольно ухмыляется уголком губ готовясь отбивать его остроты. Но он молчит. Взгляд Пятого сбивается с её глаз на её губы и Кэй чувствует, как кожа загорается огнём. Он растворяется в пространстве, наконец оставляя её одну. Стоящую на лестничной клетке с чуть приоткрытым ртом и пересохшими губами. Пронзительность момента заставляет её растеряться. А через секунду замки щелкают, она толкает дверь – и её взору предстаёт лишь пустая прихожая. Ни Пятого, ни кого бы то ни было еще. Запасные ключи, которые всегда лежат на тумбочке, теперь призывно поблескивают металлическим блеском из замочной скважины. Кэй захлопывает дверь и тянется к ключам, когда приглушенный шум голосов из её собственной гостиной заставляет её замереть. Тембр и интонации кажутся знакомыми, но она не может вспомнить. Она очень хотела бы, но…Кэй быстрым шагом идет на звук, под ногами хрустит битое стекло, но она слишком взбудоражена голосами, чтобы обратить на это внимание. Она буквально вваливается в комнату, которую теперь едва ли можно назвать частью её дома. Бетонная коробка, обшарпанные стены, прогнивший паркет. За окном занимается огненный рассвет. Реджинальд Харгривз вертит в руках свой монокль. Рядом с ним стоит один из русских ученых. Исследователь ?всякой паранормальщины?. Они не обращают никакого внимания на замершую на пороге Кэй. Ученый подносит к губам курительную трубку и выпустив в воздух клубы едкого дыма спрашивает:– Как понять, что перед вами хороший эмпат? Харгривз ухмыляется, а Кэй понимает, что из её рта не вылетает ни звука, как бы она не старалась.– Поочередно сводить его на свадьбу, похороны, день рождение и хоспис. Если сойдет с ума или умрёт – плохой был эмпат. Они смеются. Неудержимо и громко. Хватая друг друга за плечи для того, чтобы поддержать и не свалиться в истерическом припадке на пол. Кэй в ужасе отступает и попадает в поле их зрения. Смех обрывается и губы их растягиваются в оскалы.– А вы мисс…? Кем будете? Харгривз оказывается непозволительно близко. Он хватает ее за щеку и сдавливает с такой силой, что Кэй открывает рот в немом болезненном крике. Она смотрит в его бледные глаза и видит в них глаза Джека.– Ты…– Кэй…– ТЫ….Его короткие ногти прорезают тонкую кожу её лица. Кэй чувствует, как ее собственные слезы смешиваются с выступившей кровью и стекают вниз к подбородку.– Ты…– Кэээй….Кэй закрывает глаза и боль отступает. Она сменяется чем-то мягким, нежным и теплым. Облако кошмара рассеивается и на долю секунды не остается ничего кроме самой Кэй и темноты, а потом кто-то снова зовет её по имени. Солнечный луч стрелой прорезает пространство. Она вздрагивает и ощущения контроля над собственным телом возвращается к ней. – Кэээй, – Клаус, едва касаясь продолжает поглаживать её лицо. – Просыпайся.Что?– Боже, – Кэй приподнимается на локтях. – Что? Который… Сколько я проспала?Она в комнате Клауса. Завернутая, наверное, в десяток пледов и одеял. Все ранее жившие на кровати вещи и предметы гардероба Номера Четыре заботливо сдвинуты на самый край другой половины. Сам Клаус сидит по-турецки рядом с ней, вертит в руках её мобильный и посматривает на неё из-под опущенных ресниц.– Сколько, мать его, времени? – Кэй откидывается на подушки и всматривается в сумеречную серость на потолке. – Я клянусь, дал бы проспать тебе еще вечность, – Клаус быстрым движением заставляет жужжащий в его руках телефон замолчать. – Но Раф названивает, сегодня видимо твоя смена и…– Я что проспала почти сутки? – Кэй спохватывается. – Черт!Она пытается подскочить на кровати, но путается в пледах и неуклюже заваливается на пол в ворох разбросанных вещей. Клаус смеется. Кэй выбирается из жаркого плена и бросает взгляд на остановившиеся настенные часы. Она чертыхается себе под нос, выхватывает из рук Клауса телефон и включив экран замирает. 19:07Обычные запланированные события жизни заставляют внутренний ритм внутри нее перезагрузится и сменить курс.Её смена в баре начинается ровно через пятьдесят три минуты. Пятьдесят три минуты на то, чтобы добраться на другой конец города, будучи в абсолютно неподобающем виде, находясь в полном разладе с собой и ощущая дикий голод. Кэй сжимает в руках телефон и прислоняет его ко лбу закрыв глаза. Думай. Думай. Думай.Она садится на кровать, где Клаус протягивает ей уже подкуренную сигарету. Кэй отмахивается, ковыряет краем ногтя выглядывающую из-под подола платья дырку на капроновых колготках и судорожно гоняет неупорядоченные мысли в голове. Как-то раз после того, как она вытерпела три часа бесцельного шопинга с Джилл, а потом напилась текилы в парке с Клаусом, она также проснулась в этой комнате и также куда-то опаздывала. Кэй помнит, как она носилась по комнате пытаясь отыскать свою рубашку, споткнулась и набила себе огромный синяк на левой коленке. Клаус тогда проявил высшую степень своей заботы и смастерил ей пару бутербродов с засохшим сыром, наболтал слабый коктейль из аспирина с Редбуллом и вызвал такси. Ощущения тревожности и скоротечности времени накатывают на нее волнами де жа вю. – Слушай, ну смотаться к себе за формой ты точно не успеваешь, – голос Клауса прерывает выстраивающуюся цепочку воспоминаний.Синяк. Фиолетовый синяк на коленке, который не сходил почти месяц. Она тогда еще грозилась задушить его джинсами, которые заставила её купить Джилл. Джинсами, которые ей не нравились. Джинсами, которые она не забрала. – Мы могли бы вызвать такси, но мне кажется ты на своей машине доедешь быстрее, если пару раз стартанешь на красный, Кэй? – Порядок, – она бросается к вороху вещей на краю кровати и методично отбрасывает их в сторону, пока не натыкается на белую прямоугольную этикетку с ценником. – Одолжишь рубашку? Кэй перебросив джинсы через плечо бросается к зеркалу в небольшой ванной комнате. За её спиной Клаус с немного растерянным видом перебирает разноцветные рубашки и футболки. Стерев остатки туши и прополоскав рот Листерином она возвращается в комнату как раз вовремя чтобы обнаружить Клауса, который с немного виноватым видом поднимает к её лицу две вещи.Белую рубашку с надписью на нагрудном кармане: ?Да пошел ты!? и футболку с принтом Годзиллы.– Понимаю, – говорит он и она не слышит в нём такого уж и искреннего сожаления, – стоило разбудить тебя раньше.– Аргх! – Кэй почти рычит.А затем идея вспыхивает в её голове также ярко как огонек зажигалки в кромешной тьме. *** Пятый пролистывает исписанную собственными заметками книгу Вани, когда дверь в его комнату распахивается без единого намека на стук. Кэй вихрем влетает в комнату, едва не цепляется босыми ногами за край ковра, но удерживает равновесие и не сказав ему не слова летит к его шкафу. Пятый вскидывает брови в немом вопросе. Она, распахнув дверцы шкафа останавливается и пробежавшись взглядом по полкам привстает на носочки выхватывая из стопки рубашек одну единственную.– Надеюсь ты будешь не против, – Кэй отбрасывает темные джинсы из своих рук на пол. – А если и будешь, то готова выслушать твои морали сегодня после полуночи или в любой другой день, но не сейчас.Пятый откладывает книгу в сторону, берет со стола чашку с остывшим кофе и полностью разворачивается на стуле в сторону наводящей суматоху девушки. Кэй вертит в руках его рубашку, прикладывает к себе, мельком смотрит в зеркало, оставшись довольной она перебрасывает ее через дверь шкафа. Пятый скользит взглядом по ее ногам, когда она хватается пальцами за черный подол. Кэй быстрыми движениями избавляется от платья, оставшись в одном нижнем белье, она набрасывает рубашку на худые плечи и бормоча ругательства себе под нос принимается застёгивать пуговицы. Пятый усилием воли заставляет себя оторвать взгляд от её обнажённой кожи.– Позволь спросить, что ты делаешь? – Пятый откидывается на спинку стула. Он сталкивается с её горящими глазами, наблюдая как всё происходящее наконец укладывается в девичьей голове. Кэй закусывает нижнюю губу, и пытается подобрать слова, пока её скулы покрываются багровыми мазками румянца, а пальцы всё судорожней воюют с пуговицами. Она смотрит ему в глаза и живые бутоны воспоминаний о его губах расцветают в ней.– Я… Выйди! – восклицает она спохватившись.– Из собственной комнаты? – Пятый, не прекращая зрительного контакта делает маленький глоток кофе.– Да, из собственной комнаты! – в подтверждение собственных слов она машет рукой в сторону открытой двери. – Тебе не кажется, что это… немного нагло? – Пятый слегка щурится и снова тянется к чашке пряча улыбку.– Пятый… – Кэй набирает в грудь воздуха, а затем отступает. – Пожалуйста. Он поднимается со стула, отставляет чашку в сторону, скользит взглядом по истрепанному переплету книги. Пятый бездумно проводит указательным пальцем по краю стола. В голове эхом отдаются его собственные невысказанные вслух слова.Просто будь здесь, со мной, хорошо?Наглая взбалмошная девчонка.Она не успевает попросить его еще раз или сказать что-то еще. Он с тихим щелчком исчезает в серебристой вспышке. Кэй выдохнув поднимает джинсы с пола. Ежась от прохладного воздуха комнаты она просовывает одну ногу в штанину, когда в отражении зеркала у двери мелькает знакомая рука. Кэй хмурится, но Пятый не заходит в комнату. Он лишь обхватывает пальцами дверную ручку и закрывает дверь, оставив Кэй в собственной комнате и абсолютной тишине. Еще никогда чужие рубашки не сидели на ней так хорошо.***Клаус выглядит до безумия спокойным. Пятый наблюдает как брат выкладывает остатки вчерашней пиццы из коробки на белую тарелку. Он принюхивается чтобы учуять сладкий запах травки, обычно именно она приводит Клауса в подобное состояние безмятежности, но тот слишком далеко находится и легкие заполняет только запах недавно сваренного кофе. Клаус щелкает микроволновкой и поворачивается к Пятому как раз в тот момент, когда Кэй заходит на кухню. Пятый не успевает донести чашку с кофе до рта. Укол оцепенения приходится как раз в ноющий с самого утра висок. Ругательство почти срывается с его языка.Еще никогда его рубашки не сидели на ком-то так. Обтянутая джинсами фигура Кэй вспышкой отражается в его сознании возрождая образ без джинс из его комнаты. Она, цокая каблуками проходит к столу.Твою мать, Кэй. Твою мать. Она неуверенно улыбается присвистнувшему Клаусу, бросает на стол пакет с персиками и поправляет закатанные рукава белой рубашки. Клаус кивает на разогревающуюся в духовке пиццу.– Нет-нет, – Кэй качает головой. – Я совсем не успеваю. Пришла попрощаться и…Пятый судорожно пытается придумать какую-то остроту, сказать что-то, что остановит поток непрошенных мыслей в его голове. В его сознании её образ в этот момент начинает жить отдельной жизнью, возрождая комнату, солёный привкус и растекающуюся по коже нежность.Это еще что за мысли?– Мы могли бы съездить к океану, – договаривает Кэй.Пятый отрывает взгляд от белого воротника на её шее и переводит его на Клауса. Кэй тем временем выглядит как человек, который готов пуститься в бегство. Она нервно посматривает на экран своего мобильного избегая смотреть на них. Пятому кажется, что он чувствует страх, но в этот раз он точно знает, что это ложное чувство, которое породил он сам. С тех пор как она заснула на заднем сиденье, когда они покидали Менрок он не чувствовал не единой эмоции от неё. Как и не чувствовал, что она пытается взять что-то у них. Что-то внутри подсказывало, что Кэй скорее всего ушла в некую изоляцию.Тебе бы не понравилось то, что я чувствовал минутой ранее, я уверен. – У Джил есть домик на побережье, панорамные окна, песок, ковыль и бесконечный океан.Она словно оправдывается. А когда и на эту реплику не получает ничего кроме чуть изумленного лица Клауса, сдается и говорит совсем уж какую-то глупость.– Я просто подумала, что это было бы здорово, – бормочет она. – Не из той психологической чуши о смене места, а просто здорово.Звук закончившей работать микроволновки выводит её из замешательства. Она вскидывает голову, избегает смотреть на Пятого, обращая всё своё внимание Клаусу. Он в свою очередь делает вид полного шока и ужаса от такого предложения. Пятый в этот момент посмеивается про себя. Достаточно ли велик соблазн внутри неё, чтобы она применила силу? Кэй снова смотрит на загоревшийся экран телефона, проводит пальцем сбрасывая вызов и встряхнув волосами машет рукой, словно закрывая тему. Она отворачивается и идет к выходу, когда Клаус, поставив тарелку с пиццей на стол и подмигнув Пятому бросает ей в спину:– Где, говоришь, домик? – Серьезно? – Кэй оборачивается. Клаус, развалившись на барном стуле и облюбовав кусок пиццы с пепперони пожимает плечами. Он переглядывается с Пятым, поигрывает бровями и откусив большой кусок говорит, едва прожевав:– Ну, мы могли бы…Пятый следит за тем, как Кэй сначала коротко выдыхает, затем облокачивается на дверной косяк, принимая расслабленную позу, складывает руки на груди и улыбается. Такой знакомой и вселяющей во все вокруг уверенность улыбкой, что где-то под ребрами кто-то невидимый натягивает одну из нитей, которые заставляют сердце пропустить удар. – О нет, это что – такая мягкая форма отказа? – Кэй театрально закатывает глаза и прикладывает руку к сердцу. – Это мы могли бы, но в следующем столетии? Клаус, я не их тех девчонок, которые заплачут если их желание посмотреть на чаек не исполнят сию минуту. Ты можешь просто сказать нет.– Ты вообще не из тех девчонок. – Клаус хихикает и снова принимается за пиццу.Клаус растягивает длинную нить расплавленного сыра от рта до куска теста в руке, когда Кэй поворачивается к Пятому. Он делает вид, что растекающаяся по дну гуща кофе куда интереснее их двоих. Кэй видимо не удержавшись снимает блок, потому что, прислушавшись, Пятый чувствует, как слабая волна невидимой энергии рябью проходит внутри его головы. И он смеется. Совсем немного. Про себя.– Вы что, играть со мной вздумали? – она фыркает.– Видела бы ты своё лицо! – Клаус хохочет. – Удачной смены, дорогая! Выберем дату на выходных. – Безнадежные, – она широко улыбается.А затем снова сталкивается взглядом с Пятым, тушуется и мягко махнув рукой исчезает в полумраке коридора.***G-bar располагается на золотой улице баров. Один из небоскребов, подпирающих небо, отдал под его обитание весь свой последний этаж. Здание дробилось на офисы, кофейни, стрип-бары и тайные лофты. В нём кипела жизнь каждый час в сутках, но верхний этаж всегда работал по строгому графику. Отведенные часы посещения, ключ-карты для посетителей, охранники в строгих костюмах и персонал высшего уровня. G-bar был заветной точкой на карте любого представителя богатой молодежи этого города, но двери для них всегда оставались закрыты. Не имело никакого значения кто твой отец и количество нулей на его счетах. Особый бар, для особого списка. Кэй гордилась собой. Она не могла похвастаться корочкой об идеально законченном высшем образовании, не могла козырнуть баснословным наследством, ученой степенью или примерной семьей. Но в умении идеально выверять ингредиенты, смешивать напитки и помнить рецепты двухсот коктейлей из разных стран мира ей не было равных.G-bar был её территорией, местом и стихией. И она любила его. Даже когда её непосредственный директор Раф кричал за закрытой дверью, отчитывая её за неформенную рубашку и усталый вид. Опоздание или разбитый стакан. Сломанную кассу или кеды вместо положенных шпилек. Потому что потом и всегда, его крик обрывался несмелым стуком и официантом Льюисом, Томасом или как его там (неизменны были только бармены, официанты текли у них рекой). – Там посетитель. У стойки. Просит Кэй. Она отчасти понимала, что дело не только в том, что Кровавая Мэри или Горящий Галилео выходят из-под её рук идеальным зельем, а и в силе, которая позволяет клиентам пережить, что угодно. Но это не мешало ей гордится, всей той тонкостью, театром и окситоциновым приходом которые зарождались на каждой её смене. Рафу было плевать как она делает такую кассу, за чеки, которые выписывались ей, не глядя он готов был простить ей кеды, синяки под глазами и опоздания. Тяжелые двери выпускают на площадку последнего посетителя. Официанты отпущены домой, Раф закрылся с кассой в своём кабинете, а Кэй поправляет ряд бутылок виски на одной из полок, когда за её спиной, по пустому залу разносится звук чьих-то шагов.– Мы закрыты, – бросает она не оборачиваясь.– Но я уже здесь.Пятый ухмыляется уголком губ, замечая, как рука девушки на долю секунды замирает над одной из бутылок. Обернувшись, чтобы удостовериться в том, что это действительно он, Кэй легко кивает и поворачивается к барной стойке. Она указывает на ряд одиноких барных стульев и выставляет на начищенную стойку идеально чистый стакан. Чем быстрее сокращается расстояние между ними, тем больше Пятый ощущает, как воздух заполняется напряжением и ожиданием. За три шага до стойки он вдруг понимает, что затеял опасную игру фактически придя на её территорию. Это ощущается в её взгляде и уверенности движений, Кэй отточенным движением открывает пузатую бутылку. Она явно чувствует себя куда решительней чем обычно, когда находится под сводами академии. А от разбитой и плачущей девушки в его руках не осталось и следа. Пятый присаживается на стул и наблюдает за её движениями.– Blanton's Straight, – говорит Кэй не отрывая взгляда он темной янтарной жидкости, которая заполняет стакан. – Немного дуба, табака, ванили, гвоздики и перца. Десять лет выдержки.Она отставляет бутылку в сторону и чуть подавшись вперёд двигает стакан в сторону Пятого.– Первый глоток...Не скажешь мне зачем я пришел?Она смотрит ему прямо в глаза. Голубая радужка темнеет, зрачок расширяется, заставляя его тонуть в этой тьме. Пятый чувствует, как жар бьёт горячей волной ему в затылок. А Кэй продолжает говорить. Мягко, негромко, почти томно. Превращая кислород в его лёгких в вязкий сироп.Что это было вообще?–... нужно задержать во рту до тех пор, пока у тебя не начнёт терпнуть кончик языка.Пятый не робкого десятка и если она не поняла этого за столько времени, то у неё явные проблемы. Он вдруг понимает, что эта игра ему знакома. Он знает её правила, знает последствия и абсолютно не понимает, как ей хватило духу предложить ему сыграть. Как она вообще осмелилась пройтись по этому льду и почему она не останавливается. Что ты делаешь здесь?Он хотел бы нажать на ?стоп?, потому что всё внутри него говорит о том, что ничем хорошим это не закончится, но живое любопытство внутри него горит огнём.Брось, это лишь игра. Никакой катастрофы. Тысячи игр до этого не оставили на тебе и шрама. Эту ты тоже проведёшь, выиграешь и забудешь.Он не отводит взгляда, приподнимает бокал с виски, салютуя. Мысленно прикладывает тяжёлое дуло отцовского револьвера к своему виску и спускает курок.Я никогда не был проигравшим.Виски пряной волной растекается по небу. Он делает небольшой глоток. Всё, как и просила Кэй. Яркий вкус раскрывается на языке, пробуждая все рецепторы. Пятый отставляет стакан на стойку. Кэй слегка щурится и не найдя положительного отклика не его лице говорит:– Да ладно, – её голос всё также мягок, но какая-то пленяющая томность тонет в более привычных нотках. – Он хорош. Ты не можешь сказать какую-то дерзость в его сторону.– Я могу всё что угодно.– Да, например прийти сюда. – Кэй выставляет на стойку ещё один стакан, очевидно для себя. – А кстати зачем ты...Я не знаю.Видимо снова хочу заснуть. Или хочу, чтобы заснула ты.Видимо снова хочу не чувствовать тупой и ноющей боли. Всё в порядке?Видимо снова пришёл поставить тебя на место. Хватит лечить меня. Это работает, и я ненавижу тебя.Видимо снова хочу обнять тебя.Или просто хочу.Я не знаю.Виски не проясняет его мысли, только путает еще сильнее. Распространяет кипящую кровь по телу так быстро, словно ему тринадцать, и он впервые стащил отцовский бренди. Пятый смотрит, как Кэй наполнив свой стакан, прячет бутылку. Она приподнимает стакан и обращается к Пятому. – Я хотела бы сказать спасибо, наверное. – Я думаю эта аренда моего пиджака и рубашки стоит миллиона благодарностей, – Пятый делает еще один глоток. – И не одного стакана виски.– Речь не о… об этом, вообще-то. – Кэй отводит глаза.– А о чем же?– О, господи, – она вдруг раздражается. – Я думала, что ты не захочешь, чтобы я проговаривала это вслух.Твоя дипломатичность очень быстро кончилась. Моя даже не начиналась.– Потому что нечего проговаривать. – Вот как? – Кэй вскидывает брови, и Пятый подавляет желание стукнуть почти опустевшим стаканом по стойке. – Тогда спасибо тебе ни за что. Об этом нужно забыть. Стереть из твоей чертовой памяти раз и навсегда. Потому что я не могу себе этого позволить. – Вот и славно. – Пятый смотрит как Кэй залпом допивает свой виски. – Благодарности приняты. – Отвратительно. – Что?– Ты в позиции защиты себя это отвратительно. Опасный огонек внутри него вспыхивает обжигающим светом. Виски, смешавшись с яростью бьют в самое естество.– И от чего же я, по-твоему, защищаюсь? – он криво ухмыляется. – Понятия не имею, – она забирает и его опустевший стакан и повернувшись к нему спиной принимается ополаскивать их. – Может тебя бесит что я так бесцеремонно влезла в вашу жизнь, может ты встал не с той ноги, а может тебя пугает, то, что произошло между…Не смей.– … нами. Он выходит из вспышки прямо перед ней. Заставляет её отступить на несколько шагов, наткнуться на барную стойку поясницей. Пятый выглядит злым. Его глаза горят праведным гневом и на какой-то момент Кэй думает, что она действительно много на себя взяла. Надумала лишнего. Она же девчонка. С неё станется. А потом она вспоминает, что помимо её способности идеализировать картину мира, у неё есть сила. И она кое-что знает о Пятом.– И что же, по-твоему, произошло между тобой и мной? – Пятый наступает на нее.Кто ты такая, чтобы думать, что…Заставляет поднять голову и мысленно съежится в комок. Заставляет ее бояться даже подумать об использовании силы сейчас. Потому что она уверена, он почувствует её и свернет ей шею. Она действительно порой затрагивает слишком личное и живое. Дурацкая привычка. Вечно приводит к необратимым последствиям.– Что же такого произошло между тобой и мной – Нами – что должно испугать меня? Ты ничего не путаешь, Кэй?Кэй замирает. Делает медленный, глубокий вдох. Дает наступающей тишине разрастись вокруг них. Дает Пятому подойти еще ближе. Сократив расстояние между ними до неконтролируемого минимума. Его взгляд мечется по её лицу, зрачки расширяются с каждой ускользнувшей в тишину секундой. Кэй сжимает влажными от воды ладонями стойку позади себя и поднимает на него смелый взгляд. Потому что ей не страшно. Потому что это правильно. Потому что это он.Это даже не намек. Прямая наводка. Готовый ответ. Сухое подведение итога. Вот здесь. Между ними. – Вот это?Она спрашивает это и их носы соприкасаются.Поцелуй сразу получается глубоким и голодным. Краем сознания, которое буквально тонет в красном тумане, Пятый слышит, как Кэй почти испуганно выдыхает ему в губы. Они едва сталкиваются зубами. Пятый вжимает её в деревянную стойку и крепко держит руками за плечи. И внезапно он открывает торжество внутри себя. Те самые крохотные секунды, которые лопаются в его голове словно мыльные пузыри. Он торжествует, потому что нет ничего кроме чистой физики и красного тумана под веками. Он торжествует, потому что бога ради, ему только показалось, что она значит что-то. Хоть что-то. Ему только показалось, что она...Кэй мягко не прерывая поцелуя высвобождает свои руки из его цепкой хватки. Настолько незаметно, что он теряется, когда её пальцы приносят прохладу на его шею. Она запускает пальцы одной руки в его волосы на затылке и прижимается к нему всем телом. Заставляя его замедлиться и в полной мере прочувствовать её. И это переворачивает сознание внутри него. Пятый чувствует, как его собственное тело совершает самое отчаянное предательство. Оно прижимает Кэй в ответ. Оно расслабляется. Пятый скользит руками по талии, которая завернута в его же рубашку. Кэй проводит языком по его нижней губе оставляя мокрый и горячий след, Пятый большим пальцем слегка надавливает на её подбородок, заставляя её губы раскрыться шире.Твою мать, Кэй. Просто твою ж...Бурлящий адреналин одновременно бьёт им в головы. Как только они полностью принимают условные правила этого поцелуя границ не остаётся на всем белом свете. Пятый насколько может мягким движением сдергивает заколку с волос Кэй, тут же зарывается пальцами одной руки в длинные пряди. Он сталкивает их тела, выбивая из губ Кэй грудной и тихий стон. Прямо в его губы. Их языки снова встречаются, заставляя его крепче сжать пальцы в её волосах. Притягивая её к себе так близко, насколько это вообще возможно. Усиливая это напряжение между ними. Теряя контроль, потому что она подается ему навстречу, жмется к нему и отвечает на каждое его движение. Она проводит руками по его плечам, Пятый прикусывает её нижнюю губу, и она стонет. Опять. Они целуют друг друга. Ещё. Снова и снова.В миг, когда воздух в их лёгких наконец-то заканчивается они отстраняются друг от друга. На десяток секунд, ещё меньше миллиметров. Оба тяжело дышат. Пятый сжимает в руках заколку, пытаясь вернуть себе контроль, Кэй убирает с его галстука дрожащие пальцы. Они смотрят друг на друга. Испуганно, растерянно.Что это было вообще?Мне нужно еще.Пятый не может противиться этому. Он сжимает талию Кэй очевидно готовясь приподнять её над полом, чтобы усадить на эту чёртову стойку, чтобы быть ещё ближе, чтобы она раздвинула ноги, чтобы она развязала этот галстук-удавку, чтобы они совершили самую большую глупость в своей жизни. Он не пожалеет времени, наступит себе на глотку и сходит в Комиссию времени, просто чтобы стереть это с лица земли.Он отрывается от её рта, наклоняется, припадает влажными губами к открытой шее, чувствует, как она откидывает голову назад подставляясь под его ласки. Он проводит языком, надавливая, там, где бьется её пульс, совсем рядом с яремной веной, заставляя ее задыхаться. Заставляя ее сминать рубашку на его плечах. Пятый прикусывает нежную кожу возле мочки её уха, горячо выдыхает, чувствуя, как его собственное тело покрывается мурашками.Она хнычет, покрепче сжимает пальцами его волосы, возвращая его губы к своему рту. Он легко целует её, едва ощутимо, просто чтобы понять, что они всё еще могут остановиться. Но она сразу раскрывает рот, поддаваясь его движениям, и Пятый целует её пьяно и глубоко. Вот это.Мир раскалывается на части причиняя почти физическую боль, когда оклик из соседнего помещения заставляет Кэй испуганно дернуться в руках Пятого. Она буквально шарахается в сторону от него, задевает рукой несколько стаканов, которые со звоном разлетаются у их ног. Кэй отходит от него на пару шагов. Облизывает припухшие губы и осматривает Пятого с ног до головы, словно не веря происходящее. – Вот это? – переспрашивает она хриплым голосом. Пятый поправляет почти развязанный узел галстука. Он просто стоит и смотрит на нее. Пытается восстановить дыхание и не совершить чего-нибудь еще. Когда он открывает рот, чтобы заговорить, осознание происходящего наконец полностью раскрывается для Кэй. Сознание, тут же вскинувшись принимается впитывать окружающий мир. В неё проникает тревога, возбуждение и шок. – Кэй, ну что ты там заснула что ли? – голос Рафа слышится куда отчетливей чем ей хотелось бы. Пятый вопросительно кивает, а она качает головой из стороны в сторону и отворачивается к одному из шкафов под стойкой чтобы достать метлу. Когда она обернется от произошедшего в G-bar останется только смятая салфетка, осколки стекла на полу и её сломанная заколка на стойке.