Глава 3.Где лежит гарпун? (1/1)

Буря грянула сразу, как только ночной визитёр покинул маяк.За окнами завыло, захлопало, загрохотало. Древнее?строение сотрясалось, грозя сдаться натиску ветра и рухнуть со скалы, покатиться вниз, рассыпаться на кирпичи, кануть в ревущем море.Косыми резкими полосами хлестал дождь.Злой и чем-то недовольный ветер изо всех сил хлопал дверью, неосмотрительно (так, кажется, сказал визитёр?) незапертой. Несчастная дверь с такой силой ударялась о стену, что слышно было, как ломаются и отлетают щепки.Надо бы встать и закрыть.А ещё лучше запереть на засов.Нет, забаррикадировать шкафом и никого не пускать.Всё это лихорадочно проносилось в голове Ассоль, но она продолжала сидеть, уставившись в одну точку. Шаль сползла и сбилась на поясе, а в тоненьком платье, считай на открытом ветру, девушка быстро продрогла до кости. Тем более что очередной порыв ветра, ворвавшегося непрошеным гостем в комнату, задул огонь в печи и потушил огарок свечки.Всё вокруг погрузилась в темноту, и только вспышки молний? иногда освещали её инфернальным и недобрым светом.Добрый свет ушёл отсюда вместе с теплом и мечтой.Их похитил и безжалостно уничтожил тёмный человек, явившийся ночью. И, уйдя, оставил за собой только холод, мрак и пустоту.Но ей всё равно…Пусть холодно. Пусть беспросветно. Пусть пусто.Мёртвым не нужны тепло, свет, звуки, а Ассоль умерла несколько минут назад.Очередная вспышка высветила на пороге комнаты нового посетителя. Но даже это не заставило Ассоль сдвинуться с места. Никто и ничто?не причинит ей вреда более того, что уже был причинён.Гость торопливо закрыл дверь, замкнул её на засов и крикнул:— Эй, Ассоль, чего сидишь, как истукан? Лучше зажги какой-нибудь светильник, а то темень непроглядная.То был старина Эгль, библиотекарь Каперны. Мокрый до нитки, с взвихрёнными седыми волосами вокруг начавшей лысеть головы и тревожным блеском в глазах.?Прежде бы Ассоль порадовалась бы его приходу, выбежала, бросилась на шею, стала бы выспрашивать, уложив голову на грудь, какую ещё историю он припас для неё. А старик хлопал бы её по спине, гладил по волосам и таинственно улыбался. Для неё он всегда припасал самое лучшее.Но сейчас ей было не до его историй. Вообще не до чего, ей было всё равно.Недовольно бурча, Эгль кое-как зажёг принесённый с собой фонарь, и осветил комнату.— Смотрю, братишка Лонгрен опять так тесно встретился с кружкой-подружкой, что уснул, где упал.— Нет, — глухим голосом отозвалась Ассоль, — он встретился с монстром, и тот забрал его бодрость. Теперь отец обречён на вечный беспробудный сон…— Поэт из тебя никудышный, — сказал Эгль, подходя, — лучше толково объясни, что произошло. А то сидишь тут в темноте, с глазами как разбитые окна.— Да, они разбиты. И душа улетела в ночь. Я теперь просто оболочка.Эгль поставил фонарь на стол и присел на корточки рядом, внимательно осмотрел Ассоль, крутя её в руках, как куклу, и горестно проговорил:— Кажется, я опоздал, и серый осьминог добрался до тебя?Ассоль кивнула.Старик обнял её и прижал к груди.— Прости, девочка, я должен был явиться раньше, как только услышал, что ?осьминоги? в Каперне. Должен был предупредить тебя, защитить. Это я виноват.Ассоль мотнула головой:— Не кори себя, я сама зажгла свет для блуждающих в ночи и оставила открытой дверь.— Ну так что же??Ты делала это и раньше, потому что твоё доброе сердце болело о каждом, кому приходится странствовать в темноту и непогодь. Он не имел права врываться и делать с тобой…?— Он ничего мне не сделал, в том плане, как ты решил. Да, тронул пару раз, но я быстро дала ему отпор. Но то, что он всё же сделал, куда хуже, — и, не сдержавшись, она всё-таки всхлипнула и проговорила, расплываясь в рёве: — Он убил его.— Лонгрена? — с ужасом пробормотал Эгль и пристальнее присмотрелся к лежащему на полу смотрителю маяка. Лонгрен как раз перевернулся на другой бок и громко захрапел, показав, что живее всех живых и покидать этот мир пока не собирается. — Так кого же? — недоуменно спросил старик.— Грэя, — почти простонала Ассоль, уткнувшись Эглю в плечо. — Моего Грэя. И утопил алые паруса.— Серый осьминог убил Грэя? Он сам тебе об этом сказал? — в голосе старого библиотекаря прозвучала надежда.— Нет, он и оказался Артуром Грэем. И даже корабль у него ?Секрет?. Я видела документы.Эгль отстранился, ласково провёл дрожащей старческой рукой по волосам девушки и тепло проговорил:— Ты просто оказалась один на один с чудовищем, и это потрясло и напугало тебя. Иначе и быть не могло. Но всё же вспомни, я много раз тебе говорил: алые паруса и Грэй — не выдумки, не сказки, не пустяк. Это пророчество, и свершиться оно должно именно тем образом, как сказано, и никак иначе.Ассоль грустно взглянула на Эгля, вздохнула и сказала:— Должно быть, твоё пророчество ошиблось или судьба решила разыграть свою карту. И дала мне знак, что пора избавляться от детских мечтаний, ведь они, как правило, так далеки от реальности.— Ах, дитя, — вздохнул Эгль, — жизнь всегда была сурова и несправедлива к тебе. Кроха, потерявшая мать в младенчестве, с отцом-пьяницей… Мне так хотелось подарить тебе детство, настоящее детство. В детстве сказки становятся реальными благодаря вере. Только огромная детская мечта способна превращать корабли в Летучие Голландцы. Я хотел, чтобы у тебя была такая же. Чтобы ты была счастлива.Ассоль горячо и благодарно сжала руки Эгля:— Ты и подарил. И я была очень-очень счастлива. Но детство кончилось, и Летучие Голландцы бросили якоря в своих небесных портах. Больше они не явятся мне.Старик провел ладонью по щеке девушки и отечески поцеловал в лоб.— Нет, дитя моё, они непременно придут. И корабль с алыми парусами — тоже. Не важно, как будут звать его капитана, Грэй или как-то ещё, но он будет. Верь мне и ни в коем случае не переставай ждать. Солнце погаснет над Каперной в тот день, как Ассоль Лонгрен перестанет выходить на берег и вглядываться в горизонт из-под руки.И Ассоль снова тепло обняла Эгля, чувствуя, как в душу опять возвращается свет, а в окружающий мир — краски. Ведь всё не столь уж и? дурно: отец просто спит (что ж, ему пора было хорошо отдохнуть), Эгль с ней, и пусть даже страшный и гадкий ?серый осьминог? будет ждать её с докладом, она не испугается. Её сказка вернулась к ней, и так просто она больше её больше не отдаст.Ассоль улыбнулась, встала, перевязала крест-накрест шаль и бодро поговорила:— Эгль, помоги мне уложить Лонгрена, негоже в его возрасте отдыхать на полу.— Что верно, то верно. Бери его за ноги, а я за подмышки подхвачу.Вдвоём, пыхтя и фыркая, они кое-как перетащили Лонгрена на старенький диван у окна. Ассоль подоткнула отцу одеяло, поцеловала в седой висок и повернулась к Эглю:— Помнишь,? Лонгрен как-то рассказывал, что довелось ему, за его богатую жизнь, быть и китобоем?— Как же не помнить. Он так упорно и долго повторял ту историю.— Кажется, он говорил, что от той поры у него остался гарпун? Для особенно крупных рыб?— Да, вроде упоминал о чём-то таком. Но зачем тебе, малышка? Неужто решила стать рыбачкой?— Нет, — таинственно ответила Ассоль, — просто подумалось, если он подходит для большой рыбы, значит, сгодится и против гигантских головоногих моллюсков.Эгль, услышав такой ответ, даже уронил руки.— И всё-таки я прозевал. Измарал он тебя своей тиной, отравил тьмою.Старик взял девушку за руку и усадил в кресло.— Прежде чем мы отправимся искать твой гарпун, внимательно выслушай меня и запомни, что скажу. Серые осьминоги очень охочи до юных дев. Говорят, чем нежнее и моложе будет особа, тем слаще для них.Ассоль поёжилась, покосилась на окно, из которого вовсю сквозило, подумала, что надо бы заткнуть дыру, а то быстро выстудит комнату, но вновь не сдвинулась с места. Словно любое упоминание о недавнем госте парализовывало её.— Слаще? Они их что едят?Эгль пожал плечами.— Неведомо, но после встреч с этими тварями от девушки и остаётся, что оболочка да стеклянный разбитый взгляд. Как у тебя недавно.Ассоль вздрогнула и, зажмурившись, потрясла головой, потому что память нарисовала ей?картину, когда изящные пальцы незваного гостя превращались в мерзкие чёрные отростки, вились, змеились. Её передёрнуло при мысли о том, что этими руками он касался её. Трудно представить что-то более отвратительное.Эгль похлопал её по спине и сказал:— Почему бы он ни?пощадил тебя сегодня, извлеки из этого урок и постарайся больше с ним не встречаться. Не испытывай в следующий раз судьбу.Ассоль судорожно сглотнула, сжала подол юбки, скатывая край в рулончик, и выдала:— Боюсь, мне придётся тебя ослушаться. Он заставил меня помогать ему в обмен на пробуждение отца. Если я откажусь — мой бедный Лонгрен так и останется спать на всю жизнь!— Каков мерзавец! — взорвался Эгль. — Очень в стиле таких, как он, коварных и бездушных чудовищ, мрачных подводных гадов!В своём возмущении Эгль был искренен и немного нелеп, но Ассоль и не подумала бы над ним смеяться. Ведь только боязнь за друга и милую воспитанницу могла заставить этого добрейшего человека потрясать в воздухе тощими кулаками, угрожая неизвестному и незримому врагу.Ассоль вздохнула и закончила:— Так что, Эгль, не обессудь. Мне придётся пойти.— Одну не отпущу, не проси. — Он сложил руки на груди и вскинул голову, демонстрируя решимость и непреклонность.— Но ?осьминог?, — называть? того человека ?Грэем?, столь дорогим и так долго лелеемым именем, она не собиралась, — велел мне приходить одной.— А ты и придёшь одна. Я спрячусь неподалёку, за камнем, возьму с собой ружьё — помнишь, я показывал? настоящее! — и буду держать тварь на мушке. Чтобы он даже волоска на твоей голове не тронул.Ассоль бросилась наставнику на шею:— Ах, мой чудесный храбрый Эгль! Как мне благодарить тебя за доброту и заботу?— Просто выберись из этой передряги живой и дождись своего принца, уважь старика. А больше мне ничего и не надо. Только бы увидеть, как ты на алом паруснике уплываешь в закат.— Я обязательно выполню твою просьбу, — искренне сказала она, прижав сжатую в кулачок ладонь к своему сердцу, полнившемуся любовью и благодарностью.?— Славная и добрая моя девочка, — расплылся в улыбке старик, заморгал глазами, силясь избавиться от счастливых слёз умиления.— Это ты лучший, мой драгоценный Эгль, — она обняла его за пояс и склонила голову на плечо. Так, в кольце его рук, пригревалась, как в детстве, разнеживалась и успокаивалась.Спокойствие постепенно возвращалось к ней, как утихомиривалась и смирнела буря.? Молнии сверкали всё реже, ветер сменил тональность на куда более миролюбивую, дождь утратил ярость.— Ступай спать, дитя. А я тут побуду, покараулю Лонгрена, подкину дровишек в печь, — сказал Эгль, ласково отстраняя её.— А как же гарпун? Мы ж хотели искать? — чуть недовольно попеняла ему Ассоль.— Утром и найдём, — Эгль завёл ей непослушную прядку за розовое ушко. — Не убежит. А ты отдохни, соберись с силами. Завтра точнее решим, как будем действовать дальше. Так что гони дурные мысли и вспоминай истории, что читала у меня в библиотеке. Помогает.Ассоль послушно подставила лоб для благословения, и поспешила наверх, где едва не под самой башней, приютилась её комнатка — совсем крохотная, но полная уюта и милых сердцу вещиц.Возле комнаты, в небольшой чердачной нише, стоял таз с кипячёной водой — хорошо, та не успела совсем остыть.Ассоль поспешно разделась и, щедро напенив розовым мылом мочалку, стала с силой тереть себя. Чтобы смыть даже малейшую память о пакостных и тошнотворных прикосновениях ?осьминога?.Переодевшись в байковую сорочку и нырнув под одеяло, она свернулась клубочком, притянув колени едва ли ни к подбородку. Так она чувствовала себя защищённее. Но, стоило только прикрыть глаза, как события минувшей ночи накатывали вновь.Она помнила, как удивилась, увидев незнакомца, который трогал розы у неё на столе. Будто то была какая-то диковинка. Тогда, в неровных отсветах свечи, ночной гость показался ей нереальным, ангелом, зачем-то одевшемся в чёрное. Такой тонкой и изысканной была его красота. Ассоль никогда прежде не видела настолько привлекательных людей. Впрочем, она нигде и не была, дальше Лисса. Но и там, в большом шумном городе ей не встречалось подобных красавцев.Высокий, стройный, широкоплечий, с золотистыми волосами и бронзовым загаром?— словом, ночной визитёр был невероятно хорош собой.Но стоило ему вскинуть взгляд, и будто острые зелёные стрелы впились в её сердце. Мгновенно, точно туман под порывом ветра, слетело и растаяло очарование его внешностью. Этот человек пугал и распространял вокруг себя ауру опасности. А когда заговорил, сыпля колкостями и злыми насмешками, и вовсе сделался гадок, несмотря на низкий бархатный голос, звучание?которого очень понравилось ей сначала. Когда он язвил, ей казалось, что по красивому лицу идут трещины, и оно вот-вот рассыплется, и Ассоль увидит саму бездну.А потом… он назвался Грэем, и теперь уже её мечты разлетелись в осколки. О нет! Она столько грезила Грэем, что знала до мельчайшей чёрточки, как он будет выглядеть. Пусть он не будет так красив, за то в глазах будет светиться добрый ум. Пусть он не будет так богато одет, но за то и в простой одежде покажется самым лучшим на земле. А как будет смеяться её Грэй! Все вокруг станут заражаться его смехом — искренним, открытым, радостным. Разве можно представить, что этот Грэй, стоявший перед ней теперь, так смеётся? О, нет. Лишь циничная ехидная усмешка может кривить эти красивые губы.А как нагло и бесцеремонно он хватал её! Как собственнически звал ?моей нереидой?!? Разве мог так себя вести её Грэей? Милый, заботливый, такой хороший?Она сомневалась и не верила, сопротивлялась правде, а та, как всегда, оказалась беспощадной и упрямо совала под нос факты: дорожный паспорт! Разве тут поспоришь?А потом… сцену, где ?осьминог? нападает на отца, она постаралась поскорее выкинуть из головы. Чересчур уж болезненной она была.Всхлипнув ещё раз, она решительно сжала кулачки и поклялась, что завтра же найдёт гарпун, научится с ним управляться, и больше никогда и никому не позволит ни обижать дорогих ей людей, ни разбивать её мечты. Решимость придала уверенности и успокоила.И тогда пришёл сон.