Часть 1 (1/1)

Он всегда смотрел с вызовом. Он сам нарывался. Это было понятно с тех самых пор, как повернувшись однажды, Гарри встретился со взглядом его жестоких, нечеловеческих глаз. Он не являлся жертвой. По природе своей никогда. Но игру эту сразу поняли и приняли оба. ?Ты убегаешь – я догоняю?. Говоря по-хорошему, он никогда и не убегал. А Гарри никогда не догонял. Назначаешь встречу – он тут как тут. Стоит и ждёт, когда его снова толкнут, унизят, ударят. С преданностью собаки. Принимал своё наказание и приходил за ним снова. Зачем? Поначалу Гарри над этим не особо задумывался, просто следовал внутреннему зову своей и чужой природы. Молодой, глупый. Гормоны уже вовсю били в голову и контролировать и направлять себя в правильное русло было делом непосильным в виду неосознанности. Хотелось ярости, злости, насмешки над всем миром. И как же сдержаться, когда весь этот мир, сосредоточившийся в сути одного-единственного мальчика, самостоятельно приходит в руки и отдаётся на искупление этому вечному богу охоты, диктующему законы джунглей в современном обществе? Гарри не сдерживался. И ?щенков? своих натравливал. Этакие собачьи бои без правил, в которых всем руководит только хозяин, который и спускает своих пёсиков на вольную, бесхозную шавку. Только вот знал хозяин, что задирается малышня на волчонка. Знал, что придёт период расплаты, когда повзрослевшему, заматеревшему хищнику надоест эта игра. И тогда он вернётся, в обход всех ветров, по непроходимым дорогам, по непреодолимым путям и вонзит зубы в своего обидчика, которого когда-то сам и раздразнил. Но Гарри нравилось это ощущение всевластия и отказать себе в удовольствии постоянных встреч и садистских игрищ было делом непростым. Сначала он вовсе не мог. Наблюдал, улыбаясь своими красивыми губами, меньше подначивал и быстрее отпускал. Но не прекращал. Потом взял себя в руки. Однажды, во время очередной ?встречи? подтолкнул его к стене. В первый раз лично. Заметил, мелькнувший на долю секунды в глазах волчонка азарт наслаждения от того, что вот, наконец он, главный охотник, удостоил его вниманием, замарал белы рученьки. Заметил. И не смог сказать того, что на самом деле хотел. А объявил своей своре, что отныне только он – Гарри – имеет право к нему прикасаться. Что уж врать? Ему самому тогда очень понравилось то, что получалось. Податливость, послушание, прикрытое лживым страхом перед одноклассниками, которых больше, которые крупнее. Но Гарри не обманывался. Он ясно видел, что ничего этот зверёк не боится. Сам приходит, сам берёт, что надо. И при этом же еще и сохраняет невинность, мол смотрите, как надо мной ни за что, ни про что издеваются, а я молчу, не плачу, не жалуюсь. Ну просто верх человеческого достоинства и мужества! Красиво, ничего не скажешь. Да только было подо всем этим что-то, что било по мозгам и кричало Гарри, что не всё так просто. А потом всё решилось само собой. На Гарри словно озарение нашло, словно затрещину дал кто-то во много раз более крупный и вправил мозги на место. Он ведь давно знал о болезни мамы Конора. Это не могло стать тайной, хотя сам он никогда об этом не распространялся. Говорить ли, что с тех пор он вообще мало с кем разговаривал и пересекался. Ушел в свой собственный закрытый мирок. И вход в него видел только Гарри. Потому что он сам пришел, когда его безмолвно позвали. Явился так, что все стёкла повылетали. Прихвостней своих притащил, чтобы Конор навсегда удостоверился, кто тут главный и что сопротивляться тут бессмысленно. Так и повелось. Только самого важного Гарри никогда и не видел, довольствуясь простым. Или не хотел видеть. И продолжал своими собственными действиями взращивать монстра. И когда эта простая, но глубокая мысль оказалась, наконец раскрыта, Гарри объявил волчонку ?стоп-игра?. А точнее, ?Здравствуй, игра новая!?, в которой и он, и Конор должны были научиться обходиться друг без друга. И выход был только один – научиться его не замечать. Призывной взгляд – игнорировать. В каком-то смысле, это становилось бы новой версией прежней игры. Без насилия и жертв. Хотя, если подумать, именно игнорирование и должно было прояснить самому Конору, как сильно он нуждается в Гарри. И как мучительно быть не героем, стойко переносящим чужие издёвки, а всего лишь пустым местом. Как ужасно перестать существовать для того, кто мог наказать за неведомые грехи. Всё и сразу: герой-грешник. Только так. Оттого и так невыносимо. Тогда Гарри и познал суть монстра. Уже много позже, лёжа в больнице, он сумел побороть страх, возникший во время этого странного боя в столовой. Взбешённый и брошенный волк был страшен. Он был силён, его никто и ничто не могло остановить. Гарри готов был поклясться, что, даже потеряв сознание, он продолжал видеть эти огненные глаза, страшные лапы и зубы. И первые пару дней его облик являлся Гарри в беспокойном предательском сне. Хорошо, что он не пришел тогда извиняться. Гарри не хотел его видеть. Гарри нуждался во времени, чтобы всё обдумать. Но родителей от разбирательств, придя в себя, он отговорить сумел. Хотя те и настроились решительно во многом из-за отсутствия раскаянья у обидчика сына. Не стоило. Он не злился. Точнее злился (куда же без этого?), только не на Конора. На самого себя. За собственный страх, за слабость, за то, что не сумел остановить волка, хотя должен был. Если кто и был способен, то только он. Но не смог, не сделал, испугался. Скорее, даже напротив, подначивал его. И теперь разбитая рожа, смотрящая заплывшим глазом из зеркала, напоминала Гарри о непозволительном промахе. О промахе ли? Теперь, учинив расправу над Гарри, Конор навсегда расписался в их странной, необъяснимой связи.***Прошло три недели прежде, чем Гарри вернулся в школу. Друзья приходили к нему в больницу, произносили банальные пожелания поправиться, выражали удивление относительно того, что Конора, этого психа, не отчислили и обещали с ним разобраться. Гарри качал головой. ?Конора больше не существует. Он – невидимка?. И они молчали. И соглашались недоверчиво и ворчливо. Их жажда охоты еще не подходила к концу, хотя каждый, каждый из них теперь боялся Конора. По одиночке, как в настоящем честном бою, больше никто бы к нему не подошел. Да ведь и раньше не подходили. А без своего лидера они не решились бы окружить его теперь даже вместе. Потому Гарри был спокоен. В день, когда он вновь пришел в школу, выпал первый снег. Это могло значить слишком многое. Новая жизнь, белые улицы, как чистые листы бумаги, расставание с прошлым, смерть былого, изменение мыслей. Всё, что угодно. К сожалению, это же, могло и вовсе ничего не значить, как не имеет смысла любое другое изменение погоды. В классе он прошел на своё место, расправив плечи и выпрямив спину. Всем своим видом Гарри показывал, что он прежний. Лидер. Умница. Даже в физическом развитии опережающий своих сверстников. И сломанная рука, нос и синяки на лице, никак этому не мешают. Ну конечно же все оценивали. Особенно раздражала Лили и сам Конор. Он пока не мог определиться кто же сильнее. Девчонка насмешливо сияла глазами, всем видом показывая, что Гарри получил по заслугам и она этому рада. О’Молли выглядел иначе. Он не ликовал и не смеялся, хотя было видно, что что-то в нём необратимо изменилось. В наказании он больше не нуждался. Гарри знал, что мама его на прошлой неделе умерла.А ещё было понятно, что с Лили они теперь снова общаются. И это вызывало в Гарри… ревность? Весь прошлый год, да и этот, Конор приходил именно к нему за ?отпущением?. Никакая растрепанная дура не могла этому помешать. И Гарри старательно выполнял то, что он него требовалось. Никогда не отказывал в его молчаливой просьбе. И какая же теперь благодарность?! Поломанное тело? Унижение перед лицом других одноклассников? То, что О’Молли снова будет трепаться и ходить повсюду с этой девчонкой?! Это бесило. Весь день Гарри вместо записи уроков выводил на листе бумаги непонятные черточки и полоски, смотря не на них, а куда-то вперед, в пустоту. На Конора не оглядывался и не чувствовал на себе его взгляд. Учителя не спрашивали его, а Антон и Салли что-то глупо шутили на переменах, но даже не замечали, что Гарри это вовсе не интересно. Говорил он мало, ощущая себя неуютно из-за выбитого зуба. Родители обещали позже сделать имплантат, но пока этого не произошло, облик его был безвозвратно испорчен мерзкой дырой. Теперь он сам был оторван от людей. Чувствовал себя мерзкой копией Конора, ушедшего в себя, в свои мысли. Только вот волчонок не спешил с радостью нестись на призывной взгляд Гарри и исполнять его желания. Так он ведь и не звал. Снова захотелось отловить О’Молли на заднем дворе школы и хорошенько врезать. Только на этот раз сильно. Чтобы видны были раны, чтобы лицо от боли исказилось больше, чем на долю секунды. И чтобы никто не видел. Потому что сделать это хотелось для себя, а не на потребу публики. Вместо мести Гарри просто пошел домой после занятий. В окружении своих преданных щенков. Но даже они сейчас рядом с ним чувствовали себя неуютно. И он был счастлив, когда они поспешно свалили каждый в свою сторону под предлогом то ли большого количества домашнего задания, то ли обещания помочь по дому. Ему было плевать. Он лишь вздохнул с облегчением от обретенной свободы. Стоит ли говорить, что следующую неделю они и вовсе расходились раньше. Гарри сам говорил, что многое пропустил, ему надо нагнать упущенное и уходил, якобы, в библиотеку. Сам ждал, когда эти два придурка покинут школу и спокойно шёл домой. Но в конце недели его кто-то окликнул.Привыкший за последние дни к тишине и к тому, что его никто особо не отвлекает от созерцания внутреннего мира, так будто у него тоже нынче мама была при смерти, он не сразу откликнулся на зов. Рефлексия оказалась занятием любопытным, но депрессивным. В свои лучшие времена он, если и размышлял, то над действиями других людей, оценивал их поступки и думал, как это полезно ему самому. А вот так копаться в себе, сравнивать себя с кем-то и мерзко морщиться при вспоминании каких-либо моментов – это уже было лишнее. - Гарри! – раздалось ещё раз. Громче и ближе. Ближе. Он обернулся и в удивлении вскинул брови, увидев перед собой кучерявую бестию. О, наверное, во всём мире это был последний человек, которого бы он хотел увидеть. - Чего тебе? – надменно и сухо поинтересовался он, не прекращая идти. - Да ничего особенного, - она поравнялась с ним, зашагала чуть ли не шаг в шаг. А на лице ее читалось то же выражение превосходства и самодовольства, как и в тот день, когда он снова вышел на занятия. Такое, будто это она лично избила Гарри, заставив его отказаться от желания издеваться над её другом. - Просто думаю, как пришибленно ты выглядишь со сбитой короной. Даже свита твоя от тебя теперь подальше держится. - Дура что ли? – спокойно спросил он, чем слегка сбил её прежний настрой. - Сам ты дурак! – обиженно вспыхнула Лили и тут же продолжила, - Я рада, что Конор наконец дал тебе отпор. Давно надо было. Не знаю, что он так долго тянул. - Это всё, что ты хотела мне сказать? – безразлично ответил Гарри и хотел даже театрально зевнуть, чтобы выбесить её еще больше, но не стал – стало бы видно пространство между зубами, появившееся после тесного общения с О’Молли. - Нет, не всё! Я пришла тебе сказать, чтобы ты больше не смел его обижать! Не подходи к нему! Слышишь? Он и так уже достаточно натерпелся. От тебя, от твоих дружков, от жизни! - От тебя, - насмешливо добавил Гарри. - От меня? Нет! Она не понимала. Не понимала того, о чём знал Гарри и без разъяснений. Не будь она таким треплом, возможно Конор бы и не оказался в такой дыре, не появилась бы необходимость спасаться в непонятных потасовках, он не ощущал бы себя одиноким и оторванным ото всех. Она и сейчас продолжала. Иначе (ведь изменилось всё). Но она снова лезла не в своё дело и говорила того, чего не следовало. Меньше всего Конор нуждался в её защите.- Да, да, Лили. Да! Закрой свою пасть, если не понимаешь, что тебе не справиться с тем, что Конор из себя представляет. Ты не видела его глаза. Ты никогда. Ничего. Не видела. Она ошарашенно смотрела на парня и ничего не говорила, слушая его странные, необыкновенно открытые, распалённые речи. Гарри никогда не говорил так искренне и серьёзно. Уж не с ней точно.- Думаешь, ты знаешь его? – продолжал он, - А вот ничего ты о нём не знаешь. Не будь ваши мамочки подружками, вы бы и вовсе никогда не стали общаться. И катись ты от меня подальше со своими сраными советами. Я рад, что он это сделал. Он освободился и, наконец, перестал являть миру пустышку, вместо себя самого. Произнеся последнюю фразу, Гарри ускорил шаг, оставляя Лили далеко позади себя. За неё же он себя и ругал. Не хватало еще, чтобы эта тетеря передала его слова самому Конору. Ну надо ж было так проговориться?!***Удивительно, но после разговора с Лили стало легче. Наверное, он хотел кому-то выговориться, пусть кратко, не полностью. Но после этого даже дышать как-то стало легче. Гарри снова сиял уверенностью в себе, снова стал улыбаться и руководить своими приспешниками, как вздумается. Появилась прежняя активность на уроках. Его даже не так расстраивало теперь воссоединение Конора и Лили. А всё потому, что он точно знал: в душе девочки поселился червячок сомнения. Никакой больше самоуверенности. Теперь она лучше вглядывалась в своего дружка, пытаясь найти в нём то, что видел Гарри. Тщетно. Конор, как и раньше хмурился, но тяжесть, навалившаяся на его юные плечи, словно растаяла. Больше не надо было страдать? Больше не надо было видеть, как страдает самый близкий и любимый человек. А ещё нужно было учиться жить дальше. И он, пока медленно, но уже решительно, осваивался в новом самоощущении. Совсем скоро наступали рождественские каникулы. Об избиении Гарри напоминал лишь гипс на руке и отсутствие зуба. В остальном он выглядел, как прежде. Пришлось, правда, научиться писать левой рукой, чувствуя себя первоклашкой, вновь выводя кривые загогулины, черточки и кружочки вместо полноценных слов и предложений. Но, за отсутствием альтернативы, навык удалось приобрести в довольно краткие сроки. И всё ради того, чтобы вернуться на круг. На уроке математики Гарри обернулся. Язвительные губы сложились в высокомерную улыбку, пока он следил за тем, как Конор разворачивал лист бумаги, сложенный в четыре раза, и читал старательно выведенное ?Увидимся после уроков. Как обычно?. О’Молли поднял взгляд, всем телом напрягся. Видимо, он не ожидал когда-либо вновь прочитать те же слова. От Гарри не укрылось, как поджались и дрогнули на долю секунды губы Конора. Он не кивнул и не прислал ответную записку, и даже, возможно, на сей раз рассматривал возможность не приходить. Но всё же пришел. О’Молли стоял, прислонившись спиной к стене, пряча в карманы куртки замерзающие ладони. Он не знал, чего Гарри хочет от него на сей раз и тем более не понимал, что ожидает сам. Сейчас он волновался куда сильнее, чем тогда, когда троица отловила его здесь впервые. Взрослые, наверняка, в такие моменты курят, чтобы хоть немного расслабиться. Конор не курил, хотя внутренне уже был куда старше своих неполных четырнадцати. Нарушая традицию, Гарри появился один. Неизвестно, куда он подевал своих прихвостней, но факт этот означал только одно – бить О’Молли он явно не собирался, разве что решил лишиться и второй руки. Конора передёрнуло. Никому ничего снова ломать он тоже не желал.- Привет, О’Молли. Соскучился? – спросил Гарри, подойдя к нему так близко, что пар, слетавший с его губ скользил по лбу Конора и запутывался в волосах. - Ничего оригинальнее не придумывается? – фыркнул он в ответ, вынув из кармана записку и без тени удовольствия глядя в смеющиеся глаза своего бывшего обидчика. - Не вижу необходимости заново изобретать велосипед, когда и старый прекрасно функционирует. - Чего тебе надо? Мне казалось, мы всё уже решили. Гарри забрал записку, повертел ее в ладони, вспоминая, как пришлось поизвращаться, чтобы одной рукой так ровно ее сложить.- Позволишь, я заберу? Мне сейчас сложно воспроизводить подобные шедевры, - с этими словами он сунул бумажку в карман брюк, - А так скажу: тебе КАЗАЛОСЬ. У нас ещё осталось много вопросов. - Какие у нас с тобой могут быть вопросы? – начал огрызаться Конор, так, как никогда прежде с Гарри не делал. - Расслабься, - посоветовал юноша, скидывая ненавязчивым жестом с плеча О’Молли налипшую снежинку, - Ты кое-что мне должен. И тебе придется выплатить долг. Мальчишка нахмурился и едва ли не выкрикнул, поразившись наглости:- Долг?.. Долг?! Ты в своём уме?! Что я должен тебе отдавать? Год издевательств? Испорченные рисунки?!Но Гарри на истерику не отреагировал, продолжая спокойно улыбаться и ответил только когда Конор выговорился и затих.- Нет, О’Молли. Ты должен мне за то, что я уговорил родителей оставить тебя в покое. Представляешь, что бы с тобой было, если бы они, как хотели, подали в суд? Конор опустил голову, спешно пытаясь понять, что делать, шарахался взглядом по тонкому слою снега, перекатывающемуся под потоками ветра по асфальту, и признавал, что Гарри прав. Как всегда, черт его возьми, прав! Невероятными усилиями взяв себя в руки, он уверенно спросил:- Что ты от меня хочешь? - Вот и умница, О’Молли, - казалось, Гарри сейчас снисходительно похлопает его по щеке, настолько высокомерно прозвучали его слова, но он его больше не тронул, - За свою услугу я потребую у тебя выполнения трех моих желаний. Безоговорочно, когда бы я ни захотел. Услышав это, Конор едва не взвыл. Три желания с поразительным садизмом воспроизводили историю со старым Тисом. Три сказки. Три мучительных, бессмысленных этапа, перед чем-то четвертым. Самым страшным. Он тряхнул головой, готовый отдать всё что угодно, лишь бы не связываться с Гарри и его ненормальными условиями. Кто мог знать, какие еще пытки могли прийти ему в голову?- И после этого я буду свободен? – вместо отказа спросил Конор.По груди Гарри стало растекаться приятное тепло - О’Молли всё ещё в нём нуждался. - Мы будем квиты, - кивнул он и, получив зеркальный жест от одноклассника, подал ему руку, дождался, когда ее пожмут и сделал шаг назад, - Вот тебе моё первое желание: ты будешь показывать мне все свои рисунки, О’Молли. И прошлые, и будущие. И даже те, что я испортил – уверен, ты их не выкинул.