Глава 11. Цена реальности (1/1)

Разумеется, он обманул.Ассоль бежала к маяку со всех ног в надежде увидеть пробудившегося отца. Чудилось, Лонгрен выйдет к ней навстречу, как в детстве протянет руки — а у него такие большие сильные ладони — подхватит и закружит свою принцессу. А она будет хохотать, ласково колотить по косматой макушке и просить отпустить, но на самом деле хотеть остаться у отца на руках. Всегда-всегда.Она добежала до задней двери, ворвалась в маленькую квартирку, служившую им с Лонгреном пристанищем, и замерла, оглушённая тишиной. Тикали старые ходики, шуршали мыши за печкой, жужжала назойливая муха и храпел, выводя рулады, старый смотритель маяка. Спал и не думал просыпаться.Вот тогда-то морок слетел окончательно.И осталась только горькая досада.Поверила! Кому?Тому, чья суть обман и манипуляции?Как гадко!Прежде он убил её Грея. А сегодня…Ассоль даже задохнулась. Он вывернул её наизнанку, вынул её мечту и вытер о ту ноги! Всё, самое сокровенное, самое светлое, то, что делало её счастливой!Она почувствовала себя ограбленной, нищенкой, стоящей в лохмотьях на ветру, голодной девчонкой, что глотает слюнки у витрины кондитерской лавки.А как мерзавец Грей должно быть потешается над ней сейчас со своими дружками-?моллюсками?.Стало невероятно холодно и пусто.Она кое-как добралась до постели отца, легла рядом, положив голову ему на грудь, и сказала:— Клянусь тебе, папочка, я больше не буду мечтать. Всё! Хватит! Довольно! Вот ты проснёшься, а я уже совсем-совсем взрослая. Серьёзная-пресерьёзная. И никаких больше принцев! Все они — лишь мираж на водной глади. А присмотришься чуть вернее, всё, поплыл принц, как свечной огарок. Пшик и нету. Хватит.Ассоль не плакала.На неё вдруг накатили апатия и равнодушие. Даже если за ней завтра явится этот гуингар (а теперь она была уверена, что никакого чудовища нет, тот мерзавец выдумал его, чтобы мучить её, Ассоль) и реши её съесть, она бы не стала возражать и сопротивляться. Пусть бы ел. Всё равно её, Ассоль Лонгрен, полную сказок и радужных сияющих мечтаний, давеча выпростали, как икряную рыбёшку и бросили, распотрошенную, умирать.— ?Не прощу! Никогда не прощу! — говорила она, когда отчаяние, будто отлив, отступало, обнажая голые глыбы злости — твёрдые и сильные. Такие не сдвинуть, не разбить. Только самому разбиться о них вдребезги. Ведь Ассоль больше не намерена зажигать свет на маяке для всяких там ?осьминогов?-потрошителей.Но в одном тот негодяй (не Грей, он не Грей!) был прав: ей следует поговорить с тем капитаном. Выяснить всё. Если он её (а она уверена, что её, он ведь прямо из грёз), то, значит, пророчество Эгля оказалось верным, и она уплывёт отсюда с любимым. Если нет. Что ж…Но поговорить в любом случае будет лучше. Расставить точки над ?i?, и раз и навсегда избавиться от своей зря-мечтальности. ?Да, именно так — зря. Больше так не будет.Убедив себя в этом, она решительно размазала слёзы, которые всё-таки покатились от жалости к себе и разбитой мечте, удобнее устроилась под боком у спящего отца и уснула сама.Впервые за долгие годы ей снились не принцы под алыми парусами, а мама. Она гладила по волосам, нежно улыбалась и пела песенку. Лучшая мама на земле. Самая добрая и красивая. Рядом с ней было так тепло, надёжно и верилось исключительно в лучшее.Утром Ассоль проснулась, полной сил, радостно улыбнулась, чмокнула в бакенбарду отца и направилась в тот закуток, что служил им кухней, чтобы приготовить лёгкий завтрак. Она заглянула в корзинку с продуктами… и сразу же приуныла. В треволнениях последних дней Ассоль совсем забыла пополнять семейные припасы, и теперь они исхудились — ни одного яблока, ни ложки мёда, ни зёрнышка крупы.Ассоль так и села с пустой корзинкой в руках. Придётся идти в Каперну, на базар. А она страшно не любила эти походы. Во-первых, в них она почти всегда встречала неприятных себе людей — обызвал и задир из детства. Во-вторых, деньги на рынке буквально утекали сквозь пальцы. А после того, как она отказала старейшине, он перестал выплачивать Лонгрену даже то скудное жалование, что полагал раньше за присмотр за маяком. И сейчас реальность смотрела на Ассоль жалко горсткой медных монет с рельефным профилем короля.Девушка грустно вздохнула. Пересчитала скудные сбережения, и захотелось плакать. Даже если экономить на всём, этой жалкой суммы хватит лишь на пару походов на рынок. А дальше? Голод? Нищета?Только теперь Ассоль поняла, как опасно заигралась в сказки: ведь у неё не профессии на руках, чтобы хоть как-то прокормить себя и старика-отца, ни надёжных друзей-покровителей, способных поддержать в трудную минуту.Эгль не в счёт. Он сам едва сводит концы с концами.Ассоль стало страшно. Захотелось зажмуриться, представить, что это лишь дурной сон, и проснуться под ворчание Лонгрена, перебирающего рыбацкие сети. За окном будет солнечно, а на столе — аппетитный завтрак.Но Ассоль только горестно вздохнула. Жизнь будто говорила ей: вырастай, спускайся на землю, возвращайся в реальность; она вот такая, совсем несказочная.Девушка встала, взяла корзинку, накинула на плечи шаль, бросила печальный взгляд на отца, а мелочь — в карман передника и вышла на улицу.День встретил её промозглым туманом, от которого одежда тут же сделалась сырой и неприятно липла к телу.Ассоль старалась быть как можно более незаметной, выбирала обходные безлюдные улицы, значительно удлинявшие путь. И когда подходила к базару, окончательно продрогла. А в её нищенской ситуации не хватало ещё заболеть: денег и на еду-то нет, а уж на дрова и лекарства — и подавно.Ассоль сразу направилась в ряды, где обычно продавался залежавшийся и подпорченный товар. Было противно рыться в гнилье, но иного выхода девушка просто не видела. Выбрав несколько более-менее сносных картофелин, пару луковиц и три помидора, она распрямилась, чтобы рассчитаться с продавцом, но встретилась нос к носу со своими бывшими, вернее, несостоявшимися одноклассницами. Непонятно, что привело этих расфуфыренных богатых девиц в ряды для нищих, не иначе, как желание поглумиться над Ассоль.И девицы с наслаждением приступили к травле.— Вы только взгляните на нашу помойную принцессу! — хохотали они.— Почём нынче гнильё, ваше мусорное высочество?! — строили гримасы.— А что это у вас за духи, леди Ассоль? Не иначе, как ?Сток да канава?.Злые слёзы выступили на глазах девушки. Она не была мстительной или недобропамятной, но сейчас желала изо всех сил, чтобы с ними приключилось нечто ужасное.— За что? — всхлипнув, проговорила она. — Почему вы делаете это со мной?— Потому что ты дура…— … и зазнайка…— … помойная принцесса!Одна из девушек выхватила у Ассоль корзинку, швырнула наземь и стала топтать с таким трудом выбранные овощи. Другая ударила по руке, в которой были зажаты медяки — всё жалкие сбережения Ассоль — и монеты полетели прямо в придорожную грязь.Все торговцы и другие покупатели лишь потешались, никто не вступился за бедняжку. И тогда Ассоль, глотая горькие слёзы, ринулась прочь, она бежала, не разбирая дороги, не зная, куда, лишь бы подальше, лишь бы спрятаться от этих злобных девиц.Завернула в какой-то тёмный проулок, прислонилась к стене и зашлась в горестных рыданиях.У неё никого нет! Она никому не нужна! Ей остаётся только умереть от стыда и унижения.Какие теперь принцы и заезжие капитаны?! Тут по улицам не знаешь, как ходить.Внезапно в проулке стало ещё темнее. Огромная тень перегородила вход. Ассоль показалось, что она слышит тихой шёпот и шелест. Будто сотни ложноножек или щупальца ползут по мелкой гальке.Ближе, ближе, ближе…Ассоль даже перестала дышать. Она ещё сильнее вжалась в стену. Если давеча она сомневалась в существовании гуингаров, то теперь была уверена, что перед ней он.Где же тогда Грей со своими приспешниками? Снова наврал? Или с монстром заодно?Ассоль заметила, что когда злится, становится не так страшно.Но злость мелькнула вспышкой и прошла, а страх оставался, поэтому девушка не могла смотреть перед собой. Она зажмурилась, закрыла глаза руками и начала бормотать:— Уйди-уйди-уйди… — будто то могло помочь.Но рядом лишь гаденько хохотнули. На голову Ассоль набросили вонючий пыльный мешок, скрутили по рукам и ногам и куда-то понесли. Она визжала, извивалась, звала на помощь.Но её всё куда-то тащили, не особо?заботясь, чтобы при переноске ей было комфортно, а то и вовсе шпыняя, если она начинала особенно сильно брыкаться.Наконец её грубо, как куль, швырнули на дно какой-то телеги и куда-то повезли.Недавние злоключения с насмешками и брошенной в грязь мелочью померкли перед тем, что происходило с ней сейчас.Сознание Ассоль не хотело воспринимать происходящее. Действительность продолжала казаться ей дурным затянувшимся сном.Не может столько плохого случится одновременно!Она не знала, куда её везут, кто и зачем.От этого становилось ещё страшнее.Плача, она простилась с отцом и Эглем. Она умоляла их простить её за все прегрешения, которые свершила вольно или невольно. За то, что мало говорила им, как сильно их любит. За то, что порой была своевольной и непослушной.Ей было очень страшно и одиноко. Жизнь, которая до этого лишь баловала её, внезапно отвернулась и толкнула в водоворот злоключений.Телега подпрыгивала на камнях, и Ассоль больно ударялась о доски днища, верёвки натирали кожу на руках, в мешке было нечем дышать. ?Бедняжка молилась лишь об одном: пусть эти страдания поскорее закончатся. ?И, будто услышав те мольбы, похитители остановили телегу.Ассоль снова схватили и куда-то понесли.В этот раз швырнули на пол, она больно забила локоть и заскулила.Тогда с неё сняли мешок, и Ассоль увидела наглую ухмыляющуюся рожу Меннерса. Рыжий трактирщик сидел возле неё на корточках и разглядывал, будто товар.— Ну что, висельница, — сказал он, — развлечёмся?Она не поняла, что именно он имел в виду, но на всякий случай попыталась отползти подальше.Меннерс не позволил ей этого. Ухватив за верёвку, которая стягивала её запястья, он потянул вверх, заставив Ассоль подняться.Тут она увидела ещё двоих его подельников. Одного огромного, как шкаф, второго — хилого, юркого и на вид очень противного.— Что вам от меня надо?! — всхлипнув, спросила Ассоль, когда Меннерс с помощниками протянули верёвку через кольцо, свисавшее с потолка, и девушка оказалась практически вздёрнутой за руки кверху. Это причиняло боль. Каменного пола она касалась лишь кончиками пальцев.Меннерс осмотрел свою работу и остался доволен.Затем подошёл к Ассоль, резко дёрнул за волосы, потянув на себя, и сказал ей на ухо:— Ничего особенного, малышка, — тон его был противным, елейным, от него пробивало в дрожь, — только развлечёмся самую малость. И ты с нами. Тебе понравится.Ассоль была столь чиста и наивна, что не до конца понимала, о каких именно развлечениях идёт речь. Ведь ей сейчас отнюдь невесело. Но когда Меннерс потянулся к её лифу и надорвал его, Ассоль охватила паника. Она забилась в путах, пытаясь раскачаться и вырваться.— Нет, — молила она, когда до сознания стали доходить истинные намерения трактирщика и его мерзко ухмыляющихся дружков, — не делай этого! Не надо!Меннерс мотнул головой:— Поздно! Прошли те времена, когда ты могла просить. Будь сразу сговорчивее, не оказалась бы сейчас здесь. И не считала бы гроши у кучи гнилья.Напоминание о недавнем унижении обожгло, как пощёчина. Ассоль сощурилась и сказала зло:— Только попробуй мне что-то сделать! Я буду кричать! Так громко, что все услышат, прибегут сюда, и тебя посадят в тюрьму!Меннерс в ответ лишь рассмеялся.— Ты обязательно будешь кричать, я тебе гарантирую, — гаденько ухмыльнулся он и, окончательно дорвав лиф, взялся за корсаж, — во всю глотку. Только никто не прибежит тебя спасать, хоть надорвись.— Напрасно ты так думаешь, — произнёс холодный голос у него за спиной.И, показалось, стены помещения подёрнулись изморозью.