Глава 5. Он пришёл! (1/1)

Было раннее утро, когда Ассоль спустилась вниз.Она прошла через комнату, стараясь не разбудить заснувшего прямо за столом Эгля, аккуратно отодвинула дверной засов и вышла на берег. Остановилась на выступе скалы, подставив лицо и волосы ласкам утреннего бриза.Едва проснувшееся солнце потягивалось за горизонтом, разминало лучи, разбрасывало пригоршни золота. Недаром же говорят: кто рано встаёт, тому и бог подаёт. Вот солнце и расщедрилось для всех ранних пташек.Прибой приникал к берегу и что-то нашёптывал, неспешно и нежно, будто влюблённый.Ассоль улыбнулась. Природа оставалась прежней — величественно прекрасной, и жизнь в ней шла по установленному тысячелетиями порядку. И только скоротечное?человеческое?бытиё всё время менялось, будто морская волна.Ассоль раскинула руки, прикрыла глаза и почувствовала, как растёт, легчает, а потом — летит, огромная, вмещающая в себя целый мир, прозрачная и крылатая.Всё было в ней, и она была всюду.В крикливых чайках, что устроили свару за рыбьи потроха. В золотых отсветах зари. В шелесте прибоя.Она тихо смеялась и нежно любила всё это, заключённое в ней. То была её книга, её история, в которой она одновременно являлась автором и героиней. Её природа. Её мир. Безбрежный, могучий. Сливаясь с ним, растворяясь в нём, принимая в себя, она становилась необыкновенно сильной. И любые невзгоды казались теперь лишь песчинкой на песке.Обновлённая и по-настоящему проснувшаяся, Ассоль открыла глаза, вздохнула полной грудью и сказала:— Здравствуй, солнце. И ты, ветер. И ты, море. Как спалось вам сегодня?Солнце заиграло лучами: хорошо, перины облаков мягки и пушисты.Ветер взметнул платье, перебрал шелковистые пряди волос: когда ушла буря, я улёгся, свернувшись клубком, и проспал до утра.Море зашипело, заплескало, набегая на берег и возвращаясь к себе: я качало корабли, под скрип их мачт приходят особенно прозрачные сны.Ассоль была счастлива. Сегодня она тоже выспалась, несмотря на волнительные события предшествующей ночи.— Мне пора бежать, — сказала Ассоль, — но я обязательно приду к вам вновь.Солнце, ветер и море пообещали ждать. Ждать они умели, и тому научили Ассоль.Она вернулась на маяк, повязалась передником и принялась за дела. Вскоре печь уже заворчала, разгораясь. В котелке забулькала каша, запарил ароматный травяной чай. А в миске на столе появился лёгкий яблочный салат, заправленный мёдом.Девушка чисто вымела комнату, вытерла пыль, стряхнула и перестелила скатерть, осторожно вытащив её из-под Эгля. И только после этого решилась будить наставника.Она ласково провела рукой по седым волосам, наклонилась и чмокнула старика в макушку.Эгль проснулся, заоглядывался и, заметив девушку, расплылся в улыбке. Потянулся, похрустывая, и поплёлся к рукомойнику в углу.Ассоль тем временем накрыла на стол. Они перекусили кашей, салатом и чаем и принялись за Лонгрена, его тоже следовало привести в порядок и накормить.Видеть отца в таком состоянии — беспомощным и беззащитным, как ребёнок, — Ассоль было невыносимо. В душе поднималась, словно донный ил, злость на того, кто сделал такое с ним. Неприятные и чуждые ей чувства пугали и угнетали тем, что приходится их испытывать. Человек, усыпивший её отца, сделал это походя, легко, без сомнений. Что и страшило больше всего. Ведь прежде Ассоль не приходилось сталкиваться с теми, кто позволяет себе решать за других.Так думала девушка, когда, будто младенца, кормила отца с ложечки. Эглю же при этом приходилось размыкать Лонгрену челюсти, поскольку сам он не слышал и не понимал, чего от него хотят. Накормив отца, обтерев его мокрой тряпкой и надёжно укрыв, Ассоль проглотила слёзы (нет, она не будет плакать! не сейчас!) и решительно произнесла:— Ну что, Эгль, будем искать гарпун?Старик мягко взял её за руку, заглянул в глаза, в его взгляде она прочла вопрос и тревогу.— Ты ещё не отказалась от этой затеи? — немного горестно проговорил он.— И не откажусь! — заявила Ассоль. — Пока ?серые осьминоги? в Каперне, у нас должна быть защита. Кто знает, вдруг ещё кому-то из их компании вздумается нанести мне визит. Я не сомневаюсь в твоей мужественности, Эгль, и что ты непременно встанешь на мою защиту, но… Я видела, как он движется. Это нечеловеческие скорость и сила. Мой бедный Лонгрен даже пикнуть не успел.Эгль тяжело вздохнул, его доброе лицо закрывала сейчас завеса печали.— Я всегда по мере сил старался беречь тебя, дитя, от грязи и злобы этого мира. Чтобы у мира был шанс. Потому что если в мире нет ничего чистого и прекрасного — мир обречён. Но… тьма опередила меня. И поселила в твоём нежном сердце страх. Мне лишь остаётся надеяться, что судьба сполна воздаст тому, — Эгль сжал кулак и потряс им в воздухе, грозя неведомо кому, — кто посмел сделать такое с моей Ассоль.Но она мотнула головой.— Нет же, не надо. Куда уж хуже — день за днём жить с такой темнотой внутри. Таких, как он, невзгоды и несчастья обозлят ещё больше. Пусть уж лучше в его жизни появится маяк, который укажет путь, высветит всё тёмное и неприглядное, чтобы он сам, увидев то, ужаснулся и постарался избавиться от таких черт.Эгль обнял Ассоль:— Как же ты добра. Пока я жив, я не позволю никому осквернить тебя, погасить твой свет.— Спасибо, Эгль, — отозвалась Ассоль, глаза её щипало, а сердце заходилось в любви и благодарности. — Но гарпун мы всё-таки найдём.Нашли и даже приладили таким образом, чтобы, если какой-то непрошеный гость вздумает явиться на маяк и, ничего не подозревая, распахнёт дверь, рыболовная снасть вонзилась бы ему прямо в живот. Сами же они будут ходить через заднюю дверь, о которой известно только им и Лонгрену, но тот спит и путешествовать пока не собирается.Покончив с домашними делами, Эгль и Ассоль поспешили к общественным: он — открывать библиотеку, куда, впрочем, почти никто не ходил, она — выполнять поручение ?серого осьминога?.И Каперна сегодня поразила Ассоль. Обычно шумная, полная той деловитой суеты, которая обычно свойственна приморским портовым поселениям, нынче Каперна была тиха. Редкие прохожие старались как можно быстрее пробежать мимо и скрыться в домах. Рабочие в доках таскали тюки, перебрасываясь тихими ругательствами. И даже завсегдатаи таверн сидели с постными и серьёзными лицами, молча опустошая бокалы.По улицам щупальцами спрута расползался страх.Лишь в заведении, что держал Хин Меннерс-младший, и куда Ассоль всегда заходила с большой опаской, обычно, чтобы уговорить подгулявшего Лонгрена идти домой, оказалось несколько пьянчуг, живо обсуждавших последние новости.Сейчас за прилавком стояла жена Хина Милдрет и поэтому Ассоль отважилась и заказала чаю. Поставив чайник и чашку на поднос, она отнесла свой заказ к самому дальнему столику. Отсюда девушка почти не привлекала к себе внимание, но при этом отлично слышала, о чём говорят другие.А разговор был занятный.— Ей-ей, — твердил один пьяница, щуплый, щербатый, с нечесаными засаленными волосами цвета соломы, — пусть в моей жизни будут одни мели и рифы, если то сделали не ?серые осьминоги?!— Да нет же, — басил другой, громадный и рыжий, — ?осьминоги? явились позже, когда бедняжка уже была мертвее мёртвого.— Дурень же ты, Пит, ?осьминоги? всё и обставили так, будто то не они, а кто-то ещё. Я там был и видел всё. Ту несчастью так переломало и перекрутило, будто её под килем протянули. И в глазах пустота. Всем известно — такое после ?осьминогов? и остаётся. А ведь какой красоткой была. Жалко!От этих откровений Ассоль бросило в дрожь. Неужели она сама была так близко к гибели? Ведь именно так, как рассказывал этот пьяница, и описал ей вчера Эгль жертв ?серых осьминогов?. Но… сам… ?осьминог? говорил о каких-то гуингарах. Что они опасны. И что в Каперне завёлся один такой. Как же понимать? Кто же хуже? Может быть, несчастная погибшая девушка — плата, которую берут ?осьминоги? с селений за свои услуги? Если так, тогда над Каперной ещё ни раз взовьётся плач. Значит, нужно скорее искать гуингара. И пусть эти ?осьминоги? быстрее убираются восвояси. Она будет стараться! Опрашивать, узнавать, совать нос везде. Только бы поскорее избавить Каперну от присутствия этих ужасных… головоногих моллюсков.??Осьминог? сказал: гуингар может быть кем угодно? А значит…Ей вдруг показалось, что лицо одного из пьяниц расплывается, и под ним проступают зубастые челюсти, а конечности удлиняются, превращаясь в ложноножки.К горлу подкатила тошнота.Она перевела взгляд на Милдерт, и картина повторилась.Ассоль почувствовала, как цепенеет от страха. Даже руки, сжимавшие чашку с чаем, так и застыли. А сама она будто приросла к стулу.Казалось, монстры сейчас окружат её, кинутся и устроят себе пир. Вон и чья-то тяжёлая лапа… уже легла на плечо.Ассоль вскрикнула, шарахнулась в сторону, расплескивая чай.Хин Меннерс-младший осклабился во весь рот.— Эй, принцесска, — ехидно проговорил он, — совсем там уже умом тронулась на сказочках своего Эгля. От людей прыгаешь.Ассоль перевела дух, чуть расслабила ворот платья и сказала:— А, это всего лишь ты, Хин…Трактирщик гоготнул:— Ну да, как видишь, не принц под алыми парусами…— Хорошо, — ей было не до препирательств, хотелось поскорее на воздух, к солнцу из затхлого полумрака питейного заведения. — Дай пройти, я тороплюсь.— Ой, не ври, ты сюда явно не за своим папашей приходила. Так же? — Хин вопросительно поднял кустистые рыжие брови. — Чай вон заказала, ждала чего-то. Милдрет мне сказала, что ты странная сегодня, вот и пришёл сам проверить. Да нет, вроде та же, полоумная Ассоль, парусиновая принцесса.— Хин, — спокойно произнесла она, но отступая при этом к стене, — разве твой трактир открыт не для всех? Или я не заплатила за заказ?Меннерс-младший упорно надвигался на неё:— Ты мне зубы-то не заговаривай, я вас, Лонгренов, насквозь вижу. И как никто знаю, что финансы твоего папаши совсем плохи. Так что говори прямо: пришла денег просить? — Меннерс подошёл к ней вплотную и навис. — А я дам, я нежадный, не то, что мой отец. Но, принцесска, плату потребую ту же, что и он с твоей непутёвой мамаши, — трактирщик беззастенчиво положил свою огромную, покрытую густыми рыжими волосами лапищу на грудь девушки и сжал ту сквозь тонкую ткань платья. Ассоль пискнула, залепила наглецу пощёчину, и пока тот ругался и грозил ей, потирая щёку, вывернулась и, задыхаясь, захлёбываясь возмущением и обидой, выскочила на улицу.Ассоль не могла понять, что случилось. Почему раньше она была словно невидимкой, а как только ей исполнилось восемьнадцать, на неё началась едва ли не охота?— сначала старейшина со своим неуместным сватовством, потом??серый осьминог?, теперь Хин... Что происходит?Она мчалась, не разбирая дороги, растирая по лицу злые слёзы.И даже не сразу поняла, что изменилось на улицах Каперны и что кричат ей вслед прохожие.Но когда чуть пришла в себя, заметила, что чуть не все жители от мало до велика устремились в порт, привлечённые невиданным зрелищем. Отсюда, с окраинной улицы, заканчивавшиеся обрывом, весь порт был виден, как на ладони. И сейчас к причалу шёл корабль. Громада его парусов в лучах закатного солнца отливала пурпуром и кумачом.Ассоль остолбенела. Она отлично понимала — это лишь иллюзия, оптический обман зрения, просто, прощаясь, закат решил плеснуть краски на первые попавшиеся паруса, но упрямое сердце ликовало и сбивалось с ритма.Он пришёл! Её корабль! Её принц приехал за ней! Судьба всё же решила наградить её за ожидание и веру, загладить вину за то, что заставила пережить в последние часы.Ассоль вытерла слёзы — негоже показываться суженому зарёванной — и со всех ног пустилась в порт. Когда она, запыхавшись и хватаясь за бок, всё-таки достигла цели, капитан чудесного судна уже сошёл на берег, и недоумённо осматривал сейчас толпу, вышедшую ему навстречу.А Ассоль во все глаза глядела только на него. И был он именно таким, как являлся во снах — высокий атлет с симпатичным открытым лицом и глазами цвета самой чистейшей морской бирюзы.— Совершенно такой, — прошептала она, закрывая лицо руками, улыбаясь и заливаясь краской.В душе у неё счастливо мурлыкал рыжий котёнок.