Глава 15. Противостояние (1/1)
Глава 15.ПротивостояниеИ только тыЗажёг огонь в моей крови.Мне хорошо в твоей могучей власти.Как сохранить несбыточность любвиОт прямоты ожесточенной страсти.—?Дитер? —?недовольно проворчал Томас, вздрогнув от неожиданности,?— зачем ты пришел? Я хотел побыть один.—?О, конечно, конечно! —?насмешливо протянул блондин. —?Поныть в одиночестве, покопаться в своей истерзанной душе, почувствовать себя полным говном и сдохнуть от тоски и презрения к самому себе.Томас молча смотрел на исходящего ядом брата, лишь холодная улыбка кривила розовые соблазнительные губы. Дитер втянул воздух сквозь стиснутые зубы и тяжело задышал, Томас был устрашающе спокоен. Они сверлили друг друга взглядами: синий, полный страстного желания; черный?— дерзкий и неуступчивый.—?Я же тебе сказал, что хочу остаться один,?— зашипел мальчик, не выдержав гнетущей тишины. —?Убирайся к дьяволу! Вали отсюда! Оставь меня в покое! Видеть тебя не могу!—?Что с тобой, малыш? Чего ты так разбушевался? Что плохого я тебе сделал, чтобы так со мной разговаривать? —?Дитер облокотился о край купели и заглянул в воду.Томас взъярился от такой наглости и заорал во всё горло.—?Что? И ты еще спрашиваешь? Думаешь, я не помню, как ты целовал меня, ласкал мое тело и делал еще всякие мерзости.—?Мерзости? —?хмыкнул блондин, плотоядно облизнувшись. —?А мне казалось, что тебе нравится. Ты не возражал, а, скорее, наоборот, очень даже желал.Мальчик задохнулся от чудовищной правдивости слов брата. Но лучшая защита?— это нападение. Томас нахально вскинул глаза, надменно выпятив подбородок.—?Я не возражал, потому, что ничего не соображал. Чувствуешь разницу? Ни-че-го не соображал. А ты воспользовался моим состоянием. Если бы не мама, ты бы меня трахнул без зазрения совести. Да ты ничем не лучше монаха, который хотел засунуть мне в рот свое вонючее недоразумение. Вот!—?Что?! —?взревел Дитер,?— Ах ты, наглый щенок! Ты посмел сравнить меня с этим ублюдком? Да как у тебя язык повернулся сказать такое!И, потеряв над собой контроль, залепил Томасу оглушительную пощёчину. Мальчик вскрикнул и закрыл лицо руками. Сквозь тонкие пальчики побежали струйки крови. Блондин замер и тихо чертыхнулся. Он хотел было подойти к брату, утешить, приласкать, попросить прощения, но Томас, быстро опомнившись, гордо вскинул голову, улыбаясь холодно и надменно.—?Что, правда глаза выедает? —?ехидно протянул он,?— Ой, как-кулачки-то сжались. Еще врезать хочешь? Ну, давай, громила. А я все равно останусь при своем мнении: ты?— похотливый котяра. Тебе наскучило драть баб, решил со мной пошалить. А вот хрен тебе во все твоё паскудное рыло.Томас выскочил из купели, и медленно подошел к брату, злобно скалясь. У Дитера зачесались руки, ему ужасно хотелось отшлепать эту маленькую язву, но, увидев огромные глаза полные обиды, отчаяния и чего-то еще, неуловимо загадочного, он бессильно опустил голову.—?Слабак! —?презрительно прошептал юноша, вытер окровавленный нос ладошкой и, отвернувшись, подошел к туалетному столику.—?Не смей поворачиваться ко мне жопой,?— зарычал блондин—?А что такого? Это же объект твоих желаний! Любуйся, пока есть возможность. Можешь даже пустить слюни. Только, смотри, не захлебнись.—?Ах ты, маленький, маленький …?— Дитер захрипел от злости.Томас небрежно дернул плечом и хохотнул.—?Удивительное скудоумие! Даже не можешь придумать, как меня обозвать. Но чего ожидать от безмозглой горы мускулов?Мальчик вытер лицо и руки влажной тканью и посмотрел в зеркало.—?Хорошо хоть нос не сломал,?— пробормотал он. —?Да, правду никто не любит. Если правду говорят в глаза, то ее следы остаются на лице.Закутавшись в простыню, Томас сел на табурет, невидящими глазами уставившись в одну точку. Окаменевшее лицо ничего не выражало. Дитер в ярости бегал вокруг купели, сжимая кулаки.—?Уходи, молю, уходи! Не терзай мне душу,?— рыдал про себя измученный мальчик. —?Я устал. У меня нет больше сил бороться со своими чувствами. Монах был тысячу раз прав, он разгадал мою сущность,?— я грязная шлюха, влюбившаяся в собственного брата. Жаль, что он не добил меня. Все мои страдания разом бы закончились. Не было б этой безысходной тоски, рвущей мне сердце.Томас очнулся от своих безрадостных мыслей, когда Дитер остановился напротив него и положил ему руку на плечо. Юноша поднял голову и уставился на брата холодными пустыми глазами.—?Ну, что с тобой, малыш? —?ласково заговорил блондин, взяв себя в руки и пытаясь успокоиться. —?Ты замкнулся в себе, отгородился непроницаемой стеной. Почти не разговариваешь, не улыбаешься. Я понимаю,?— ты пережил такой кошмар, оставшись один на один с сумасшедшим фанатиком. Но, слава Богу, все благополучно закончилось. Что тебя мучает? Скажи мне. Раньше ты делился со мной своими мыслями и переживаниями, а теперь молчишь и будто избегаешь меня. Очнись! Ну, что случилось? Откуда эта злобная ярость, бушующая в тебе? Иногда мне кажется, что ты меня ненавидишь.—?Уйди, уйди, уйди! —?как заклинание шептал Томас. —?Не дай мне растоптать свою гордость, плюхнувшись к твоим ногам куском грязи.—?Томми, детка,?— продолжал между тем Дитер, опустившись на колени и сжав тонкие пальчики брата. —?Ну посмотри на меня. Все хорошо! Ты жив, здоров. Монах пытался тебя обесчестить, но у него ничего не получилось. Представляешь, у этого вонючего козла хрен не встал. У, мразь! Как же мне хотелось вбить его блеяние ему в глотку вместе с зубами, чтоб он захлебнулся своей поганой кровью. Ну, перестань хандрить, сокровище мое. Благодаря Ахмеду, шрамы исчезли с твоего прекрасного тела. Не о чем сокрушаться. Все просто замечательно!Томас вздрогнул и скривил губы в презрительной усмешке.—?Вот он, момент истины! Моё чертово тело! Объект похотливых желаний, сосуд для наслаждения и удовлетворения животной страсти. Он просто хочет меня трахнуть и забыть, как свою очередную девку. Ну, нет! Во мне еще осталась капля самоуважения, и я никогда не буду принадлежать ему.Томас вскочил, резко оттолкнув от себя брата, и гневно заорал.—?Не смей прикасаться ко мне. Какого хрена тебе надо? Я же по-хорошему просил,?— отвали, изыди, оставь меня в покое!Теперь он забегал вокруг купели, волоча за собой простынь, как король мантию.—?Томми, братишка! Все хорошо! Твоя задница не пострадала,?— передразнил разгневанный красавец, нетерпеливо откидывая влажные локоны с порозовевшего от злости лица,?— О, я понял, что тебя беспокоит,?— не пропахал ли меня монах. Ну, теперь ты знаешь, что моя жопа цела. В том месте, которое тебя так волнует, я невинен, как младенец… ну, или почти невинен. Поэтому хватит вести со мной душеспасительные беседы. Просто мотай отсюда и оставь меня одного. Вдруг Томас остановился и с ужасом посмотрел на брата.—?Ты убил монаха, чтобы никто не узнал о моем позоре. Ты не поверил ему и решил избавиться от свидетеля. Какие же картины нарисовало тебе твое больное воображение. О, я представляю! А теперь ты думаешь, что я горько переживаю свое падение и поэтому веду себя, как истеричная девица, потерявшая девственность. Ну и болван! Ты так ничего и не понял.Юноша сорвался с места и опять стал нарезать круги вокруг купели, что-то возмущенно бормоча. Дитер, сидя на полу, бил себя кулаком по лбу.—?Действительно, болван! Вырвать бы мне мой болтливый язык. Послушай, малыш! Я не то хотел сказать. Ну, подожди, что ты носишься, как ошпаренный.Он протянул руку, чтобы остановить пролетающий мимо ураганчик и схватился за край простыни. Ткань соскользнула с плеч юноши и упала ему под ноги. Томас замер, потом медленно повернулся и посмотрел на брата горящими от ярости глазами.—?Ты это что, специально? Тебе весело? Или тебя это заводит, извращенец! Еще раз так сделаешь, я отшибу тебе яйца,?— выдохнул он, сжимая кулаки, и сделал шаг в сторону наглого блондина, но запутался в простыне и, охнув, стал падать.Дитер молниеносно подскочил к мальчику и принял дрожащее тельце в свои теплые объятия. Юноша бессильно ткнулся лбом в широкую грудь брата и замер от ощущения надежности и мощи, исходивших от этого большого сильного человека. Томас закрыл глаза и обреченно вздохнул, поняв, что эту битву он проиграл. Силы окончательно оставили его. Изнурительная душевная борьба истощила полностью. Сознание медленно угасало, унося с собой боль и тоску, лишь где-то в самом потаённом уголке всё еще тлел лучик надежды.