I (1/1)

Есть такие книги, после которых на душе остается смутная тревога. Та самая, из-за которой подскакиваешь в четыре утра с комом в горле и вообще не представляешь, что делать с невыплеснутыми эмоциями. А самое главное?— как их выплескивать? Когда ты не знаешь, хочется тебе плакать или смеяться, задыхаешься от волнения и дрожишь, беспомощно сглатывая слюну.Влад не знал, как именно это работает. Но, открыто говоря, считал, что такой книгой является его жизнь. Когда все на первый взгляд идет гладко, а за следующим поворотом встречается какая-нибудь настолько удивительная ебанина, что и не знаешь толком, как сбросить с себя все это кошмарное напряжение. Он никогда не думал, что в жизни может быть что-то такое, из-за чего он впадет в ступор на пару часов, а потом будет ходить по дому с трясущимися руками. Еще не случалось такого. Да и в принципе никогда не не испытывал столько эмоций разом, которые словно делили его тело, потому что в грудной клетке для всех не оставалось места.Виной тому стала статья с интервью какой-то женщины. Имя ее он не запомнил совсем, как и сайт, на котором была опубликована статья. Только содержание, и то урывками, выцепляя для себя все более-менее важное, хотя и сам не понимал, по какой системе его мозг решил заработать.Бездомные дети. Инвалиды. Брошенные. Единственный набор слов, которые мужчина был в состоянии удерживать в своей голове. Приют. Реабилитация. Какого черта вообще происходит?Никогда Влад не ощущал себя таким разбитым, жалким, словно выпотрошенным изнутри или завязанным узлом. Ранее он не замечал в себе настолько сильных приступов альтруизма. Одно дело было, когда какие-то бездомные коты мерзли на улице. Купить им пожрать было легко, а тут?— дети. Хотя, не дети уже даже, но еще несовершеннолетние, травмированные, как было сказано в статье, от которых отказались родители. А приют отправил их в свободное плавание и закрылся.К пяти утра он читал газеты, едва ли не под лупой разглядывая записи о страшных происшествиях в приюте на холме. Более свежие говорили о недавнем выпуске, говорили о том, что за ночь до него несколько детей?— точное количество нигде не уточнялось?— просто сбежали, еще какая-то группа устроила коллективное отравление, вследствие чего теперь в больницах лежали тела. Детьми их уже побоялись называть. Вроде и дышали, а вроде и нет, но не умирали и не гнили, нагоняя панику на всех окрестных жителей. Остальных забрали родители. А вот эти вот остались. Их просто было некому забирать, заботиться о них было некому, а скоро и реабилитационные центры перестанут принимать, отпустят?— ведь уже есть восемнадцать. И куда их? Не слабоумных, но травмированных, тех, кто даже не мог учиться по программе. Странных. Искалеченных.Почему он решил поехать туда, Влад не знал. Видимо, что-то внутри отчаянно хотело посмотреть на тех самых искалеченных и травмированных детей. Детей, с которыми не справлялись медсестры и психологи, которые писали и рисовали на стенах всем, что находилось под рукой. Которые говорили странные вещи, терялись в коридорах и вызывали то жалость, то отвращение, а то и вовсе какое-то мазохистическое желание подойти ближе и потрогать их, как неизвестных зверушек. Рядом с ними создавалось ощущение, что ты сходишь с ума.На заполнение всех бумаг ушли минуты, словно только его они и ждали. Еще бы. Нуждающихся в помощи не убывало, на всех не хватало места и даже питания, поэтому сбросить с себя хоть один лишний рот они были очень рады.Шестнадцать лет. Колясник. После попадания сюда так ни с кем и не заговорил. Или просто его никто не слышал. И на кой черт ему вообще лишние проблемы? Влад решил не думать об этом и просто порадоваться, что он живет на первом этаже. А ведь он ни разу не был психологом, не общался с такими детьми, не сталкивался так близко. А тут?— вот оно. Сидит. Смотрит на него так, как будто и вовсе не видит. Глаза голубые сканируют его и застывают где-то на уровне шеи, пока Владу не приходится развернуться, чтобы наконец увезти мальца с собой. Два года. Заботиться об инвалиде и адаптировать его к жизни в социуме. Или хотя бы попытаться.Нет, Влад определенно себя ненавидит.