Часть 5 (1/1)

После злополучного вечера в кафе, на котором Анжольрас изо всех сил старался сосредоточиться на своих речах, но тщетно, Грантер не появлялся в заветном месте встреч Друзей Азбуки, потому что постоянно находился в своей маленькой комнатушке и делал наброски на желтых клочках бумаги. Когда Грантер был разочарован в жизни, он пил. Когда Грантер чувствовал себя выбитым из колеи, он рисовал. Сейчас два случая объединились в один, и очень часто по бумаге расплывались багровые пятна пролитого вина. Мужчина тихо ругал себя за неуклюжесть, но испорченные листы не выбрасывал, оставлял их подсыхать, а потом выводил грифелем тонкие линии прямо поверх темных клякс. Его не беспокоила возможная неопрятность получившейся картины, поэтому он только хмыкал, оглядывая каждый набросок по завершении, и кидал маленькие творения на пол. Может, когда ему станет лучше, он сожжет их.Но пока он был погружен в свои мысли, плавающие в тумане игристого вина. Он думал об Анжольрасе, о его звучном голосе, о прекрасном профиле лица, которое всего однажды повернулось к нему, после чего снова скрылось, оставив Грантера с громко стучащим сердцем и хрупкими надеждами. Потом юный Аполлон умудрился разбить и их всего одним коротким монологом.Грантер и сам не знал, чего ожидал. Жеан сразу сказал ему, что Анжольрас предан Франции, ему больше ничего не нужно и такие обстоятельства будут для него зудящей проблемой, а не приятным флёром влюбленности. Грантер понимал, что, скорее всего, ему стоит просто оставить все как есть, молча наслаждаться искрящимися глазами молодого человека, его пылающими щеками и белоснежными ровными зубами, вид на которые открывался, когда он улыбался. При Грантере это случилось всего однажды, но он запомнил это, казалось, на всю жизнь.Грантер был безобразной мухой по сравнению с Анжольрасом. Его волосы были смоляно-черными, волнистыми, всегда спутанными. Волосы Анжольраса отливали холодным золотом и на вид были мягче шелка. Руки Грантера были мускулистыми, крепкими, пальцы слегка дрожали из-за постоянного опьянения. Пальцы Анжольраса были пальцами пианиста или скрипача, а внутренняя сторона ладоней имела очаровательный розоватый оттенок, какой часто бывает у детей, когда они приходят с улицы морозной зимой. У Грантера не всегда было чистое белье и иногда запачканные вином или красками штаны, Анжольрас же каждый день был одет как с иголочки. Грантер слишком отличался от юного вестника революции, чтобы тот хотя бы здоровался с ним.К тому же, первое впечатление о себе мужчина благополучно испортил, начав высмеивать идеалы Анжольраса, чего тот, очевидно, терпеть не мог. Одним словом, общая ситуация походила на кораблекрушение, и Грантер не мог придумать ничего лучше, чем глушить боль в алкоголе и беспорядочных линиях на бумаге.В день очередного собрания за Грантером зашел Жеан, видимо обеспокоенный, и с порога начал воспитательную беседу:—?Тебя не было в Мюзене три дня, я пытался выведать, где ты живешь, у девушек, но они не знают,?— наседал Прувер, не замечая выбившихся из косы рыжих волос, которые теперь, сползшие на лицо, забавно колыхались под напором его дыхания. —?Ты представить себе не можешь, скольких я опросил, чтобы узнать адрес! Грантер, ты губишь себя!Грантер, присев на кровать, посмотрел сквозь друга. В голове было пусто, он отпил из бутылки кислое вино и печально усмехнулся. Жеан искал его. Прямо как настоящий друг, даже переживал. Грантеру стоило сказать спасибо, но горло неприятно пережало каким-то гадким чувством.—?Послушай,?— голос поэта стал мягким,?— не стоит так убиваться. Он может измениться, если захочет.Он не назвал имени, но это и не нужно было. Грантер покачал головой.—?Он не станет меняться ради меня, Жеан. Я уверен, он даже нарочно будет стремиться к еще большему хладнокровию, только чтобы не водиться со мной, я ничтожество в его глазах.Жеан со вздохом опустился на корточки перед серым лицом друга и взял в свои руки его ладонь.—?Слушай меня, бедный родственник,?— почти шептал юноша. Его волосы горели огнем в свете в закатных лучах солнца. —?Ты не ничтожество, и Анжольрас не монстр. Он не так ужасен, как ты думаешь…Он замолк, удивленно глядя на рассмеявшегося Грантера.—?Милый Жеан, я вовсе не считаю его ужасным. Неужели ты не видишь, что для меня он прекраснее всех? —?его густые ресницы слегка дрогнули, когда он печально улыбнулся. —?Дело не в нем, понимаешь? Это я не могу ничего с собой поделать, это я порчу свою жизнь, свое тело, будь оно проклято. Душа у меня не такая светлая, как у него, и я не смогу так искренно верить в революцию, как верит он. Судьба жестоко над нами подшутила, когда связала наши сердца, и я буду только рад оставить все как прежде, чтобы он продолжал светить, а я осторожно грелся об этот свет. Я обуза для него, я ему не нужен.Грантер беспомощно развел руками, чувствуя подступающие слезы. Он с малолетства знал, что был лишним в любой компании. В своей семье, в кругу приятелей детства, в университете, в Друзьях Азбуки. Ему просто с самого начало не стоило совать нос в дела этих ребят, не стоило позволять им заставить Грантера чувствовать себя нужным. Он никому не нужен, он потребитель в этом мире, и он ненавидел себя за это. Он мог бы стать лучше, перестать пить, пересмотреть свои взгляды, но как тогда он сможет убежать от постоянных мыслей о несправедливости, бедах и одиночестве, которые сейчас топил в красном полусладком? Своим присутствием он доставляет один лишь дискомфорт, взять хотя бы тот решающий взгляд Анжольраса во время собрания. Грантер не вызывает у людей жалость, он вызывает чувство презрения. Он не заметил, как глаза начало щипать.—?Черт,?— смущенно выругался он, избегая смотреть на Жеана.Поэт так же неподвижно сидел перед ним, пристально наблюдая за эмоциями друга. Потом медленно оглядел комнату и заметил валяющиеся около шаткого стола листы. Прувер тут же поднялся и в два шага пересек расстояние, отделявшее его от рисунков. Грантер молча ждал приговора, упорно пялясь в пол.—?Грантер, что это? —?наконец раздался тихий вопрос.Грантер пожал плечами, даже не взглянув на Жеана. За спиной шелестели бумаги, Жеан неторопливо просматривал набросок за наброском, пока щеки Грантера заливал предательский румянец. Он не любил делиться своими рисунками, но Жеан не просто незнакомец, Жеан не станет смеяться.—?Грантер,?— вдруг после долгой паузы позвал юноша. Он подошел ближе и показал другу пожелтевший пергамент. На нем, в самом уголке, справа, расплылось длинное красное пятно от вина, рукой художника искусно превращенное в развевающийся флаг. Его в кулаке держал красивый молодой мужчина с правильными чертами лица и волосами, нарисованными тонкими штрихами. Этот образ был прекрасен, он гордо стоял на возвышенности, строго глядя за границы листа, тонкую талию подчеркивал аккуратный сюртук, чищенные сапоги чуть не сияли. И только жирная черная клякса своенравно выбивалась из общей картины. Она полностью закрывала собой то место, где у людей находится сердце.—?Грантер,?— снова позвал поэт, осторожно присаживаясь рядом с замершим мужчиной. —?Это Анжольрас?Конечно это был Анжольрас. Иначе, что еще мог рисовать Грантер все это время, проводя ночи в обнимку с бутылкой, листом бумаги и карандашом. Это был его лучший рисунок за все эти дни, он меньше всего хотел делиться им с кем-то, даже с Жеаном, но обстоятельства вынуждали.—?Да,?— хрипло ответил он. —?Но это не просто Анжольрас, не тот, которого видите все вы. Он светлый, он преданный, он… прекрасный,?— Грантер выдохнул, и на миг в его глазах появилось благоговение. —?Но он жесток. Его сердце слепо, как бы он ни думал обратное. Он всецело обращен к Франции, но он ранит этим людей. Он ранит меня. Так что этот набросок,?— он осторожно взял листок из рук Жеана и, едва нажимая, провел пальцем по пятну на груди,?— он есть то, что чувствую я. Будь я просто парижанином, Анжольрас был бы с нимбом. Но я парижанин, вынужденный любить его, и мне больно.Грантер замолк, и на бумагу упала одинокая слеза, размывая грифель. Он уже показал себя достаточно слабым сегодня, ему нечего терять. Он влюблен в человека, который на него и не смотрит, он глушит свои раны в вине, и вино же дает ему шанс забыться. Он жалок, так пускай будет хотя бы искренен.Жеан всхлипнул и тепло прижал Грантера к себе, стараясь обхватить широкие плечи как можно крепче. Грантер медленно положил руки другу на спину и позволил себе расслабиться. До него донесся свистящий шепот:—?Мне так жаль, Грантер, мне так жаль. Я помогу тебе, обещаю, я тебя не оставлю. Мы справимся вместе, ты станешь лучше, Анжольрас станет лучше, я тоже стану. Ты не один, теперь не один.И впервые за долгое время Грантер решил поверить.***Жеан пытался отговорить Грантера от похода на встречу сегодня, но тот был непреклонен. Грантер твердо решил не опускать руки, по крайней мере не тогда, когда рядом был его друг, искренне верящий в него. Они пришли вместе, Грантер немного нервно улыбался членам кружка, пожимая всем руки. Жоли задержал ладонь в ладони Грантера немного дольше положенного, внимательно вглядываясь в его лицо. Грантер даже немного смутился и собрался было как-то отшутиться, но внезапно Жоли мягко улыбнулся и убрал руку, невзначай заметив: ?Ты сегодня бледный?. Грантер неопределенно дернул плечом, но Жоли уже развернулся. Он отошел, и Грантеру открылся вид на знакомую узкую спину, обтянутую красной тканью. Сегодня Анжольрас пришел раньше обычного, это не могло не вызывать вопросов, потому что Анжольрас всегда появлялся в задней комнате кафе ровно в назначенное время.Грантер хмыкнул, бросил быстрый взгляд на Жеана, уже принимающего бокал вина из рук смеющегося Баореля, и незаметно сдвинулся в привычный угол в тени, с которого начал свое знакомство с Друзьями Азбуки. Сегодня он хотел обойтись без выпивки, понаблюдать за Анжольрасом, в очередной раз восхититься им и разочароваться в себе.Анжольрас не поворачивался к нему, хотя Грантеру было известно, что он не мог не знать о его присутствии: Комбефер и Курфейрак, что-то внушавшие Анжольрасу, когда Грантер и Жеан только зашли, оторвались от односторонней беседы, чтобы поздороваться. Все это время Анжольрас стоял ко входу спиной, проигнорировав даже Жеана. Грантер прищурился и моргнул в смятении. Уши Анжольраса, за которые он только что заправил свои шелковистые волосы, были того же цвета, что и его излюбленный сюртук. Надо же, великий лидер мог краснеть не только во время своих речей. Интересно, что его так выбило из строя?— а для Анжольраса любой цвет аккуратных ушей, кроме нежно-молочного, был весьма неестественным,?— Грантер решил, что так сыграла какая-нибудь похабная шуточка Курфейрака.Хотел бы Грантер иметь возможность так же свободно разговаривать с Анжольрасом, как это делали все остальные члены кружка. Они были друзьями, преданными, храбрыми, активными и явно поддерживали лидера в его убеждениях. Грантер бы не смог разделить всеобщую радость по поводу революции. В ней не было бы толку, не сейчас, это стало бы простым кровопролитием, но он понимал, что никого из присутствующих он в этом не убедит. У него нет дара оратора, как у Анжольраса, и его не уважают так, как Комбефера, так что он бессилен. Однажды Грантер пытался заговорить об этом с Жеаном, но тогда глаза поэта резко вспыхнули праведным огнем, и он разразился весьма длинной тирадой о несправедливости существующего строя. Грантер не мог не отметить при этом, как искусно молодой человек вставлял в свою речь цитаты философов. Получилось эффектно, но Грантера не убедило. В итоге они сошлись на том, что утомившийся Грантер молча поднял вверх бутылку вина, как бы соглашаясь с оппонентом, но Жеан прекрасно видел, что тот остался при своем.Задумавшись, Грантер не заметил нависшей над ним тени, пока не услышал сдержанное покашливание и не дернулся в легком испуге.—?Жеан, тебе не обязательно так пугать,?— пробормотал Грантер, не поднимая глаз от стола, на который пялился практически не моргая. —?Можешь просто ударить меня по лицу, я пойму твое желание.—?Это не совсем Жеан.Теперь Грантер дернулся в сильном испуге. Он поднял глаза и встретился с прямым взглядом ясных голубых глаз.—?Но я учту,?— спокойно продолжал Анжольрас, протягивая руку. —?Нам не удалось поговорить в прошлый раз. Я Анжольрас.Грантер тупо уставился на его ладонь. Она была красивая, однозначно очень красивая. Узкая, с длинными пальцами, кожа наверняка была бархатной на ощупь.—?Все хорошо? —?в голосе Анжольраса проявились нотки нетерпения.—?Что? А, конечно,?— Грантер поспешно пожал руку. Да, кожа действительно была бархатной. Грантеру даже стало немного стыдно за свои грубоватые пальцы. —?Грантер.—?Приятно познакомиться,?— вежливо отозвался Анжольрас, отнимая руку и становясь прямо. —?Ты каждый раз сидишь здесь, не хочешь выйти поближе к парням?Это однозначно был вопрос, но Грантер все равно услышал приказ. Он не любил приказы, но это был Анжольрас, так что он быстро поднялся на ноги. Оказалось, Грантер немного выше Анжольраса. Они постояли пару секунд, изучая друг друга с близкого расстояния, и Грантер вдруг заметил, как тихо было в комнате. Анжольрас, похоже, тоже это заметил, потому что кончики его ушей снова очаровательно порозовели. Но он не мог позволить себе смущаться, поэтому вскинул голову, уверенно кивнул Грантеру и отошел к столу в центре комнаты. Грантер рассеянно огляделся: за ними правда украдкой подглядывали. Жоли заинтересованно хмыкнул, получив при этом легкую оплеуху от Боссюэ, тут же пригладившего волосы неудачливого медика широкой ладонью, извинившись. Просто заслужил.Грантер нахмурился. Ему совсем не нравилось такое внимание. Анжольрас, кажется, не спешил начинать собрание. Вместо этого он только обменивался какими-то очень выразительными взглядами с Комбефером. Даже Курфейрак притих, внимательно глядя то на Анжольраса, то на Грантера, то на Комбефера. Грантеру стало очень неуютно, он сложил руки на груди и грозно прошелся глазами по каждому любопытному лицу, пока не остановился на немного озадаченном Жеане. Грантеру пришлось приподнять брови и указать взглядом на центр комнаты, чтобы поэт понял.Наконец, до Жеана дошло, и он, кивнув, легко выплыл вперед с воодушевляющим ?друзья, у меня есть кое-что новое для вас! Я написал это недавно, но никому не показывал, соизволите выслушать бедного поэта??. Он очаровательно улыбнулся, рыжая коса колыхнулась за спиной. Через секунду послышались одобрительные возгласы. Похоже, все в комнате были благодарны Жеану за проявленную храбрость прекратить весьма неловкий момент.Жеан читал просто великолепно, размеренно прохаживаясь по комнате, плавно жестикулируя руками и стреляя глазами в каждого слушателя. Грантер изо всех сил пытался сосредоточиться на друге, который явно импровизировал, но делал это так искусно, что, не зная о том, что писательский багаж Прувера пока пуст, Грантер непременно поверил бы, что юноша корпел над этим стихом не одну ночь. Но сконцентрироваться не выходило, и Грантер очень уж часто поглядывал на точеный профиль Анжольраса, который сейчас выглядел угрюмым и слегка рассеянным.В который раз взглянув на юношу, Грантер неожиданно встретил такой же любопытный взгляд в свою сторону и поспешно отвернулся. Он явно не был единственным, кто не мог толком вслушаться в стих Жеана, глаза Анжольраса тоже казались затуманены какой-то мыслью.Вдруг Грантер понял, что Анжольрас изучает его. Лидер бы никогда не подошел к нему просто так, чтобы пригласить ближе к столу, не смотрел бы, скашивая глаза, пока его друг выступает со своим творением. Грантер был его объектом изучений, и несложно было догадаться, по какой причине. Очевидно Анжольрас хотел выяснить, чье присутствие заставило его ощущать вкус еды и напитков, и, кажется, он наткнулся в своем исследовании на пьяницу, постоянно прячущегося в тени на собраниях. Грантер усмехнулся. Нужно не упасть в грязь лицом. Ему выпал шанс показать себя с лучшей стороны, и упускать его было бы крайне глупо.Прувер закончил, с лучезарной улыбкой принимая аплодисменты и поздравления, и отошел к Грантеру. Прошептав ?ты мой должник?, он встал рядом, стараясь усмирить адреналин в крови. Грантер с жалостью пихнул его в плечо, тихо ответив: ?Спасибо?. Больше ничего не мешало начать собрание, и Анжольрас, вытянувшись в струнку, строго прошелся глазами по каждому в комнате, не обойдя даже Грантера.—?Как вы знаете, генерал Ламарк планирует осветить свою позицию насчет политики государства,?— начал он твердо. —?Сейчас он пользуется доверием власти за счет прошлых военных заслуг, но он не может закрывать глаза на действия Луи-Филиппа. Точнее, на его бездействие. Вы помните, друзья, каков он был до коронации? Люди верили ему, сам Лафайет говорил ему, что он?— республика! Но теперь, глядя на то, как поднимаются налоги, как простые рабочие умирают на улицах от голода, можем ли мы назвать Францию республикой? Если это есть республика, то Луи-Филипп не достоин и хлебной крошки на обед!В подобном духе продолжалось его выступление. В каждом слове сквозила почти не прикрытая ярость, смешанная с негодованием и острым рвением к переменам. Грантер заметил, что, когда юный гений был возбужден, когда его кровь кипела, голубые глаза метали молнии во всех и вся, он был похож на яркий пожар. С пылающими щеками, сдвинутыми к переносице бровями, с кудрявыми от пота волосами, он был прекрасен как никогда. Сердце Грантера начинало биться втрое быстрее, стоило Анжольрасу вскинуть вверх кулак и посмотреть прямо на него.Речь была на высоком уровне, слог хотелось слушать, голосу хотелось повиноваться, и все-таки Грантер чувствовал прорехи в его монологе. Он оценивающе посмотрел на замолчавшего на минуту Анжольраса, скрестил руки на груди и ухмыльнулся. Да, он должен был показать себя с лучшей стороны, но это означало бы соврать Анжольрасу, так что Грантер, пребывая в каком-то безрассудном приступе самоуничижения, бросил быстрый взгляд на побледневшего Жеана рядом, и сделал шаг вперед. В ушах стоял шум, но это не были голоса Друзей. Последнее, что Грантер услышал, прежде чем окончательно поддаться иррациональному желанию, было произнесенное отчаянным шепотом ?не надо!? Жеана.—?Это впечатляет, Анжольрас,?— вступил на, очевидно, боевое поле Грантер, подходя ближе к замершему лидеру. —?Но что насчет того, что некоторые люди, нет, многие люди, почти все бедняки, Анжольрас, слишком слабы для выступлений? Они едва могут носить свое туловище и уж точно не поднимут ружье, которое ты им предлагаешь.Повисла тишина. Анжольрас быстро оправился от мимолетного шока и теперь, казалось, мысленно вспарывал мужчине живот, настолько острым стал его взгляд. Грантер в свою очередь только развязно оперся на стол, глядя прямо в непроницаемое лицо юноши. Он знал, что был прав, и знал, что этим может вывести Анжольраса из себя, но ему было ужасно любопытно, чем сможет ответить Анжольрас, особенно когда понимает, что перед ним стоит вероятная любовь его жизни. Как оказалось, Анжольрас не замолкал надолго:—?Это именно та причина, по которой мы ничего не предпринимаем сейчас, Грантер,?— его тон стал ледяным. —?Бедняки становятся бедняками не от того, что не хотят работать, а от того, что у них нет даже возможности заработать себе на пропитание. Ты хоть знаешь, сколько гаменов бродит по Парижу только потому, что их родители либо выбросили их из-за отсутствия еды, либо мертвы по этой же причине?—?О да, я знаю,?— на удивление спокойно парировал Грантер. —?Знаю, потому что с некоторыми мы вместе обедаем. Скажешь, что у них нет денег, и будешь прав, но ты представить себе не можешь, как они радуются валяющимся монеткам прямо у их ног! Гамены могут послужить тебе поддержкой, но возьмешь ли ты на баррикады детей? А они дети, Анжольрас. Половина таких детей умирает еще до того, как им исполнится хотя бы пятнадцать лет от роду, вторая половина рискует стать такими же, как одна известная на весь Париж шайка, знаешь ее? Монпарнаса знают все, так вот, думаешь, ему нравилось быть гаменом? Никому не нравится жить в нищете, Анжольрас, но не все могут с этим справиться. Те, кому тяжело, воруют, их наказывают, они умирают на каторге. Те, кому везет немного больше, воруют и остаются незамеченными, живут на две недели дольше и умирают. Вот что происходит, и все это видят. Я вижу, ты видишь, твой излюбленный Ламарк видит, видит и Луи-Филипп. И мне жаль, но ты забываешь, что на твоей стороне только студенты с благими намерениями, а на стороне короля?— батальоны до зубов вооруженных войск.Грантер говорил размеренно, к концу речи все сильнее горячась, подходя все ближе к ровно стоящему Анжольрасу, и закончил на том, что почти прошипел последние слова ему в лицо. Анжольрас не двинулся ни на дюйм, почти не моргая смотрел прямо в глаза Грантеру, но кровь отлила от его щек, лоб разгладился. Когда побледневшие губы приоткрылись, чтобы набрать воздух для ответного аргумента, не менее сильного, со стороны послышались громкие шаги, ругань, и дверь в комнату с грохотом распахнулась. На пороге, держась за дверной косяк, на нетвердых ногах стояли Эмиль и Берн. Жеан резко выдохнул.