Часть I (1/1)

- Итак, герр Вайндунг?Глаза Бернда, глубокие, цвета горчичного мёда, совсем потемнели и уставились прямо в зелёные точки под очками в роговой оправе. Журналист вызывал у него отвращение: худой, нескладный, в несвежей рубашке, весь какой-то сальный и грязный. Бернд придал своему лицу глубокомысленный и брезгливый вид. Хотя вряд ли сейчас он был способен размышлять и анализировать. В висок назойливо стреляло одно единственное слово: ?Мерзость... мерзость... мерзость...?.- Вы слышите меня? Эй! Ведь я не прошу о чём-то неисполнимом. К тому же за эту штучку я могу получить очень много, неприлично много денег!Журналист помахал в воздухе доказательством - увесистой тетрадкой в кожаном переплете - и торжественно расхохотался, почти как в готических фильмах. Видимо, это был акт устрашения.Бернд вдруг почувствовал себя легко и свободно, резко поднялся и сказал:- Не надо. Я ухожу. Я зря пришел. У меня много дел. Глубоко сожалею, что потратил время на весь этот бред. Всего хорошего.Он развернулся и сделал шаг по направлению к выходу.- Тогда я, пожалуй, напечатаю завтра в ?Золотом Цыплёнке Гамбурга? что-нибудь забавное из тетрадочки Болена, вот страничка, например, я перечитывал ее раз сто, - проскрипел ему вслед шантажист, Бернд даже остановился и повернул голову: голос журналиста был так похож на... Нет, слава Богу, нет, на него все также пялились наглые старомодные очки.Бернд помедлил секунду, затем торопливо вернулся и сказал:- Вы не посмеете...- Это вы не посмеете мне отказать! - выкрикнул шантажист, прижав рукой запястье мужчины к столу. - Я ждал вас здесь, а я ненавижу грязные дурацкие бары! Я двадцать лет мечтал услышать все от вас... от тебя! Лично!! Меня не устраивают порнографические записки Болена, я хочу, чтобы рассказал ты, объяснил по-своему!! Всё!! С подробностями!! Хочу слышать твой голос!- Зачем, для чего?!- простонал Бернд, пытаясь высвободить руку, но в нее вцепились очень крепко.- Потому что я - извращенец, маньяк, кто угодно... Я должен знать, понятно?! Иначе я сойду с ума! Я тебя в покое не оставлю, я измучаю тебя, залезу к тебе под кровать - я буду везде, ты даже помастурбировать не сможешь!!- Я не мас-тур-би-ру-ю! - по слогам, с чувством собственного достоинства процедил Бернд.- Да уж, куда там, ты стал жутким занудой, Томас, - сказал журналист.Услышав имя, которым его давным-давно никто не называл, Бернд вздрогнул и изо всех сил дёрнул руку: ногти журналиста прошлись по тонкой коже, на запястье выступили капельки крови, он слизнул их в безуспешной попытке собраться с мыслями. В голове созрела одна единственная блестящая идея: все равно теперь... поздно... пусть слушает и, наконец, отстанет.- Пойдёмте, - внезапно решившись, сказал Бернд, не обращая внимания на завороженный взгляд журналиста.Они шли молча и довольно быстро: Бернд боялся передумать. Его квартира располагалась всего в нескольких кварталах от бара, и вскоре он уже открывал дверь. Замок был один: в последнее время Бернд мало заботился о своей безопасности. Даже теперь он почему-то не подумал о том, что этот маньяк, переминавшийся с ноги на ногу рядом с ним, может быть вооружен. Сейчас он пропустит его вперёд, вытащит маленький пистолет (отчего-то воображение рисовало Бернду пистолет именно таким) и... всё. Ну, может быть, ещё надругается над его бедным телом. Некрофил! Бернд почувствовал раздражение: что за бред он несёт, какой пистолет, какого чёрта этому трусливому журналисту мёртвое тело??Он просто свяжет тебя и отымеет живого и тёпленького?, - пропищал над ухом противный голосок.?Никому я не нужен, - успокоил его Бернд, - я уже давно не тот смазливый мальчик в розовом. Расскажу извращенцу все, как на духу. Пусть кончает...?От собственной грубости он покраснел, сразу же зарёкся думать подобное впредь и жестом пригласил журналиста войти.- Красота, - похвалил тот, прикасаясь ко всему, что попадалось вокруг."Ну вот, придется менять мебель", - съязвил внутренний голос Бернда.- Смотри-ка, какая милая девчушка, - восхитился журналист, беря со стола маленький портрет.- Это я с родителями, - сквозь зубы процедил Бернд, двумя пальцами забирая фотографию- А-а, - протянул журналист. - Почему же здесь одни детские снимки, нет юношеских?- Сжёг, - холодно сказал Бернд и сел в кресло.Только сейчас он почувствовал невероятную усталость, сбросил летние туфли и подобрал под себя ноги. Стало уютней. Когда-то давным-давно он еще опускал голову на чужое твёрдое плечо, ко лбу прикасалась горячая ладонь, пальцы массировали сначала левый висок, потом правый, осторожно перемещались на затылок и начинали методично гладить его, захватывая мочки ушей и до боли чувствительную кожу под ними, шевелили корни волос, так что по телу бежали мурашки. Затем присоединялась вторая рука, которая занимала место первой - на лбу. Бернд тяжело вздохнул и открыл глаза.Журналист сидел напротив, счастливо улыбаясь и прижимая к груди очередную фотографию.- А я всё-таки нашёл одну. Томас Андерс на пляже, фото в жанре ?ню?. Жалко - лежит на животе, ничего не разглядеть! Зато, какой вид сверху! Кто снимал??Дитер, конечно?, - подумал Бернд.- Моя жена, разумеется, - сказал он вслух.- Да иди ты! Лучше не ври мне... Ты не забыл, зачем я здесь?- У меня ведь где-то есть газовый пистолет, куда же я его положил, - лениво процедил Бернд.- Неправильный ответ!- Услышать мою грустную историю и задать кучу похабных вопросов? - предположил Бернд. - Как к тебе обращаться, у тебя имя есть?- Эдмунд, можешь звать меня Эдди.?Эдмунд... Какое тупое имя, - подумал Бернд, - надо же, ещё хуже, чем у меня?.- Интересное имя.- Не отвлекайся, я у тебя гороскоп не заказывал. Давай, начинай! Как вы познакомились, где?! Давай же!! Не тяни!! -Журналист изнывал от любопытства.- С кем? Уточни, пожалуйста, - попросил Бернд, поднося запястье к губам, на коже темнела маленькая царапина.?А ведь у него запросто может быть СПИД, и я тогда, наверняка, заражусь?, - с неожиданным энтузиазмом подумал он.- С Дитером Боленом, продюсером, звездой диско, бабником и кутилой, твоим коллегой по сцене и любовником по совместительству!! С кем же ещё?! Мне вырывать из тебя ответы под пытками? Не придуряйся, Томас!Бернд снова вздрогнул и посмотрел в окно. За стеклом тихо застучал дождь.- ?Это случилось зимой 83 года, - начал он тихо. - Я ждал его в третьесортном кафе. Нет, он не опаздывал. Я пришел раньше на полчаса.- Не мог усидеть дома? - вставил любопытный Эдди.- Не перебивай, пожалуйста, - вежливо попросил Бернд, - будешь спрашивать, когда я остановлюсь. Ok?- Ok, - нехотя согласился Эдди и приготовился слушать дальше.- Просто время не рассчитал. Из Кобленца добираться довольно трудно, в тот раз вышло раньше. Я сидел за столиком и гадал, как он выглядит. В итоге я придумал игру: если Болен окажется высоким красавцем-блондином, эдаким бабником и кутилой, то меня ждёт в будущем одно дерь... одни неприятности. А если он толстый увалень в спортивном костюме - я стану богатым, знаменитым и прочее. Детская, абсолютно глупая игра! Зачем я все это затеял? Я предсказал себе будущее...Когда в очередной раз над дверью прозвенел колокольчик, я поднял голову и заметил двух мужчин, точь-в-точь из моей считалки: толстый-тонкий.Идиотизм, конечно, но я вскочил и бросился к обрюзгшему типу со словами:- Очень приятно, я - Томас Андерс, а вы, наверняка, Дитер Болен!Толстяк сморщился, будто я заставил его проглотить ежа, а верзила позади него весело произнёс:- Наверняка, - и протянул мне руку.Итак, мой прогноз оправдался, успокаивало одно: Болен был в спортивном костюме.?Ещё не всё потеряно, держись?, - сказал я себе и пожал его ладонь, жесткую и теплую. Мне понравилась его рука.?Возможно, я научусь ему доверять?, - подумал я тогда.- Сколько тебе лет, ты совершеннолетний? - спросил Болен издевательским тоном, и я мысленно взял свои слова о доверии назад.- Естественно, я совершеннолетний.- По тебе не скажешь.- По вам тоже не скажешь, что вы продюсер, - сказал я.- Кто же я тогда?- Альфонс, - сказал я довольно громко и впервые то, что подумал.- Ничего себе, - сказал он. - Если я альфонс, то ты так вообще на девчонку больше смахиваешь, чем на парня. На монашку, - добавил он.- Мой внешний вид - моё личное дело, - отрезал я и заказал себе клубничного мороженного, я его очень люблю, и никто не помешает мне его есть!- Не люблю педиков, - протянул Дитер и нежно посмотрел, как я отправляю в рот мороженное.- А я ненавижу вашу музыку, - ласково ответил я и вытер ложку о его белоснежную футболку.?Это я-то педик?! Вот скотина! ? - возмутился я про себя.Еще я в тот момент подумал, что наше великосветское общение, несомненно, заложит фундамент для дальнейшего совместного творчества.- Круто, малыш, - сказал он, - я для тебя не напишу ни строчки, будешь частушки петь, немецкие народные.- Никакой я вам не малыш, - сказал я и собрался уходить, благо мороженного больше не осталось, а, следовательно, я оказался совершенно безоружен.- Ладно, подожди. С чего всё началось-то? Прямо словесный понос какой-то!- Я не страдаю поносом и я не педик, - сказал я и красноречиво на него посмотрел.- Ну, с тобой невозможно, я слово - ты двадцать! И еще как-то переворачиваешь на свой лад! Может, займёшь свой рот чем-то другим?!Я широко открыл глаза. Мне, воспитанному скромному юноше, таких гадостей еще никто не говорил, и это всё за какие-то ничтожные десять минут.- Что ты подумал? И воображение у тебя бурное, малыш! Я имел в виду пение. Поехали ко мне - устроим прослушивание! Здесь рядом.Я поспешно задвинул стул - не люблю, когда за собой не убирают - и со всех ног побежал к выходу, Болен бросился вслед. Догнал он меня на улице и схватил. Мне уже тогда надо было понять: никаких песен, никаких концертов, ничего! Беги, Бернд, если хочешь остаться в своём уме! Нет... Я стоял, как вкопанный, и гордо смотрел на него снизу вверх.Ненавижу высоких людей, они созданы для того, чтобы причинять мне массу неудобств. Любопытно, как он целует тех, кто ниже его? Наклоняется или прижимает всем телом и приподнимает над землёй?Наверное, он прочитал часть моих благочестивых мыслей и усмехнулся.- Я не буду петь вам никогда, - торопливо сказал я.- Боишься? - поинтересовался он и добавил с каким-то садомазохистским удовольствием. - Трусишка.- Неужели я вас так... раздражаю, - я еле подобрал слово, потому что голова в таком положении у меня думать отказывалась.- Ты едешь или будешь и дальше выёбываться? - сказал он.Уши у меня от грубостей всегда сворачивались в трубочку, но у него получилось так нежно и естественно, что я ответил.- Не буду.Он отпустил мои плечи, и мы пошли к его машине. До самого дома я ощущал, как горит кожа, там, где он держал ладони, словно этот наглый тип заклеймил меня. Я старался не глядеть в его сторону, мимо быстро мелькали рабочие кварталы города, которые вскоре сменились более элегантными постройками и частными владениями.Болен жил вовсе не в доме, как я решил, а в квартире, правда, достаточно просторной и хорошо обставленной. ?Не бедствует?, - с досадой подумал я и прислонился к стене рядом с пианино, ругая себя за нелогичность и тупость, ведь радоваться надо, когда твой менеджер богат и успешен.- Ну, маэстро, валяй, - выдал он и развалился в кресле.- Что петь? - спросил я.- Гимн Германии.Я снисходительно улыбнулся, большой продюсер соизволил пошутить.- Пой, давай, а то я сейчас усну, - потребовал он и вытянул ноги на добрых полметра.У меня возникло желание пробежаться по ним пару раз. Поэтому я поспешил сесть за пианино и лучше уж пробежаться по клавишам...Я так часто вспоминаю тот инструмент, он был старенький, с посеревшей первой октавой и разбитой малой. На нем, видимо, часто наяривали джаз нетрезвыми пальцами... И все-таки он был! Был такой тёплый родной... Как часто я садился за него потом... Дитер любил музыку...Не помню, что я пел, но великому продюсеру понравилось, он хлопал и кричал ?браво!? довольно искренно.- Ты принят, - заключил он после оваций. - Единственно - твой жуткий прикид, не хочешь состричь свои кудряшки? Нет, нет, они милые, конечно, но на девчонке. Тебе еще леденец на палочке и лошадку между ног.- Никогда не буду стричься, - сказал я, сердясь на его странные замечания по поводу того, что мне необходимо иметь между ног.- Никогда не говори ?никогда?, - наставил он меня на путь истинный.- Аминь, - поклонился я, - напишу это на зеркале губной помадой.- Ты еще и губы красишь? - выдохнул он изумлённо.- Я подумаю над твоим предложением, - сказал я. - Где выход из твоей шикарной квартиры, мне пора баиньки.Я как-то внезапно перешёл на ?ты?.Он проводил меня до двери и сказал:- Может, тебя до дома довезти, малыш?Он, видимо, твёрдо решил звать меня малышом.- Нет, - сказал я. - Я со взрослыми дядями в машины по ночам не сажусь.- Ты дошутишься, - констатировал он. - Завтра приезжай в студию к двум часам, будем думать над нашими творческими планами.Болен нацарапал на бумажке адрес и протянул мне.- Над моими творческими планами, ты хотел сказать, - уточнил я.- Над нашими, малыш, - сказал он. - Поосторожнее там. У тебя телефон есть? Узнаю, как ты добрался.- Я тебе сам позвоню... может быть... если не забуду.- Не забудь, - сказал он, и я, не прощаясь, покинул его дом. Мне тогда казалось, что навсегда, что мы будем редко встречаться по делам, обсуждать наши творческие планы.?Вот еще... ему звонить, не дождётся?, - думал я всю дорогу в различных вариациях.- Я дома, - буркнул я в трубку, когда его голос проскрипел ?Алло? после первого же гудка.- Молодчина, малыш, спи спокойно, пусть тебе присниться клубничное мороженное...- А тебе неприступные монашки, - сказал я и быстро нажал отбой.Дитя, ну что с меня тогда было взять, истинное дитя...?Бернд на несколько секунд замолчал, запуская изящные пальцы в короткие волосы на затылке и задумчиво глядя в окно.- Он, действительно, тебе не понравился? - спросил Эдди.- Не знаю. Мы были разной породы: кот и собака, если тебе так понятнее. Единственное, что я осознал чётко в момент нашей первой встречи: мы вместе не уживёмся. А если вдруг случится чудо, и мы поладим, значит, мне пришлось заплатить слишком большую цену, может быть, отказаться от собственных идеалов и убеждений...- Ах-ах-ах, как все сложно...- Почему? - удивился Бернд. - По-моему, просто и логично. Закон Дарвина: выживает сильнейший, который подчиняет слабого и лишает его права выбора. В то время я не был уверен, что окажусь сильнейшим. Стоило бросить на него всего лишь мимолётный взгляд - сразу приходило ощущение потерянности. Он меня подавлял: своим ростом, своей активностью, стремительностью, всем своим видом. Мне хотелось кричать и бежать накрай света! Мне, спокойному и рассудительному юноше!Только я с детства плохо бегал - я не успел...Записи Д.Болена из тетради в кожаном переплёте20 января 1983 г.Звонил Файенц. Гад!! Предложили ему контракт с другой фирмой и все блага мировой цивилизации на блюде. Сказал ему спокойненько так: ?Будешь платить неустойку?. Он скривился, как девственница на именинах, и меня отпустило. Я все-таки его сделал! Всегда приятно почувствовать себя отомщённым. Вот сицилийцы - просвещенный народ, а по сей день гоняются друг за другом, с ножами. Что, они крови хотят?Нет. Они хотят справедливости. В Гамбурге так просто финкой не поработаешь, приходится изыскивать более изощрённые методы.Вечером я собрался навстречу к новому проекту - он займёт место Файенца.Настроение у меня было приподнятое, пока я не зашёл в чёртово кафе и не пожал ему руку. Мой проект взглянул на меня жалобными и одновременно непокорными глазами, какого-то непонятного цвета, мне стало не по себе. Меня такие всегда раздражали, а я их. ?Скромненький домашний тапочек?, - подумал я и вдруг заметил: он маленький, длинноволосый и тёплый.Меня передёрнуло, и я вполне закономерно ляпнул, что ненавижу педиков.Нет, ну правда, губки бантиком, бровки домиком, согласитесь, господа, это слегка раздражает нормального, в меру безобразного мужчину. Хотя здесь случай был не таким тяжёлым, но все равно намечалось... Я, конечно, не ненавижу педиков: просто я - отдельно, они - отдельно. Мы с ними, как разные планеты.Тапочек разозлился на мое смелое высказывание и заявил, что не страдает поносом. Потом подорвался сбежать, но я его поймал. Пусть не воображает, что от Болена можно запросто смыться...?На следующий день, - продолжал Бернд, - я приехал по указанному адресу, и снова за тридцать минут. Большой босс, как ни странно, оказался на месте и повёл меня в комнату звукозаписи, похвастать своими шедеврами. В предбаннике, напоминавшем комнату отдыха, стоял огромный рояль белого цвета. Я замер с открытым ртом. ?Стейнвей?.- 100 000 марок, - заявил Дитер, в восторге от моего замешательства.- Какого же черта, ты меня вчера заставил играть на своём инвалиде?- Малыш знает слово ?черт?, - весело поделился Дитер с невысоким мужчиной средних лет, - Кристиан, проходи. Это Томас Андерс, новый певец, с которым я работаю.- Очень приятно, Кристиан Рейн, второй звукорежиссёр, - вежливо сказал мужчина, и я сразу проникся к нему симпатией. К тому же мы с ним оказались одного роста.- Здорово, надеюсь, мы будем работать вместе, - сказал я вполне искренно.Дитер почему-то скептически ухмыльнулся. В последствии я догадался: он не верил в силу слов и чужой энтузиазм. Недоверие и самоуверенность сделали его своим вечным рабом.Поболтав с Кристианом, сыграв на вожделенном рояле и выслушав все соображения герра Болена по поводу моей дальнейшей творческой судьбы, я засобирался домой. Всю дорогу до поезда он умолял меня исполнить его песню, а я упрямо молчал.Дело в том, что они казались мне слишком ритмичными и простыми. Неинтересно петь, развернуться не на чем: красоты тембра не покажешь, легато не сделаешь, тесситура низкая, дыхание взять негде, куплет-припев-куплет-припев, потом опять припев-припев-припев, пока глаза на лоб не вылезут.- Ну, малыш, мы друзья или сосиски? Всего один раз, а? Один раз...- Дитер, - перебил я, заметив, как он снова соскальзывает с темы не в ту плоскость. - Мы знаем друг друга два дня и вряд ли можем считаться друзьями. А песни, которые ты пишешь... это не мой репертуар.Я ловко выразил внутренний, развёрнутый, музыкальный анализ ?произведений? Болена двумя словами.- Интересно, - протянул он, потирая подбородок и загадочно глядя мне в глаза, от чего по спине у меня побежали мурашки, - что же надо сделать, чтобы стать друзьями? Напиться вместе?- Я не пью, - категорично сказал я.- Обкуриться?- С ума сошёл, я не курю!- Не пьёт, не курит... Ты мужик вообще? Я сомневаюсь!- Так, хватит, - сказал я, - поезжай, пожалуйста, по своим делам, поезд сейчас подойдёт. Нечего провожать меня до вагона, как сопливую гимназистку!!Я начал злиться. Он уловил моё настроение и миролюбиво сказал:- Вон видишь, мужик сидит и все время пялится на твой зад...Я покраснел и вскочил со скамейки.- ... кажется, он хочет тебя... ограбить, - невозмутимо закончил он.Я оглянулся, мужчина действительно выглядел подозрительно.- И что? - спросил я, добавив голосу побольше спеси.- Ничего. На этом поезде не поедешь, поедешь на следующем.Двери вагонов со скрипом отворились, потенциальный грабитель скрылся из вида, состав зашуршал, дал прощальный гудок, затем тронулся. Я с сожалением проводил его взглядом и вздохнул - следующий ожидался не раньше, чем через час. Какое-то время мы продолжали сидеть на скамейке в центре перрона. Было хорошо: солнышко тускло светило сквозь белые снежные облака, а ветер, еще вчера обжигавший лицо, ласково забирался за воротник и шевелил пряди волос.- Я вот что придумал, - сказал Болен.Я скорбно поглядел в приветливое небо, приготовившись к очередной катастрофе.- Давай так: не хочешь петь мою песню - не надо, фиг с тобой... пока, - он хитро улыбнулся.- То есть рано или поздно я буду умолять? - догадался я, и мои губы сами растянулись в улыбке.Он заразительно рассмеялся.- И какова же цена моего молчания? - насторожившись, спросил я.- Нам надо срочно становиться друзьями...- В каком смысле? - удивился я и весь сжался: дружба с Дитером Боленом звучала для меня, почти как смертная казнь, или платоническая любовь к железному топору, который вот-вот отсечёт тебе голову. - Не может быть и речи! Я категорически не согласен!- Извини, я же тебе не руку и сердце предлагаю, - обиделся Дитер, - Том, не злись, но из тебя необходимо срочно делать мужчину. План таков: я учу тебя быть настоящим мужиком - ты освобождён от моих песен, в процессе мы становимся реальными дружбанами. Всё!- Дитер, почему ты хочешь сделать меня своим дружбаном? Тебе других приятелей не хватает?- Я чувствую в тебе потенциал, - сказал Болен и состроил мне милую улыбку.- А если мне надоест это... обучение, и я соглашусь спеть твое бессмертное произведение, ты от меня отстанешь?- Не вопрос, - сказал Дитер. - Можешь начать петь прямо завтра.- Нет уж, - сказал я, - подожду, пожалуй.А вдруг дружба с Боленом не так ужасна, как его песни, по-моему, я выбираю меньшее из зол, - подумал я и пожал протянутую ладонь?.Записи Д.Болена25 января 1983Малыш Берни совсем не такой, каким показался при первой встрече. С ним точно не соскучишься. Я взял над ним шефство. Учу его взрослым вещам. Вчера, например, заставил попробовать закурить. Ах ты, господи, уламывал целый час один раз затянуться! Он смотрел на меня медовыми глазами и говорил что-то типа:- Дитер, ты аморален, по-твоему, дружить - это приобщать к разврату, а не оберегать и проявлять чуткость!!- Малыш!! А, по-твоему, курить - значит развратничать?! Святоша несчастный! Да у меня друг был, в двадцать лет умер от рака лёгких!! Всё успел в жизни повидать!- О, кошмар, мне ещё не хватало рака лёгких!- Я согласен, неудачный пример...И так битый час. В конце концов, он схватил сигарету всеми пятью пальцами и судорожно вдохнул дым. Огромные глаза стали еще больше, рот приоткрылся. Внутри меня будто вспыхнула электрическая лампочка, бред какой-то! Он выглядел так невинно и так сексуально, что у меня просто свело челюсть! Я нарочито грубо схватил его за плечи и приказал:- Выдыхай! А то никотин ударит в мозг - станешь инвалидом ума.Он выдохнул дым мне в лицо и закашлялся. Я продолжал его держать, тело Томаса вздрагивало, темные пряди волос щекотали мою шею. Он последний раз зашёлся в кашле, с трудом расслабил лёгкие и прислонился лбом к моей груди. Электрическая лампочка переключилась на 200 ватт, я даже испугался: вдруг перегорит, положил руку ему на голову и спросил:- Жив?- Ни жив, ни мёртв, - прошептал он и снова потёрся о лбом о мою грудь. - Теперь я настоящий курильщик, надеюсь, мы не будем повторять?- Позже обязательно повторим, - сказал я каким-то странным голосом, в стиле ?розовые сопли в сиропе?. Почему-то очень не хотелось отпускать его: в воздухе витал аромат мёда и ванили. Да что такого, черт его за ногу! У нас в тусовке даже принято, если кому приспичит, оттрахать какого-нибудь понравившегося мальчишку. В этом есть своеобразный шик: мол, я на все способен, в конце концов, кто вставляет, тот и заказывает музыку!С ним я так не могу... Эти глаза - пропасть, если в нее сорвешься, назад дороги не будет. Лучше не соваться.Томас сам отстранился, сдул чёлку со лба, губы его снова приоткрылись, и он сказал:- Огласите следующий номер вашей программы по превращению мальчика в самца, герр Болен.- Ты водишь машину?- Разумеется, - гордо сказал Томас.- А мотоцикл?- Я тебе не байкер.- Завтра же начинаем учиться езде на мотоцикле! Я сделаю из тебя самого крутого мужика на свете, - пообещал я, схватил его за талию и закружил по комнате.Чёрт... он такой лёгкий и тёплый... Его тепло меня терзает! Хочется греться рядом с ним, уткнуться в него, проделать в нём дырочку, забраться внутрь и ... Ха, а можно и не проделывать, соревнование с богом получится. Чья работа совершеннее?- Отпусти, Дитер, - затрепыхался Томас. - Я не сяду на мотоцикл даже под страхом смерти!- Ладно, ты на велике катаешься?- Некогда было учиться...Я поставил его на пол и заключил:- Тогда начнём с велика, а дальше поглядим.- Болен, ты рехнулся, сейчас зима, - ласково возразил мой будущий мачо.Намечался выходной, после которого моя командировка. За один день можно переделать миллион дел, особенно в вопросе превращения прекрасного мальчика в гадкого мужчину.- Томми, - сказал я, хватая его за руку, пальцы были меньше и изящнее моих, с аккуратными гладкими ногтями. - Ты хочешь откосить?! Я в понедельник уезжаю, представь - целая неделя покоя, а то и две, черт его знает! Будешь отдыхать от мужских забав, читать Шекспира, играть в Барби, кормить рыбок, маникюр-педикюр, что угодно! Но завтра придется потерпеть. Любая учёба, Том, сначала кажется занудной, а потом глядишь - втянулся.- Мне не нравится курить, кувыркаться с мотоцикла и бросаться грязными словами!- Блядь! Мы же забыли самое важное! Решено: завтра мы учимся кувыркаться с велика и ругаться матом.- М-да, - протянул Эдди, покусывая краешек фотографии, - любопытно, конечно, мило, но что-то я не врубаюсь, где интим? Столько разговоров, и никакого секса. Слушай, Томас, а у тебя вообще секс до Болена с кем-нибудь был?- Нет, - сказал Бернд, закрыв лицо руками, - да и после не особенно.- Что?! - не понял журналист. - И со своей женой, с Норой, ты не спал?!- ужаснулся Эдди.- С Норой тем более, - сказал Бенрд. - Она жила со мной, а спала с Мириам, Нора - лесбиянка.- Вау... - прошептал Эдди. - Так она же вышла второй раз замуж, как же за...- За кошелек с деньгами. Нора всегда была самостоятельной девушкой, я думаю, она найдёт способ получить удовольствие.- Зачем же ты женился?!!- Всему своё время, Эдди, потерпи.- Моё терпение лопается, Томас, пока я не услышал ничего из того, о чём мечтал долгими зимними вечерами. И не надо рассказывать про велотренировку, мне это совершенно не интересно!- То есть про наш первый поцелуй не рассказывать?- Ах, ты... да, ты, ну, ты...?Мы договорились встретиться в парке, - начал Бернд, и всё бы хорошо, если бы не зарядил снег напополам с дождём. Глаза у меня отчаянно слезились, и руки мгновенно окоченели. Сам знаешь, как это бывает: твои крутые высокие друзья веселятся, играют в снежки, им все нипочем, а ты, как тепличное растение, трясёшься и мечтаешь скорее попасть в тепло.Дитер шагал навстречу, сверкая голливудской улыбкой и новеньким велосипедом на плече.?Сейчас он убьёт меня своим жизнелюбием, - подумал я, кутаясь в меховой воротник кожаной куртки и всё равно продолжая дрожать.- Прекрасная погода! Ты похож на мокрого, ощипанного цыплёнка! Мой друг Луи одолжил нам орудие труда! - сообщил он и бухнул велосипед на асфальт.Я с отвращением взглянул на этот пыточный станок и сказал:- А ничего, Эгиль Скалагримсон, что снег все глаза залепил. Как ехать, если я ничего не вижу?- Я же не отпущу тебя одного. На первых порах, так уж и быть, подержу за ручку.- За ножку, - зло процедил я и оседлал велик.Дитер придвинулся сбоку, и я оказался в кольце его рук. От него исходил слабый запах сигарет и ... не знаю, чувственный запах. Мне, наконец-то, стало тепло, я чуть не ляпнул: ?Дитер, давай пока не поедем. Будем учиться кататься стоя, как фигуристы?. Я ощутил его дыхание на затылке, казалось, все волоски на моем бедном, продрогшем теле встали дыбом, в висках застучало, как от боли. Я слегка повёл плечами, и он вдруг резко толкнул велосипед:- Педали-то крути, чёрт тебя разэдак! Не отвлекайся по сторонам, я тебя всю жизнь возить не намерян! Держи равновесие, - поучал он, а я мог думать только о тепле, исходившем от него, и крепких руках, лежавших с двух сторон от меня.Так мы прокатались целую вечность, я жутко устал, хотелось откинуть назад голову и замереть: мочки ушей и кожа на шее ныли, требуя ласки. Тем временем он отпустил одну руку, и я, не удержав равновесие, стал заваливаться вбок.- Дитер! Держи, не смей отпускать!Мы дружно рухнули в сугроб вместе с велосипедом, причём меня накрыло ими обоими. Лодыжка хрустнула - я вскрикнул от боли.- Твою мать! Малыш, - сказал Болен, - не бери в голову, рано или поздно ты должен был свалиться. Сейчас полежим-отдохнём и продолжим.- Кажется, я сломал ногу. Ты специально это подстроил, - простонал я.- Нет, конечно, я же не изверг какой-нибудь, - выдохнул он в миллиметре от моих губ, голова у меня совсем закружилась, и я приоткрыл рот, чтобы глотнуть хоть каплю воздуха.Наверное, он решил, что я соблазняю его или что я не против. Может быть, так и было на самом деле... Только он вдруг припал к моим губам и жадно лизнул их своим языком. Я в шоке упёрся руками ему в грудь, ощущая его ладони уже где-то пониже спины, застонал от невыносимой жажды чего-то большего, шире открывая рот, чем он не преминул воспользоваться, скользнув языком в его глубину. Мир перестал существовать. Мне было жарко, страшно и сказочно хорошо, все тело трясло, как на электрическом стуле. Губы и язык совсем онемели от его бешеных ласк. Он покрыл мою шею торопливыми влажными поцелуями, остановившись на родинке под ухом, и пробормотал:- Прости, мой ангел, я не мог не сделать этого...- Не мог не сломать мне ногу? - жалобно простонал я, уходя от опасной темы. Тогда я еще не осознавал, в чём крылась опасность: в ничего не значащем поцелуе? Я был уверен, для Дитера Болена это момент проходящий. Да он только и стоит на раздаче, ни одной юбки не пропускает. На кой черт я-то ему понадобился? ?Потянуло на экзотику?, - вспомнил я подходящее выражение, вычитанное недавно из романа.- Где болит? - разволновался Дитер, освобождая меня от велосипеда и ощупывая ноги.- Лодыжка, - сказал я.Он подхватил меня на руки и легко побежал к дороге.- Дитер, куда ты меня тащишь?! - возмутился я. - Дитер, а как же велик твоего друга?- Да ну его на хуй, - мягко сказал он, - я ему новый куплю.Он поймал такси, несмотря на мои протесты, и затолкнул в салон.- Куда едем, дорогой? - сказал водитель.- Чего? - не понял Дитер.- Кажется, он русский, - прошептал я, пытаясь расшнуровать ботинок, но закоченевшие пальцы отказывались служить.- Если ты язык не знаешь, так сразу русский?- Куда везти, дорогой, да?Дитер совсем растерялся.- Площадь Республики, - сказал я, с трудом вспомнив адрес квартиры матери в Гамбурге.- Вот какой красивый и умный молодой женщин!! - снова понес свою абракадабру водитель. - А ты, немец - идиот, да!!- Разошёлся-то, - проворчал Дитер, отталкивая мои пальцы и сам снимая с меня ботинок. - Интересно, все русские такие болтливые уроды?- Наверняка, - сказал я.- Ух, холодный... ледышка! Где твои перчатки, это перчатки? У меня носовой платок толще!Он схватил их и выкинул в окошко.- Болен! Ты - гад! Какого чёрта ты распоряжаешься моей одеждой?!- Теперь у тебя есть стимул купить новые, - сказал он, массируя мою ступню.Это было восхитительно приятно, я тут же простил глупую выходку с перчатками и прислонился к нему спиной, медленно погружаясь в полубессознательное состояние дремоты.Записи Д.Болена26 января 1983 годаКожа на узкой лодыжке была холодной, вокруг небольшой кости она слегка припухла. Конечно же, наш герр Мнительность преувеличил, никакого перелома я не заметил, в крайнем случае - растяжение. Я потёр больное место особенно нежно, Томас довольно заурчал, прислонившись виском к моему плечу, и окончательно отрубился. Таксист высадил нас на пустыре, причем содрал с меня бешеные деньги, падла! Малыш безвольно свисал с моих рук. ?Эй, Шекспир, - сказал я в пушистый локон, - эй, глухая тетеря, ты долго будешь дрыхнуть?? Он открыл один глаз и сказал: ?Нога болит?. ?Куда прикажете тащить ваше королевское высочество, маленький принц?? ?Прямо, прямо, прямо и налево, дом 7, 2 этаж, ключ под половиком?. Я исполнил приказ моего повелителя. Квартира, вернее, квартирка видно давно пустовала. Все такое женственное, трогательное, и на стенке портрет черноглазой худенькой фрау под руку с элегантным мальчиком лет пятнадцати: у него коричневая родинка на щеке, светлые вьющиеся пряди тонких волос. Мамаша вывела погулять своё бесценное сокровище. Сам я в этом возрасте видел мать раз в неделю, когда просыпалась совесть, и я приходил ночевать домой. ?Ты нравишься мне, Томми, - прошептал я ему на ухо, - несмотря на твои профессорские замашки и упрямое нежелание взрослеть?. Он печально улыбнулся во сне и что-то пробормотал. Я осторожно освободил его от куртки, снял обувь, теплый свитер и джинсы, откинул старый клетчатый плед. Золотистая кожа, маленькие родинки на животе, одна побольше над левым темным соском, я легко поцеловал ее, накрыл его одеялом и сел рядом. С ума сойти, как его величество быстро переутомляется! Мне, например, совсем не хотелось спать, да я вообще могу сутками не ложиться!Помню, в детстве мы с друзьями даже на спор забили на сон, я, естественно, выиграл пари. Еще мы однажды на спор перестали мочиться. Я выдержал двое суток и еще пару часов, к концу марафона я мог поклясться, что в моем животе поселилась пиранья, а в клозете - ангелы: меня все время туда тянуло, как праведника - в церковь. Зато какой оргазм я испытал, когда облегчился, никакая девушка не сделала бы лучше!А у Томаса длинные чёрные ресницы, оказывается, когда он спит, они отбрасывают тени на щёки, словно изящные китайские веера. У него тонкий прямой нос, ровно такой, какой необходим, золотое сечение господа бога. Рот капризный, иногда он забавно поджимает уголки губ, выражает свое драгоценное мнение. Идеальные скулы в обрамлении блестящих вьющихся прядей. Волосы не очень длинные, но он поклялся, что никогда не будет коротко стричься. Возможно, кудряшки еще подрастут. Красивое, чувственное создание... Меня вот природа красотой обделила: вместо носа - шнобель, голова в виде глобуса, особенно в лобной доле, наверное, мозг не умещается в черепной коробке. Моя бабушка говорила: ?Это просто у Дитера умные мысли выход ищут?. На глобусе у меня непроходимый лес, и сколько его не руби, растёт гуще прежнего. Ну, да ладно, я, конечно, преувеличиваю. Некоторым девицам я очень даже нравлюсь, они говорят с придыханием: ?Ди-и-итер, ты такой... краси-и-ивый?. Между ?такой? и ?красивый? пауза обязательна, они с трудом подбирают определение моей шикарной внешности. А так, плюсов у меня предостаточно: во-первых, я высокий голубоглазый блондин, во-вторых, я в хорошей физической форме и люблю бокс, то есть подраться, в-третьих, я нравлюсь Томасу. Он сегодня ответил на поцелуй. Правда, после он сделал вид, что ничего не было, что он ушиб не только ногу, но и голову, а, следовательно, у него теперь провалы в памяти... Томас ответил... он чуть ли не кричал от наслаждения, я видел удовольствие в медовой глубине его глаз и невинном жесте тонких пальцев рук: котёнок выпускал свои коготки.Почему, почему, почему он ответил? Он слишком наивен, он - ангел, он не может лгать...Черт побери, я готов съесть дохлую мышь, что он девственник!И я ему нравлюсь...- Ух, - выдохнул Эдди, - ну вы, ребята, даете, вместо того, чтобы работать...- Да, - сказал Бернд, - работали мы тогда, действительно, не очень активно. Дитер продумывал стратегию моего промоушена и параллельно занимался еще одной певицей, Птицей-В-Кетчупе.- А-а, помню-помню, была такая с забавным псевдонимом.- Хорошая девушка, мы до сих пор перезваниваемся.- Она случайно не трансвестит?- Нет, - улыбнулся Бернд, - тут тебе вряд ли удастся что-нибудь раскопать.- Ошибаешься, дружок, журналист может раскопать даже бетонную стену. Ну, да ладно, речь сейчас не о Птице-В-Кетчупе. Рассказывай дальше, мне так интересно...?Не знаю, заинтересует ли тебя дальнейшее, - сказал Бернд, голос его звучал монотонно и равнодушно. - Проснувшись утром в кровати мамы, я обнаружил на столе записку примерно такого содержания: ?Уехал в Ниццу, буду недели через две. Забудь про перелом, посмотри в справочнике, как лечить растяжение, и не смей бежать к врачу: это не по-мужски. Твой новообретенный друг и верный продюссер Дитер Болен. P.S. Не вздумай в моё отсутствие с кем-нибудь целоваться?.Я перечитал постскриптум раз сто, убеждая себя в том, что для меня он ничегошеньки не значит. Почерк Дитера, размашистый и неаккуратный, возникал перед моими глазами весь день и предупреждал: ?не вздумай, не вздумай...? Это было сложно. В Кобленце меня встретила мама, которая, стоило оказаться дома, сразу же запечатлела на моей щеке звонкий поцелуй. Я объяснил причину своего ночного исчезновения, поднялся к себе, прижал к груди Розу - любимую куклу барби - и упал на кровать без сил. Перед мысленным взором мелькали велики и лицо Дитера, озабоченное и расстроенное, очень хотелось его приласкать. Я погладил куклу по голове и тихонько застонал: две недели без мужских забав, - сказал он, - интересно, а поцелуи друг с другом тоже входят в разряд мужских развлечений?Тут я чуть не подпрыгнул на диване от неожиданного громкого стука в окно:- Эй, Берни, открывай, пока я не свалилась! - прошипели за стеклом.- Нора?! Ты зачем туда забралась?- Ай, Берни, держи-держи меня.Я с трудом втянул Нору в комнату: она весила вдвое больше меня, к тому же была пьяна.- Берни, любовь моя, - икнула Нора, усевшись на полу и вытирая пот со лба. - Ты ведь не обижаешься, а то... ты такой... зануда.- Что случилось, почему ты не вошла в дверь?- Берни, я пьяная, не видишь, - гордо сказала она. - Подумай, какая реакция была бы у твоих предков?- Что опять произошло?- Берни, у тебя можно до вечера перекантоваться?- Не вопрос, - сказал я, уже не рассчитывая получить от нее вразумительные ответы.Нора придвинулась ко мне и залилась слезами.- Берни, все!! Я послала эту дрянь к чёртовой бабушке! - выкрикнула она и тут же прикрыла себе рот.- Я послала Мириам, теперь мне никто не нужен, - прошептала она, выдергивая у меня куклу и со всей силы кидая ее в дальний угол. - Вот так!- Розочка! - воскликнул я, проверяя все ли на месте у бедной игрушки. - Ты поступила отвратительно, Норхен, я имею в виду твою ссору с Мириам. И вообще, мне надоело утирать твои пьяные слёзы, когда твоя подружка тебе надоедает!- Это последний раз, куколка моя, тебе больше не придется, - высморкалась Нора, - а почему ты сегодня такой злюка, тебя кто-то обидел? Ты мне только скажи, я им всем набью морды!!- Никто меня не обидел, не придумывай, пожалуйста, - сказал я, - иди лучше проспись.Моя подруга расположилась на кровати, подтянув ноги и обняв подушку.Теперь Нора казалась гораздо меньше и трогательнее:- Берни, у тебя подушка пахнет цветами, а ведь ты у нас мальчик...- Нора, - прошептал я, нежно гладя ее по голове, - а ведь ты у нас девочка и такая хорошенькая. Ты знаешь, что похожа на Розу?Норхен скептически посмотрела на игрушку, потом на меня и сказала:- Ты меня соблазняешь, что ли? Я от мужиков не в восторге, Берни, тебе известно. Не лезь.- Вот еще, лезть к тебе, - сказал я, вытягиваясь рядом. - От тебя, между прочим, перегаром несет.- Извини, котик, - сказала она, - я совсем отравила здесь воздух.- Нора... - сказал я.- Что, куколка? - сквозь сон пробормотала она.- ... расскажи про свой первый... поцелуй.- Первый? - она крепко задумалась. - Так сразу и не упомнишь, котёнок, кажется, это было с фрау Мартой... или с Энни... Берни, а ты не в курсе: с кем я сначала встречалась, с Энни или с Мартой? - она даже повернулась, дыша мне в лицо смесью джина с тоником.- С Мартой, - выдавил я, почему-то отчетливо представив физиономию Дитера и снова тихо застонав.- Тебя кто-то поцеловал?! - догадалась Нора. - Берни! - она весело затряслась на кровати. - Нашу целочку растормошили! Как зовут мужика?- Почему мужика? - удивился я.- Бернд Вайндунг, не смеши меня, на тебя нормальная девчонка не запрыгнет! Кто этот мужик, колись!- Вот еще, - сказал я и повернулся к ней спиной.- Ну, тебе хоть понравилось? Понравилось-понравилось, иначе ты бы у меня не выпытывал... Берни, только поосторожней, ладно? Ты у меня нежненький, к амурным шурам-мурам не приспособленный... Берни, поклянись, что все будешь мне рассказывать! А если он сделает тебе больно, я...- Что ты, Нора? Он, высокий, атлетичный мужчина, а ты женщина!- Так-так: высокий и атлетичный, уже какая-то информация. Я, между прочим, тоже не метр семьдесят, как некоторые... Кстати, а как твои дела с новым продюсером, и почему ты не на работе?- Он уехал в командировку.- И почему такой грустный голос? Напоешься еще, - она похлопала меня по щеке, едва не заехав по носу.- Слушай, Берни, а этот высокий и атлетичный мужчина подчас не твой продюсер?- Не говори ерунды! - быстро возмутился я. - То есть он, конечно, атлетичный, но совершенно тут ни при чем.- Да? Ты покраснел, куколка! Наверняка, врешь...?Если Нора так соображает под действием Бахуса, то, что же будет, когда она протрезвеет? С ней надо поаккуратнее, мои тайны - это мои тайны?, - решил я и сказал:- Продюсcер - отвратительный брюзга и убежденный гетеросексуал, у него пятеро детей и жена-домохозяйка. А еще он страшно близорук, носит во-о-от такие фары вместо очков. Да он до сих пор меня не разглядел, как следует!- Бедняжка, - посочувствовала Дитеру Нора, - он много потерял, ты у меня - конфетка, мечта любого педераста.- Норхен! - возмутился я.- А что я сказала? Ладно-ладно... Берни, мне ужасно хочется спать, закрой свой хорошенький ротик, будь добр...Она отвернулась к стене и по-детски засопела, оставив меня наедине с грустными мыслями, которые следовали за мной по пятам до самого приезда примерного семьянина и обладателя фатальной близорукости Дитера Болена.Когда раздался телефонный звонок, на часах пробило двенадцать по полудню, и я, как раз, вышел из душа, совершенно не мечтая услышать в трубке голос Болена.- Привет, малыш. Не хочешь приехать... поработать?- Тебя не было три недели, - не сдержался я, - надоело развлекаться?!Я сам удивился собственной невежливости в обращении к начальству и побыстрее зажал рот полотенцем.- Ого, - довольно сказал Дитер, - а ты, я вижу, соскучился по нашим велотренировкам?Я только неопределённо хмыкнул в трубку.- Ладно, Том, - сказал он серьёзно, - не кочевряжься - приезжай. Будем праздновать: Птица-В-Кетчупе заняла 1 место на конкурсе ?Евродиско?! Мы уже поднабрались слегка, спиртного хватает. Приезжай, Том, заодно будем учить тебя пить и не пьянеть.- Прекрасная перспектива. Но я не могу, у меня голова мокрая.- Я жду. Приказы начальства не обсуждаются, - строго отрезал Болен и повесил трубку.Я еще немножко послушал телефонные гудки и побежал одеваться.На самом деле я очень хотел его увидеть, поэтому всю дорогу до Кобленца нервно ёрзал на сидении в электричке и декламировал про себя стихи, чтобы не умереть от ожидания. Наконец, состав заскрипел и начал сбавлять скорость. Я полетел к выходу...Дрожащей рукой я открыл дверь в студию: первое, что поразило меня - народу не протолкнуться, звон бокалов, шампанское липнет к подошвам ботинок, посередине всего этого безобразия Болен в обнимку с Птицей-В-Кетчупе, все счастливы до слез.Наконец-то мне стал ясен смысл противопоставления ?поэт и толпа?.- Эй, Томми, малыш, иди к нам, - разглядел он меня, несмотря на мои старания слиться со стеной и фантазии по поводу его близорукости.- Птенчик, это наш новый Карузо - Томас Андерс, ты не представляешь, какое у него те... те...- Тембр, - подсказал я и протянул руку мисс Европопка. - Очень приятно.- И мне, - сказала девушка, добро улыбнувшись и пожимая мою ладонь.- Ага, вот, кто сломал мне велик! - раздался радостный бас за моей спиной.- Луи- мой друг! Теперь он тоже с нами будет работать, Том, - сказал Дитер.Я снова рассыпался в приветствиях и жалобно посмотрел на Болена. Он небрежно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, взъерошил волосы и имел эдакий залихватский вид ковбоя с дикого-дикого веста.- Дер-ржи, Том, - сказал Луи с легким испанским акцентом и протянул мне бокал с шампанским.- Спасибо, только не рановато ли?- В самый раз, не занудствуй, - вмешался Болен. - Птичка победила на ?Евродиско?, разве это не круто?- Круто, - согласился я и сел в уголок со своим бокалом.Дитер хлопал по спинам множество незнакомых мне людей, удивительно, как у него руки не уставали, пил и время от времени выходил на балкон покурить, затем все начиналось по новой. Иногда, правда, он проталкивался ко мне и спрашивал:- Умираешь со скуки?- Да, - отвечал я.- Потерпи еще полчасика.Мне хотелось плакать, полчасика истекли четыре часа назад, и шампанское давно ударило в голову. Что я вообще тут делаю?! От духоты и сигаретного дыма болело горло, но выйти из этого адского пекла с гордо поднятой головой было практически невозможно, особенно после пятого бокала. Отдельные звуки обычных человеческих голосов слились в один космический гул, я даже закрыл уши руками, при этом шампанское разбилось вдребезги... или фужер?- Томми больше не наливать, - услышал я, будто сквозь центральный боннский трубопровод, и ужасно удивился: у Дитера оказывается есть брат.- Дитер! П-почему ты н-не сказал, что у тебя есть б-близнец?- Том, - сказал брат Дитер или сам Дитер, не помню. - Эксперимент частично провалился: ты научился пить, но, к сожалению, не справился с опьянением, я забираю тебя домой.?До чего я докатился, - подумал я, - какой позор, совсем, как Нора... Теперь двум славным парням Дитерам придется со мной возиться?.Записи Д.Болена17 февраля 1983 годаИ вот он снова в моих руках, я зарываюсь носом в его белый свитер, божественно... Малыш слабо соображает из-за некоторого перебора с шампанским, несет полную ахинею и без конца извиняется за своё безответственное поведение.По мне, пусть делает, что угодно, только не отодвигается, от него так сладко пахнет, и кожа на шее нежнее шелка, можно подумать, не знает бритвы. Я осторожно усаживаю его в машину.- Диди, а где твой брат? - лепечет он, видимо, хмель выветривается.- Какой именно? - спрашиваю я, мое имя так мило сократили.- О, у тебя их много?- Я из большой семьи, малыш, - говорю я. - Как твоя нога?Он тупо глядит мне в рот и медленно облизывает собственные губы, он просто хочет пить, а по моей спине вверх-вниз бегут мурашки.- Ах, нога... уже давно... не беспокоит...С ума сойти, даже будучи не совсем трезвым, Томми изъясняется на языке аристократии.- Не возражаешь, если я проверю? - так же вежливо интересуюсь я и освобождаю его от обуви.В полутьме салона автомобиля глаза Томаса лихорадочно блестят, он прислоняется спиной к дверце и ставит свои ноги мне на колени.Я ощупываю сустав правой лодыжки, он жмурится и говорит:- Диди, а не мог бы ты....- Не продолжай, - прошу я хриплым голосом, в машине слишком тесно и душно, я чувствую каждую ноту соблазнительного аромата, исходящего от его юного тела, я его боюсь...Я нажимаю газ, мы трогаемся. Так и едем: его узкие ступни на моих коленях, зовущий жалобный взгляд карих глаз и бешеный стук моего собственного сердца в такт гробовому молчанию.- Я уже привык... на тебе кататься, - говорит он, когда я несу его к дому.Возле двери ему открывается истина: квартира не его, а моя. В соответствии с неписанными правилами этикета, черт бы его подрал, Томас начинает лепетать:- Дитер, я не могу к тебе... не удобно... там твои дети... жена...Я чуть ли не падаю от удивления, но, к счастью, во время вспоминаю о драгоценной ноше, которую ни в коем случае нельзя ронять:- А у тебя белочка, малыш... Сейчас положим тебя в кроватку, и все будет хорошо.- Ты сошел с ума... я не держу дома диких животных... - шепчет он. - Я люблю кошечек и маленьких собак, болонок, терьерчиков...Пока он вспоминает известные лишь ему породы декоративных собачек, я раздеваю его. Что за прелесть эта бархатная смуглая кожа, длинная шея, изящные плечи, тонкая талия и плоский живот с чуть-выпуклым пупком..- Мою собачку звали Штепсель, он все время лез носом в розетку...- Восхитительно, - ласково говорю я, пожирая глазами его тело.Он доверчиво кладет руки мне на плечи, потому что его до сих пор покачивает:- ...я кормил Штепселя креветками, думаю, это стало причиной его скоропостижной смерти...- Чудесно, - говорю я, совершенно не врубаясь в бред, который он несет.- Да?- пьяно смотрит Томас и вскрикивает. - Нет! Это ужасно, ужасно! Он умер! Я убил его!!И заливается слезами.- Малыш, - успокаиваю я, со всей силы вжимаясь в его тело, - это было давно! Прошло много лет! Ты же не со зла! Успокойся, не надо... бередить старые раны...- Я хочу, чтоб... чтоб Штепсель вернулся, - всхлипывает он и мелко дрожит в моих руках.Я закутываю его в одеяло и кладу на колени, как дитя.- Он вернётся очень скоро, - приговариваю я, - будешь следить за его питанием, причёсывать, бантики завязывать, все, как ты любишь...- Откуда ты знаешь, что я люблю? - шепчет он, заглядывает мне в глаза и обнимает за шею.- Догадываюсь...- Я тебе... нравлюсь? - спрашивает Томас после невероятной паузы, в течение которой мы поедаем друг друга взглядами.- Я хочу тебя, - говорю я и провожу кончиком пальца по его верхней губе.- Хочешь, - он смакует вкус этого слова, и от его нежного высокого голоса мне становится совсем хреново. - По-настоящему, по-взрослому?- Со всеми вытекающими последствиями, - говорю я, целуя его в кончик носа.Томас хмурится. Виновато смотрит. Снова хмурится. Нет, сейчас он не в состоянии представить какие-то, как я сказал? Ах, да - последствия...- И что именно ты хочешь? - бормочет он в подушку, уже засыпая, по уши в одеяле и тепле искусственного камина, придвинутого ближе к кровати.Я обнимаю его вместе с подушкой, маленький комок жизни, сосредоточие моего мимолетного счастья.- Спи, я тебе потом расскажу, когда протрезвеешь.Он хочет спорить. На лице появляется упрямое выражение, впоследствии, я увижу его не раз... Сон побеждает упрямство. Я осторожно ложусь рядом, не раздеваясь. Мне нужно всего лишь несколько часов, только несколько часов рядом с ним. Напряжение нехотя отпускает, мышцы в паху расслабляются...Все можно выдержать: любую боль и любую радость, победить любое желание... Я полежу немножко, прижавшись к его спине. Ты сильный, Дитер, настоящий мужик, какого хуя ты трясешься рядом с этим малолетним алкоголиком?! Он завтра проснется с легкой мигренью и спасительной амнезией, а тебе останется скрипеть зубами и острить! Полежи пару часов, представь: ты живешь с ним вместе, любишь его, заботишься о нем, в любой момент можешь коснуться губами, он не оттолкнёт, просыпаешься с ним рядом в этой самой постели. По утрам он, наверняка, теплый, мягкий и преданный... Ах черт, ну вот - на романтику потянуло!!Томас поворачивается ко мне, вытаскивает руки из-под одеяла, нащупывает мою бедную, раскалывающуюся от умных мыслей и боли голову и прижимает к своей груди.Я покрываю его поцелуями, глажу нежные темные соски, отчего они моментально твердеют. Малыш очень хочет избавиться от одеяла, но я натягиваю его назад. Терпи, Дитер, терпи, он пьян в стельку... Нельзя, нельзя он наверняка раздавит твое взрослое, опытное сердце своей маленькой ногой, и тебе придется склеивать его по кускам...Нет... Нет... Спать.- Ты что ревешь? - тихо спросил Эдди.- Он не тронул меня тогда, понимаешь...- Он записал в тетради, хочешь, я прочитаю?- Нет, - сказал Бернд, вытирая мокрые щеки, - я потом, сам... Я ведь не помню событий того вечера, а он никогда не рассказывал... Наверно, я вел себя не очень интеллигентно?- После пяти бокалов шампанского все наносное испаряется вместе с пузырьками за прозрачным стеклом. Но у тебя вежливость в крови, Томас... Дитер оценил, поверь мне. Рядом с тобой он чувствовал себя трезвой похотливой скотиной.- Он не был скотиной!- Томас, я не имел в виду...- Он просто жил в соответствии с собственными принципами! И еще он любил музыку и писал замечательные песни...- Минуту... Ты сам говорил, что песни - отстой.- Те, что я видел в 83-ем, да. Но потом он создал прекрасные мелодии… И зачем я оправдываюсь?! Кто ты такой? Журналист!! Вам, журналистам, медведь на ухо наступил еще в утробе матери.Эдди не мог не признать частичную правоту Бернда. Журналист действительно не разбирался в музыке и с трудом отличал звучание рояля от голосов остальных инструментов. Однажды подружка привела его на симфонию Гайдна ?С тремоло литавр?, он увлеченно слушал вступление, оказалось, музыканты просто настраивались. Бедный Эдди, решив, что выполнил свой долг, спокойно задремал. Вдруг раздался грохот и рев труб небесных архангелов. Несчастный фельетонист подскочил в театральном кресле. Собственно, ударник всего лишь изобразил знаменитое тремоло с помощью tutti оркестра. ?У тебя чуткая музыкальная душа?, - восхитилась подруга Эдди. Теперь Гайдн ассоциировался у него исключительно с какофонией звуков и резким ударом тарелок в район солнечного сплетения. После неудачного первого опыта с классической музыкой Эдди решил завязать, а с популярной развязать не успел. Его мыслями завладел Томас Андерс. Эдди было по барабану: поет он или пляшет, лишь бы и дальше высокомерно глядел на него с голубого экрана. Скоро этого оказалось мало. Эдди сменил ориентацию, в смысле, перестал писать фельетоны с шутками-анекдотами на последней полосе и перешел в раздел светской хроники. Именно, что ?раздел?: он мечтал об откровенном интервью с ?Модными троллями? - группой, в которой пел его кумир. И вот Эдди на съемочной площадке. Перед камерой оба солиста ?Модных троллей?: один - с гитарой, другой, объект безудержной страсти Эдди, - с ручной пианолой, смуглые пальцы в тонких золотых колечках перебирают клавиши. На Томасе синие свободные брюки, розовый шелковый пиджак, из-под которого видна светлая полупрозрачная рубашка, она не скрывает гладкой смуглой кожи и маленький кулон-капельку на тонкой цепочке из драгоценного металла. Его кумир любит украшения. Томас и сам похож на хрупкий сияющий бриллиант, особенно рядом со своим внушительным партнером, Дитером Боленом.В финале ритмичной песни Томас обольстительно улыбается и выгибает шею, как будто в экстазе. Эдди весь сжимается от напряжения, он еле сдерживается, чтобы не броситься бегом за кулисы. У него есть аккредитация! Он не какой-нибудь сопливый фан! Он машет бумажкой под носом у охранника, стремглав преодолевает студийные коридоры, наконец, почти догоняет их. За углом мелькает длинная светлая прядь волос... Эдди слышит взволнованный шепот и приглушенный удар, как будто кого-то припечатали к стене. Журналист удивлен, может быть, нужна помощь... Он спешит на звук тихих голосов. ?О, Боже!?- выдыхает он, и уродливые очки сползают на нос. Его кумир, обнаженный и смуглый, словно ангел, распятый на кресте, между стеной и телом Болена, движется в безумном ритме, блаженно закатив глаза и выгнув шею, совсем как несколько минут назад. ?Ты простил меня, малыш?? - хрипло стонет Болен, целуя его плечи и грудь с сияющим на ней кулоном. ?Заткнись?, - говорит кумир и льнет к любовнику всем телом, чтобы не осталось ни одного свободного миллиметра кожи. Эдди пятится назад, не смея отвести глаз от столь захватывающего зрелища. ?Я разоблачу тебя, разоблачу, - бормочет он. - Я поймаю тебя, малыш?.- ... предприимчивый и талантливый, - тем временем закончил апологию Бернд.- Что-что? - тряхнул головой Эдди, внимательно разглядывая осунувшееся, постаревшее, но все еще сохранившее отпечаток былой красоты и неординарности лицо кумира.- Ты не слушаешь? - удивился Бернд. - Неужели надоело? Слушай, будь другом, отдай мне тетрадь Дитера... ведь ты ее давно прочёл... тебе все известно...- Даже не проси! - вдруг разозлился Эдди. - Это только начало твоей истории, малыш!- Ты мне противен...- Достаточно того, что тебе приятен покойный герр Болен!Бернд побледнел, выразительные карие глаза на усталом, потухшем лице стали еще больше. В общении с ним все старались вежливо обходить тему аварии. Кумир приоткрыл рот, будто бы желая заговорить, но лишь судорожно глотнул воздух.- Эй, ты чего? Что с тобой? - нахмурился Эдди.Бернд застонал и положил руку на грудь.- Тебе плохо, Томас?! - завопил журналист. - Я помогу...- Воды, - тихо сказал кумир.- Да-да, сейчас-сейчас... - засуетился Эдди.Он сделал пару кругов по комнате, наконец, отыскал дверь на кухню, схватил первый попавшийся под руку графин с жидкостью и поспешил назад. Бернд успел прилечь на диван и закрыть глаза.- Томас, - позвал Эдди.Бернд приподнялся, с удивлением посмотрел на графин, но все-таки отпил из неудобного, широкого горлышка и снова откинулся на подушки.- Сердечно-сосудистая недостаточность, - сказал он.- Хочешь, я приду завтра? - спросил Эдди.- Нет, - ответил Бернд, - повторной встречи с тобой я не переживу.- Прости, - сказал журналист, - я просто вспомнил кое-что... А ты все время норовишь увильнуть, скрыть какое-нибудь событие... Я разозлился и ляпнул про Дитера. Прости, Томас!?Утром я проснулся с сильной головной болью, - слабо начал Бернд, - я лежал под чужим одеялом, не понимая, где я и почему вся моя одежда валяется на полу, скомканная? Я, видишь ли, ценю порядок и чистоту, когда все аккуратно сложено, каждая вещь на своем месте. Неужели я совсем потерял разум, раскидал брюки, рубашку, свитер, носки... Я еле-еле сполз с кровати, запутавшись в длинном одеяле и простынях. "Господи, - думал я. - Чья же это кровать, больше похожая на космодром?? Добрый Иисусе решил пощадить мое любопытство, и я смутно различил на стене цветное фото. Мужчина со статуэткой. Кто он? Я подошел поближе. Знакомое лицо... Артист? Певец? ?Дитер!!? - вскрикнул я и заметался по комнате. Он!! Он?! За стеной звучала музыка – ?Регтайм кленового листа?. Так-так: сначала Дитер сорвал с моего бедного тела всю одежду, теперь забивает в голову гвозди! Мне стало невероятно обидно, что я совершенно ничего не помню. Обмотавшись простынею, как сари, и покачиваясь от слабости, я вышел в коридор. Дверь в гостиную была открыта: Болен сидел за пианино с задумчивым видом, пальцы скользили по клавишам.- Дитер, - отчетливо сказал я, правда, голос получился хриплый и глухой. - Прекрати, у меня сейчас голова лопнет.Он очнулся от своих раздумий и посмотрел в мою сторону, в глазах зажглись весёлые искорки.- Ага, наш пьяница пожаловал. Бекки, посмотри, кто пришел, - сказал он.Я огляделся, кроме нас в комнате не было никого.- Дитер Болен, ты заболел? У тебя мания преследования? - спросил я, осторожно приближаясь к инструменту.- Бекки, - хлопнул Дитер по крышке пианино, - Томас просто не любит девушек, не обращай внимания.- Ах, ты, мерзавец! - возмутился я, прочитав название инструмента Бекки Шиммель.Он неожиданно повернулся и обхватил руками мои бедра.- Иди сюда.- Диди!- Подними свою тогу!Он посадил меня к себе на колени, спиной к клавиатуре инструмента, подняв простыню и обнажив мои ноги.- Хочешь, мы тебе сыграем?- Не надо, Дитер, - сказал я, жутко стесняясь его близости, - голова болит.?Лучше сыграй на мне?, - подумал я и уронил голову ему на плечо.Он нежно провел ладонями по моим коленям, дюйм за дюймом продвигаясь выше, и замер около ягодиц, которые скрывала спасительная материя.- Сейчас Бекки исполнит тебе Гершвина, - сказал он, медленно поводя губами по чувствительной мочке моего уха. К большому сожалению, он переложил руки на клавиатуру, и зазвучало вступление колыбельной.- Summertime, - тихо запел Дитер, - an’ the livin’ is easy...- Fish are jumpin’ an’ the cotton is high, - простонал я, с трудом попадая в тональность.В этот момент загудел звонок.- Кто-то приперся, - проворчал Болен, продолжая наигрывать и ласкать губами мое ухо, - надо пойти открыть.- Пойди, - сказал я, - открой...?А лучше раздень меня?, - подумал я.Он перестал играть и резко поднялся со стула, не выпуская меня из рук, я обхватил его бедра ногами, и мы отправились к двери.Дитер щелкнул замком.- Здор-рово! Ди... - осекся друг Болена Луис. Я вежливо отвернулся, угнездив голову на плече Дитера. ?Мне ни капельки не стыдно. В конце концов, между нами все равно ничего не было. Или было? - подумал я. - Бернд, сколько можно себе лгать?! Ты и напился из-за того, что он весь вечер не обращал на тебя внимания, таскался со своей мисс ?Европопка?.- Зачем пришел? - спросил Дитер, возвращаясь со мной в гостиную и снова усаживаясь за пианино. - Мы заняты... песни поем.- А-а, - откашлялся Луис, - хорошо, хоть ты одет... Я попозже зайду.- Не стесняйтесь, Луис, - сказал я, не без труда отрываясь от Дитера и забираясь с ногами в соседнее кресло. - Я не в счет. Представьте, что я элемент интерьера.- Чего ты мелешь, элемент? - сказал Болен. - Никто не посмеет относиться к тебе подобным образом, пока я жив!Он грозно сверкнул серыми глазами и строго хлопнул крышкой инструмента.- Дитер Стальной Клинок выходит на тропу войны, - я понес бред, как обычно в сложных ситуациях , - зря, потому что его храбрый друг Луис Утренний Гость принес добрые вести, и, если бы не пленник Стального Клинка по кличке Томас, которому вряд ли можно доверять, Утренний Гость давным-давно бы обрадовал Клинка.Мужчины переглянулись.- Иносказательно - но верно, - подтвердил Луис.- Говори при Томасе, - велел Дитер.Я из упрямства поднялся с кресла, меня тут же запихнули обратно.- Знаешь ли ты ... Клинок, - сказал Луис, - что двенадцать твоих композиций чуть ли не с руками нашего начальства отобр-рала известная компания ?Хамсам??- То есть они предлагают записать альбом? - насторожился Дитер.- Логично соображаешь, - похвалил Луис.- За свой счет хотят или за наш? - прищурился Дитер.- Обижаешь, брат, если бы за наш, я бы к тебе не прибежал в восемь утра!- Восемь утра?! - поразился я. - А я-то думаю, какого черта мне так плохо?!- Томми! - воскликнул Дитер, выхватил меня из кресла и завертел в воздухе.- Клинок, меня сейчас вырвет, - предупредил я.- Томми, это твой шанс заявить о себе. Споешь альбом?!?Началось?, - подумал я.- Нет настроения, Дитер. К тому же мы заключили один договор месяц назад, условия которого меня вполне устраивают.- Я расторгаю его в одностороннем порядке, - заявил он и потерся кончиком носа о мой нос. - Давай, котенок, включи мозги: одно дело - джазовые перепевки, другое - полноценный индивидуальный альбом. Ты же у нас умный мальчик...- Я на лесть не поддаюсь, - сказал я, вырвался и выбежал из комнаты, теряя по дороге простыню.За дверью я остановился и приник ухом к замочной скважине.- Дитер, что происходит? - тихий шепот Луиса. - Почему этот цыганенок носится по твоей квартире полуголый и ездит на тебе, как на верблюде? Ты его...ну...Вместо ответа возня и тихий стон.Затем:- Тема не обсуждается, - очень злой голос Дитер. - Ни с кем и никогда!Я не стал подслушивать дальше.Мне абсолютно все равно, что Болен обо мне думает, так как он и его друзья мне абсолютно безразличны.- Я философ и смотрю на жизнь со стороны, с одной стороны, со своей собственной колокольни, - решил я, дрожа мелкой дрожью, и поспешил в спальню.Когда я более-менее привел себя в порядок и вернулся в гостиную, Луиса уже не было. С кухни доносился аромат кофе. Я нерешительно замер на пороге.- Явился, - сказал он, - как голова?- Перевешивает туловище, - неприветливо ответил я.- Тогда садись за стол и выпей кофе, - предложил он.- Я пью кофе, Дитер, - сказал я, - только из уважения.- Что же ты тогда пьешь с удовольствием, кроме шампанского, разумеется?- Чай, - сказал я, - с молоком.Он забавно поднял одну бровь:- Какая гадость.- Тебя не спрашивают, - пробурчал я в чашку с кофе, сделал глоток и скривился от отвращения.- Томми, - ласково сказал Дитер, присаживаясь на край стола рядом с моей кружкой. - Ты самое привередливое создание из всех, с кем я знаком.- Интересно, - задумчиво продолжил он, теребя верхнюю пуговицу на моей рубашке, - будешь ли ты привередничать, если я раздену тебя и захочу попробовать на вкус здесь и здесь...- Я не позволю, - прошептал я, про себя умоляя его сделать это со мной поскорее.- Посмотрим, - сказал он, нежно играя с моими губами, то отпуская, то сжимая их в плену своих губ.- Диди, - простонал я, протягивая к нему руки и обнимая за шею, - не издевайся надо мной.- У меня и в мыслях не было, малыш, - искренно ответил он.- Если ты хочешь что-то взять, то бери сейчас, пока дают, - выдавил я, слабо соображая, каким образом Болен будет брать предложенное мной и, собственно говоря, что именно я предлагаю.Записи Д.Болена18 февраля 1983, утроПолночи я мечтал прикоснуться к его прохладным босым ступням и гладить шелковую кожу, медленно, мучительно медленно, чтобы он извивался в моих руках, моя маленькая, пойманная в сети, кареглазая рыбка.Наконец-то он мой! Он сам пришел ко мне, легкой тенью скользнув по стене, оставив в воздухе аромат мёда и забавно сморщив нос над кофе, который я так старательно готовил для нас.Я захватил в плен его тонкие руки, повернул спиной и заставил сесть к себе на колени.Его голова безвольно откинулась назад, он предложил мне стройную шею с трогательной родинкой возле уха. Увидев ее, я окончательно обезумел: забрал его запястья в кулак и стал водить губами и языком по хрупким косточкам позвоночника. Он ахал, шевелил бедрами, и нежные голые ягодицы терлись о жесткую ткань моих брюк.Черт, наслаждаясь вкусом его кожи, я чуть не забыл о том, что он мальчик и испытывает потребность в более откровенных ласках. ?Развратник,? - пробормотал я, смыкая ладони у него между ног. ?Ах, Дитер, ты... не доволен... результатами своего труда? - проговорил он сквозь стоны, выгибаясь и растопыривая тонкие пальцы рук, как котенок, выпускающий коготки. - Я способный... ученик?.Мне было по фигу, хоть космонавт, лишь бы не останавливался.