Глава 5. Звёздное небо. (1/2)

"Так и останемся смотретьНа эти сказочные звезды,Друг друга греть, друг друга греть,Просто, поздно..."Торчать в медпункте до последнего - пустая трата времени, думает Спирс, уставившись в одну точку. Сейчас бы выкурить одну сигарету, сделать глоток крепкого алкоголя и...нет, того, что шло после этого Спирс не только не мог, но и не хотел. Былые удовольствия казались ему бесцветными сейчас.Когда в палату входит медсестра, с ложным беспокойством глядя на больного, тот сразу же идет в бой.- Где моя одежда?- Но...- Где? Я не собираюсь тут валяться целый день.- Вам нельзя ходить пока.- С тем же успехом я могу полежать у себя в комнате.- Я вас не выпущу, Уильям.- Я все равно уйду. У меня есть неотложные дела.

Сестра смотрит на Спирса, как на больного, и не в том смысле, в котором он сейчас был.

- Давайте я поменяю вам повязки хотя бы. И полежите до ужина, ночевать можете пойти к себе.Вечера Уильям не дожидается - уже через 2 часа он лежит на кровати в своей комнате.

Ему все еще больно. Об этом можно подумать, а вот произнести вслух сложновато. Слабость - ненавистное состояние.

Уильям вытягивает к потолку руку, разглядывая посиневшие от вчерашних ударов костяшки. Завтра его поведут в деканат. Может, отчислят сразу, может, помучают. Да плевать. Ему тут и правда нечего терять.Но чем больше Уильям думает об этом "нечего", тем четче оно становится "многим". Тишина комнаты давит своей обреченностью.

Уильям натягивает теплый свитер, берет с собой сигареты и идет на балкон. Тот самый, в коридоре, ведущему к больничному крылу, где они стояли с Греллем в первый день знакомства. Знал бы он тогда, как сильно все изменится за какую-то неделю.

Чего Уильям вообще хочет - Грелля в своей постели или счастья и любви? И то, и то смешно. Для постели есть другие. Счастье и любовь просто не для такого, как он.

В коридорах полумрак и почти никого нет. Тихо, темно, пусто. Впрочем, вся эта пустота очень быстро заполняется собственной болью, которую Уильям уже признал и почти перестал бояться этого слова.

Он опирается о перила, потому что стоять прямо не может, сигарета зажата в зубах, свитер натянут до кончиков пальцев.

Можно обдумывать ситуацию, можно поддаваться каким-то чувствам, досаде, или же вспоминать вкус победы, но ясным остается одно - никакого четкого решения на данный момент нет. Раз в неделю 4 часа Уильям будет видеть Грелля. Иногда - на обеде. Иногда в коридорах. Это при случае, если завтрашний день не станет последним.***Грелль пытался отвлечься на чтение, но не мог сосредоточиться. Ему вообще с трудом удавалось сконцентрироваться на одном занятии, а сейчас и подавно.Негатив поглощал его, эмоции бушевали внутри, и хотелось что-нибудь разбить. Сатклифф и сам не заметил, с какой силой сжимал кулаки, пока бинт на порезанной руке не окрасился красным. У него так всегда - чуть что не то, и былые раны снова кровоточат.

В медпункте Грелль невольно интересуется, где Спирс.

- Что значит ушел?

- Он даже слушать никого не стал, собрал вещи и ушел.

- А почему его не остановили?- Не будем же мы его насильно возвращать в лазарет, - медсестра тщательно бинтует многострадальную руку Грелля.

На фразу Сатклифф даже улыбается. Заставить Уильяма что-то сделать против его воли действительно нельзя.Обратно Грелль идет медленно, смотря под ноги. Внезапно Сатклифф замирает, увидя чью-то тень в коридоре. Выход к балкону.Спину жнеца, стоящего на этом балконе, Грелль уже хорошо знает.- Ты другого места не нашел, - зло комментирует увиденное. Ему хочется ругаться на Спирса. Ну что за безрассудный дурак. Стоит тут еле-еле, да еще и в такой холод.- Кажется, сама жизнь надо мной издевается, - Уильям устало улыбается, достав еще одну сигарету.Это уже ни в какие ворота не лезет. В тот миг, когда он хотел побыть без Сатклиффа, Сатклифф как назло оказался в это время и в этом месте.

Грелль доходит до перил, смотрит сначала вниз, а затем на небо. Звезды. Романтика, черт побери. А по позвоночнику пробегает дрожь. Перевязанную руку Грелль прячет в карман.Несмотря на ветер, на балконе отчетливо чувствуется запах сигарет. Сколько ты выкурил, Уильям? Пытаешься что-то заглушить, или это нервное?- А ты сбежал, значит.- А ты за мной следишь? В это время уже пора бы быть у себя и учить уроки, - равнодушно замечает Спирс. - И ты замерзнешь. Иди лучше, - кончики пальцев Уильяма уже окоченели. Давно не было такой холодной осени, обычно сентябрь радовал теплой погодой.

И Грелля словно выключает. Он не может злиться на этого Спирса - уставшего, проводящего вечер в одиночестве на балконе. Этого чертового Спирса, который и в таком состоянии заботится о самочувствии Сатклиффа.

Конечно замерзну, Уильям. Если уйду от тебя сейчас.

- Писать сложно, - тихо признается Грелль, кладя перебинтованную руку на перила. Лицо его вмиг теряет насмешливость, становится спокойным. Теперь просто обычный мальчишка шестнадцати лет с красными волосами. Не больше, не меньше. Словно весь тот цирк, противостояния и противоречия остались за этим балконом.Грелль безумно устал. И сейчас единственное место, где он хочет быть - здесь, рядом с Уильямом. Несмотря на все их перепалки, Грелль чувствует себя безопасно с ним.

И уже знает, что Спирс его никому не отдаст. Даже этой чертовой усталости.- Что у тебя с рукой? - голос Уильяма звучит обеспокоенно. Еще вчера Грелль ходил без бинта. Неужели эти уроды его снова тронули?Сатклифф будто не слышит вопроса, равнодушно смотря в темноту перед собой.

Какой он все-таки непонятный, думает Уильям, видя, как резко Грелль погрустнел. То по-хамски разговаривает, то становится таким отрешенным как сейчас. Даже голос другой, вся спесь куда-то девается.

И на нем одна тонкая рубашка. И оба понимают, что не уйдут сейчас отсюда. Такое место. Такая ночь.Под свитером у Спирса обычная легкая рубашка. Но будет ужасно глупо, если после всех этих разборок и заботы Грелль просто простудится и заболеет.Поднять руки оказывается сложно, но Спирс кое-как стягивает с себя свитер и протягивает Греллю.- Надевай. Надевай, иначе я сделаю это сам, - зловеще.

От такого действия Грелль даже делает шаг назад. А раздражение в голосе Спирса говорят о серьезности его намерений. А можно посопротивляться и пусть Спирс одевает сам. Это вызывает улыбку. Но Уильям не оденет. Не сможет. Ему и стоять больно.Грелль неуверенно берет мягкую ткань и натягивает на себя. Велик, конечно. Мальчишка ловит пальцами край рукава и подносит к лицу, вдыхая. Насквозь пропах сигаретами Спирса. И им самим. Да, Сатклифф уже научился различать его запах из сотни других.

Но как же тепло. Свитер еще хранил это тепло другого человека и сейчас отдавал его Греллю. Свитеру все равно кого греть. А Греллю не все равно, чье это тепло.- Спасибо. А это, - легкий взмах рукой, - я порезался случайно.- Каким образом? Сильно? Не везет тебе с этой рукой, - Уильям качает головой.

- Ничего страшного. Правда.- Грелль. Не отвечай на вопросы выборочно, пожалуйста. Как ты умудрился порезаться? Опять влез во что-то? - Уильям спрашивает все это тоном строгого, но настойчиво-заботливого родителя. Осталось еще руки скрестить для устрашения, но невозможно из-за травм.

- Просто так получилось, осколок какой-то валялся, и я случайно, без чужих посягательств, о него порезался, - какой ты строгий, Уильям. Одел, стоишь теперь и задаешь вопросы.

- И куда это ты лазил, чтобы порезаться об кусок стекла, - уже без вопросительных интонаций. Ибо хватит, а то мальчишка сейчас убежит, испугавшись занудства и дотошности. - С той недели у тебя все зажило, я надеюсь? - сейчас есть шанс получить нормальный ответ. Не то что на перемене, когда говоришь прохладно и получаешь такой же взгляд. - Лицу вообще повезло, у тебя синяки почти сразу исчезли, как я заметил.

- Практически, - Грелль хитро улыбается и отворачивается. - Тут, Уильям, средства посложнее той мази будут.

- Я даже не буду спрашивать, - Уильям улыбается ответно.После всей пережитой боли так странна легкость. Неужели день закончится тем, что они, случайно встретившись в очередной раз, просто поболтают, как приятели?

- Тебя ночь так меняет? Ты сейчас не такой колкий, как всегда.

- Ночь? - Сатклифф разглядывает темные окна, стены Академии. Там везде, всюду - ученики и работники. Они любят, ненавидят, презирают, бросают и хранят. Но вряд ли все это может быть пережито за день. - Просто я себя чувствую иначе, нежели обычно, - последние слова Грелль произносит с трудом, переступая через свою натуру. Сейчас ты, Сатклифф, испугаешься и пойдешь на попятную, объяснив фразу каким-нибудь бредом.

- Брось, тебе же слово сказать нельзя, а сейчас ты такой вдруг мягкий стал.- Просто потому что мне так удобно сейчас, - Грелль прислоняется к перилам бедрами. Зря он расслабился. Не стоило подпускать Спирса к себе.

- Прекращай, - вздыхает Уильям. - Со мной можешь не стараться быть крутым, Грелль. Я видел тебя настоящего, слабого и беспомощного. Я видел твои слезы. Я не верю в того тебя, которым ты пытаешься казаться раз за разом.

С каждой фразой - правдой, - брошенной в лицо, Грелль сжимает зубы. Ногти царапают перила. Но он не станет отрицать очевидное. Впрочем, как и вслух соглашаться с таким определением себя.

Ты сам довел меня до этого, Уильям. До этих слез, до этой чертовой слабости и ненавистной беспомощности. Да, это ты помогал мне, ты защитил меня. У тебя была своя цель, но порой мне кажется, что эти трое здесь ни при чем, и что во всем произошедшем виноват только ты. И даже не потому, что ты сильно повлиял на ситуацию в целом. А потому что повлиял на меня.А ночь - самое страшное, спокойное, опасное, чувственное время суток. Свет дисциплинирует, а тьма теряет. Все самое глупое и самое важное происходит ночью.

И, глядя в темноту, поддаваясь ей, Грелль усмехается в лицо всем этим доводам.- Обними меня, - ну же, Спирс. Ты уже меня трахнул, оттолкнул, когда я хотел помочь тебе. Расплатись хоть чем-то стоящим.

Уильям вспоминает, как держал Сатклиффа, такого маленького и тонкого. Можно улыбнуться, зная, что сейчас это будет по его инициативе. Пусть даже под руками будет не ощущение его кожи, а только шерсть собственного свитера.- Подойди, - тихо, мягко, рука вытянута вперед, почти касаясь кончиками пальцев груди.

Грелль закрывает глаза. Он ломает себя всего, и не хочет этого видеть. Один шаг вперед изменит многое. Можно будет продолжать врать друг другу, что мы никто. Просто играем любовников, пока угроза не обойдет стороной. А там можно и успокоиться. Но ты, Уильям, не отпустишь просто так. А может, тебя завтра отчислят. Хотя, мне кажется, ты знаешь, что этого не будет. Не из тех ты, от кого можно избавиться без последствий.Несколько секунд тишины, а после Грелль резко двигается вперед. Руки осторожно касаются груди Уильяма, и Грелль прижимается к нему всем телом. Но все так же не открывает глаз.Уильям не притягивает Грелля, просто принимает его, словно позволяет подойти и прижаться. Но это только пару секунд - не ему же играть неприступного героя после всего.

Кончики пальцев касаются руки и локтя, ладонь ложится ровно по центру спины Грелля. Второй рукой Уильям продолжает опираться о перила, пока не рискуя отпускать.

Ладонь идет вверх по позвоночнику, касается мягких волос и взъерошивает этот красный хаос еще больше. Пальцы от холода онемели, двигаются медленно, но все же что-то еще ощущают. А с Греллем не было тепло. Это вообще какие-то необоснованные фантазии. Если физически холодно из-за погоды, то обычные объятья ничего не исправят. Просто хорошо - да. Но не спокойно. Этот мальчишка может выкинуть что угодно, Спирс знает.

- А сколько тебе лет? Неприлично не знать после всего, - усмехается Уильям. - Когда День Рождения?- А мое незнание этого вопроса тебя не смущает? Шестнадцать. В ноябре.

- Все не так страшно. А у меня до юбилея год.- До двадцати?- До тридцати, Грелль, - смеется Спирс.Сатклифф тихо хмыкает. Два года - максимальная разница, которую он мог себе позволить в общении. Он вообще не умел со старшими говорить. Сразу же чувствовал себя маленьким и неопытным, а в собеседнике видел нежеланного учителя.

А минуты идут. Ускользают.

Завтра они оба, а особенно Грелль, будут снова что-то демонстрировать на публику, а друг другу - собственное умение говорить с сарказмом.

Наверное, жаль, что такие моменты скоротечны. Только когда у вас впереди вечность, нельзя забывать о них. Ими и надо жить. Потому что бессмертие страшнее смертной жизни, особенно когда начинаешь осознавать, что ты никому и не нужен, и твоя эта вечность равносильна пытке.Спирс, облокачиваясь бедрами о перила, кладет вторую руку на затылок Грелля, прижимая Сатклиффа к себе.

- Найди себе кого-нибудь. Здесь одному сложно, - голос глухой, волосы Сатклиффа на макушке щекочут подбородок. - Не знаю, какие у тебя вкусы и предпочтения, но все же это будет не лишним.И не спрашивай, Грелль, почему сейчас, обняв тебя, я говорю такое. Да, я предлагаю тебе найти кого-то еще, чтобы встречаться с ним, получать защиту и поддержку. А почему сам Уильям не может быть этим "кем-нибудь"? Может, потому что вы с Греллем полярно разные. Или потому что у вас все началось с изнасилования. И вообще, в 16 лет нужны какие-то отношения? Да и с чего ты взял, что нравишься Греллю. В конце-концов, ты не писаный красавец. Может, ты ему противен даже.