Глава 21. Решение. (1/1)
Я метался по улицам, гонимый бедой.
Г. Гессе. Степной волк.
Неужели и с Рицкой Соби ждет такая же история? Почему в его жизни хорошие моменты коротки и преходящи, плохие же длинны и всеобъемлющи? Соби отчаянно жаждал найти ответ, но ответ ему не давался. Говорят, судьбу определяет Имя (рассуждения Соби строятся вокруг фразы из манги "Имя - это сущность и судьба". - прим. авт.). Но у него нет своего Имени – значит, нет и судьбы? Получается, он не властен над собой? Его судьбой распоряжаются исключительно другие? Наверное, так. И ничего не попишешь. А имена братьев Аояги, видно, тоже не в состоянии изменить его жизнь к лучшему, склонить чашу ее весов в счастливую сторону, хотя, откровенно говоря, Имя Рицки подходило Соби настолько, насколько вообще различные сущности могут подходить друг другу. Пока Соби принадлежал Сеймею, он, сам не понимая происходящего, изнывал от чуждости Имени Beloved, и расставание с ним прошло гораздо легче, чем можно было ожидать; потому и кровь в месте срезанной кожи остановилась почти сразу. Имя же Loveless Соби, вернее, его внутренняя сокровенная суть, принял с радостной готовностью и безоговорочно, не сопротивляясь. Следы от ножа Рицки затянулись быстро и легко и шрамы, несмотря на неумелое исполнение, не выглядели уродливо. Боец даже не всегда считал нужным скрывать их. Кровь же из шрамов пошла всего раз, тогда, во время авторежима, чего можно не брать в расчет. Итак, Имя Рицки в качестве кусочка сущности прекрасно подходило Соби, но в качестве судьбы, которую, предположительно, Боец разделит со своей Жертвой, оно выходило не слишком удачным. Вернее, сам Рицка не желал видеть Соби рядом с собой на своем жизненном пути. Значит, искусственная судьба, диктуемая Именем Жертвы, не в силах изменить естественную, назначенную при рождении? Или это из-за того, что он Боец? Ведь Бойцы не вольны в себе, за них решают Жертвы, и дело не в судьбе, а в его предназначении Бойца? Короче, Соби окончательно запутался.
Времени на философские размышления у него сейчас появилось предостаточно, ведь тренировки Кио и Рицки так и проходили без него, его больше не приглашали. Теорию Нелюбимые, в общем-то, усвоили, дело оставалось за самым главным – практикой. Соби жгуче хотелось участвовать в их занятиях, а потом обсуждать результаты, хмуриться над ними и смеяться забавным моментам, огорчаться неудачам и радоваться достижениям, пусть даже маленьким, но он был теперь чужим для природных Нелюбимых, поэтому только слушал их разговоры, если ничего не отвлекало, и не вмешивался, чем сильно удивлял Рицку.
Сам Рицка замечал странности в поведении Бойца и даже предполагал их причину, но пребывал в уверенности, что все страдания Соби нестоят и выеденного яйца. Позвали его с собой, не позвали – какая разница?! Взял и сам пошел, ведь не прогонят же они его; только обрадуются! А если не пошел, то, наверно, не хочет, занят, словом, есть причины. Рицка, в силу своей природы Жертвы, Бойца понять не мог, слишком все-таки принципиальной являлась их непохожесть. Соби, при поразительном прогрессе в своем поведении, никогда не смог бы вести себя так, как хотел от него Рицка, поскольку Жертва для Бойца подобна высшему существу, она – самое драгоценное в его жизни, ее распоряжения, ее внимание требуются им словно воздух, а без воздуха люди умирают! И сейчас Соби до ужаса нужны были команды и расположение Рицки, только он злостно пренебрегал своими обязанностями Жертвы по отношению к Соби. Рицка думал по-другому: свобода воли – это ведь такое огромное благо! И пусть Соби сам выбирает, что ему больше хочется и нравится. Здесь их непонимание становилось фатальным. Казалось бы, Рицка Бойца не обижает, не наказывает по поводу и без, не прогоняет, позволяет самому принимать решения - чем тому плохо? С Кио у них все по-другому, тому не требуется постоянный контроль, во всяком случае, вне Системы. Но Кио просто не столь давно осознал себя Бойцом, у него эта потребность еще не развилась в полной мере, а Соби невнимание Рицки расценивал как пренебрежение, расстраивался и обижался, считая себя ненужным. И, положа руку на сердце, так оно и было. Он даже стал не то что больше не нужен Рицке, просто тот сейчас гораздо сильнее интересовался Кио. А Соби? А он пусть сам как-нибудь, не маленький уже... И любовь его к Соби померкла, спряталась, стала почти незаметной.
Словом, Соби все чаще оставался один, и его мрачные размышления приводили к пугающим выводам. Внезапно сама концепция Бойца, то есть обязательная необходимость кого-то принадлежать и невозможность жить без подчинения, стала тяжела ему. Он вспоминал момент на кладбище, когда Сеймей явился за ним. Тогда Рицка сказал: «Хоть раз выбери сам!» Но он не просто сказал, он приказал, сам того не осознавая. Подумать только, ему посредством приказа предлагали выбрать, кому он хочет подчиняться больше! Стоило Соби проникнуться абсурдностью ситуации, и его тут же разобрал нездоровый смех. И он не хотел больше принадлежать! Никому, даже Рицке. Соби будто внезапно превратился из Бойца в обычного человека и теперь смотрел на себя со стороны. Хватит; с него довольно приказов, зависимости, чужих Имен и прочих прелестей! Взгляд на себя со стороны поставил его перед неприятным вопросом. «В КОГО меня превратили? – ужасался Соби, и сердце его сжималось в невыразимой тоске. – Почему я ПОЗВОЛИЛ сделать с собой такое?!» Бойцу стало казаться, что он вот-вот лишится рассудка. В нем свирепствовала непримиримая борьба желания принадлежать и подчиняться, его сути Бойца, и распрямившейся в полный рост гордости. Примерно равные по силе, они сражались насмерть, сцепившись намертво, а Соби понимал: когда одна из сторон победит, от него самого, от его разума и чувств мало что останется. Душа Соби тоже будто обезумела, она отчаянно билась в оболочке тела, словно птица о прутья ненавистной надоевшей клетки, желая наконец расправить сложенные доселе крылья и вырваться на свободу, к новой жизни, прочь от приказов и притеснений, терзающих и уродующих ее. Она билась, не щадя себя, и разбивалась в кровь, обессилено падая вниз, но тут же с упорством обреченного продолжала снова. Связь Соби с Рицкой стала слабеть, Боец чувствовал зарождающийся холодный ветер, готовый унести его-бабочку со столь надежного убежища – ладони Рицки. Голова Бойца шла кругом, внутренние конфликты не оставляли его в покое ни на миг, он совсем перестал спать, а его стеклянные немигающие глаза и отсутствующий взгляд пугали собеседников. Вот только Рицка не замечал ничего. В голове Бойца, не прекращая, стучал огромный тяжеленный молот, будто изнутри дробя череп на мелкие кусочки, и стук его отдавался в висках бешеной пульсацией, а сердце обернулось сгустком жесточайшей неутолимой боли, пронизывавшей тело будто мощными электрическими разрядами, которые бросали бедного Соби то в холод, то в жар. Боец больше всего на свете желал прекратить происходящее, избавиться от него, но не знал, как это сделать, а градус ощущений нарастал с каждым мгновением, процессы внутри него прекращаться не собирались. Зато поблизости замаячила нешуточная перспектива палаты в психиатрической лечебнице. Конечно, жизнь Соби складывалось удачно далеко не всегда, и сумасшедший дом явился бы венцом ее нескладности, но такого поворота событий он допускать не собирался.
Одно время он ждал: ему поможет любовь, которую он испытывает к Рицке. Но и она была бессильна здесь, ее роскошный цветок будто поблек и печально опустил лепестки; любовь незаметно отодвинулась на задний план, ее голос почти умолк в сердце Бойца.
И Соби, не находя иного выхода, решил покончить с собой.