23 (1/1)

POV Т/И Сразу после окончания процедуры, Ники вскоре уснул. Стоит ли говорить, как сильно я была напугана? Но медики меня успокоили, что это нормально, что его организм ещё слишком слаб и сон — что-то вроде "естественной подзарядки"... Я никогда в жизни не курила, но сейчас, пока муж спал, впервые за пять дней вышла из больницы, для того, чтобы купить пачку сигарет... А потом... Пока никто не видел, пока я была одна... Я, закашлявшись от очередной затяжки, тихо плакала, прислонившись к стенам больницы. Это всё казалось сном. Жутким кошмаром, от которого я почему-то так и не могу проснуться. Я каждый день, в палате Ники, складывала гору писем, что доставляли в госпиталь почтальоны. Но, среди них не было письма от Джеймса. Мне было плевать на себя и ту боль, на которую меня обрёк Хант. Он обязан был позвонить или написать (если уж не соизволил придти), ради Ники. Но Джеймс... Этот трус так и не решился признать свою вину и попросить прощения... А мне, ничего не оставалось, как попытаться найти ничтожное спасение в сигаретах... Разве они могли вернуть Лауде правое ухо, нижнюю часть которого пришлось отрезать из-за сильных ожогов? Они могли вернуть ему зрение, которое грозило так никогда и не вернуться? Они могли вернуть ему лёгкие и почки, которые были в таком ужасном состоянии, что угроза их очередного отказа была очень высока? Они могли вернуть ему его тело, избавив от кошмарных шрамов на всю жизнь? Нет... Не могли... Но мне надо было хоть как-то успокоиться. В сознании меня держал только Ники, обязанность быть сильной ради него. Иначе, я бы уже давно оказалась в психушке... Когда я вернулась, Лауда уже проснулся, а медсестра, в очередной раз, меняла ему окровавленные бинты. Я впервые видела это воочию. То, как выглядело, некогда гладкое лицо, без бинтов... Это был один сплошной кусок мяса, кажется, кожи вообще не осталось. А мне стало дурно. Ники то и дело шипел и тихо вздыхал, а я даже и представить боялась, насколько сильную боль он сейчас испытывает. Мог ли, кто-то ещё, кроме Лауды, так стоически всё сносить? Он, ведь, ни разу не пожаловался, как ему сейчас плохо. Хотя имел на это полное право. Даже в такой момент, он думал обо мне, пытаясь прогнать, когда ему прочищали лёгкие. —Т/И, это ты? —смотря в потолок, совсем тихо шептал он, услышав, как кто-то вошёл в палату. —Да. Ходила за водой, —я положила на стул пакет с тремя бутылками негазированной минералки, которую купила вместе с сигаретами. Последние, я предусмотрительно спрятала в задний карман джинс. —Как ты себя чувствуешь? Я подошла к кровати, сев на стул и несильно сжав его руку. Медсестра сочувствующе посмотрела на мою ладонь, на которой остались небольшие синяки от коротких ногтей Ники. Заметив её взгляд, я лишь отрицательно качнула головой, тем самым прося, чтобы она это никак не комментировала. —Как курица, которую варили в кипятке, —Ники находит силы, чтобы улыбнуться, а я могу только поражаться и восхищаться его стойкости. Шатен первый человек, за всю мою жизнь, с такой безграничной силой воли. Сейчас мне даже не верится, что когда-то, были моменты, когда я считала его плохим человеком... Медсестра закончив, уходит, оставляя нас одних. Лицо Ники снова забинтовано. И, стоит нам только остаться наедине, как он, уже совершенно серьёзно говорит: —Т/И... Я понимаю, что наверняка, выгляжу сейчас, как герой дешёвого ужастика... Если ты захочешь уйти, подать на развод, просто знай, осуждать тебя не стану. Никто не захочет жить с уродом, смахивающим на Франкенштейна. Всё это время Лауда смотрит в мою сторону, ориентируясь только на слух (зрение пока так и не вернулось). —Ники, пожалуйста, не говори такие вещи. Я вышла замуж не за внешность, а за человека. Раны затянутся, но внутри, ты остался прежним, это намного важней. Я ни секунды не думала и не подумаю о разводе. Наклонившись, я легонько целую мужа в плечо, чуть ли не единственный, невредимый участок кожи. —Не хочу, чтобы ты возилась со мной, как с Джеймсом... Знаешь, он меня приводил в настоящее бешенство, когда в очередной раз что-то выкидывал и доводил тебя до слёз... Я — не Хант. И я не хочу быть причиной твоих слёз. —Ты и бешенство? —я выдавливаю усталую улыбку, не в силах представить Ники даже просто злым, ни то, что взбешённым. —Ты точно говоришь о себе? —То, что я всегда спокоен, ещё не значит, что я не умею злиться, —замечает он, в воздухе, немного неуклюже ведя рукой, пока не натыкается ею на мою руку. Ники сжимает мою ладонь, стараясь таким жестом поддержать и успокоить. —То, что ты не сахарный, я уже давно заметила. Если смогла справиться с твоим характером, то и со всем остальным смогу. Не стоит обо мне переживать. —Хочешь сказать, что я плохой? —также улыбаясь, явно, через боль, спрашивает он. —Ты не плохой. Ты настоящий. Да, иной раз грубоватый, но максимально честный и искренний. И я ни секунды не пожалела, что стала твоей женой. Так что, прекрати говорить глупости. Так просто ты от меня не отвяжешься. В течении следующей недели, Ники то и дело "выгоняет" меня в отель, чтобы я позаботилась о себе и хотя бы нормально выспалась, но я упрямо сижу в его палате, лишь на ночь уходя в соседнюю, чтобы на несколько часов, забыться неглубоким сном. Три дня подряд я, большую часть ночи плачу в подушку. И единственное, что заставляет меня почувствовать крохотное, но всё же, облегчение... Новость о том, что к Ники, частично вернулось зрение. Теперь он мог различать цвета предметов и размытые силуэты окружающих его людей. Лауда, всё также спокойно сносит "чистку" лёгких, а я, в эти моменты сижу рядом, давая до боли сжимать мою ладонь. —Спасибо, —шепчет он, а я плачу от радости, понимая, что впервые, после аварии, он смотрит на моё лицо. —Нет, солнце, это тебе спасибо. За то, что появился в моей жизни, на той вечеринке BRM. —Никогда бы не подумал, что буду, как ненормальный, нестись по дороге, только потому, что об этом попросила девушка моего главного соперника... —А я не думала, что смогу тебя на этом подловить. Мы оба тихо смеёмся, понимая, насколько глупо и безрассудно себя вели в тот момент. —Т/И, только ответь честно... Ты всё ещё любишь его? Лауда старается оставаться спокойным, но я понимаю, как сильно он сейчас нервничает. —Честно? Я не знаю. Я не думала об этом. Ники, рядом с тобой, у меня никогда не возникало желания думать о Джеймсе и, уж тем более рассуждать, люблю я его до сих пор или нет. В чём я точно уверена, так это в том, что люблю тебя. Остальное не имеет значения. Сложно сказать, доволен ли муж таким ответом, но после, он сразу переводит тему. —Принеси завтра мой шлем, —Ники уже привычно сжимает мою ладонь, а я совершенно не понимаю его просьбы. —Зачем? —Завтра с лица снимут все повязки. Я хочу вернуться в гонки. Хочу быть уверен, что шрамы не помешают надеть шлем. —Но... —у меня перехватывает дыхание от такого внезапного заявления Ники. Я и подумать не могла, что он захочет вернуться. Для меня было очевидным, что с гонками отныне покончено раз и навсегда. —Если любишь, —перебивает меня Ники, —просто сделай это. Принеси чёртов шлем.