карма. (BP. Джису!Дженни) (1/1)
Улыбка дьявола в женских глазах.Когда на Сеул надвигается ночь, пряча за черными облаками алый рассвет, Джису перебирает пальцами на мыслимой клавиатуре, её колыбельная Моцарт, её покой адажио, до кровавых разводов на белой пелене клавиш.Её проклятье — в блеклом свете ночника, сидит на краешке дивана, болтает в воздухе ногой в такт музыке, плетёт косы на голове Ким Джису.— Ты весь мой мир Джису, — и опускает ледяные руки на еле бьющуюся на шее Ким вену. — я твой ад.Целует, как кому-то покажется — нежно, прикусывает и Джису кричит словно разбившаяся о скалы чайка, пока не просыпается в холодном поту.Ей холодно всегда, до горячих слез по ледяному лицу, за окном жара, на окне мошкара, мир вокруг существует и развивается, вяжет гирлянды судеб, циклы смертей, жизнь жвачка баблгамм — бум, сладко, липко, слишком приторно — вранье.Джису плачет строчками, запятыми молчит, сворачивается в клубок сомнений, снова и снова спрашивает: когда все пошло не так?Ей больше не пятнадцать, туманы сгущаются, сама с собой Джису больше не справляется, окружающие насмехаются, прячут глаза и скрываются в своих ракушках. Никому чужие проблемы не нужны.Блистер от таблеток, переливается, молчит, хранит секреты, тень в углу, пугает пауков, плетёт свою паутину, смеется, разливается.Иногда Джису очень хочет умереть.В ней солнце гаснет, также быстро, как перегорают истратившие свой срок лампочки. Небо закрывает фиолетовое зарево и это всё, что помнит Джису о том мире, где прозаично, но трава была зеленой.Дженни, так Джису зовёт её в своей голове — химическое оружие, опасное, смертоносное. Джису смотрит и шипит от боли, от неё невыносимо, настолько, что на тонкой коже выступают багровые ожоги.Джису спрашивает:- куда ты пропадаешь днём? Зачем я жду тебя? Это что, моя карма?Дженни умеет лишь смеяться. - Всё может быть. может может может кармаЗемля для Джису погружается в бесконечный мрак и никто с этим ничего не может сделать, всё очень просто, она устала, потрепалась и замкнулась.Во тьме светло, если привыкнуть, к тому, что в глаза въедаются липкие нити холода, боли и всепоглощающей пустоты.И всё, что она видит в этой кромешной, давно привычной тьме, волосы цвета давно забытого огня.Джису на секунду хочется дернуть маму за юбку и спросить:— Правда, это похоже на пламя?Но нет ни мамы, ни той маленькой Джису, есть только тьма, эфемерные волосы и пол бутылки текилы на столе.Однажды в Джису всё умирает.Рвота вязкими алыми лепестками сыпется на землю и прорастает редкой травой, оторви и брось.Цветы вянут и оставляют коллоидные рубцы на руках, стянутая кожа ухмыляется, шепчет: никому твоя любовь не нужна.Во тьме нет места любви и состраданию.- Ты играешь со мной? Все играют вдвоём, ты сама.ветер меняет направление, Джису ответы не нужны.сама сама самаОна — абстрактная субстанция, осколки льда на дне самого терпкого коктейля, арктический холод. От неё смрадит, мускусом, ладаном, телом и Господи спаси и сохрани. Только Джису вроде как атеист, боги мертвы, сожгите и меня.Банг-бангОт "Дженни" кровь в жилах стынет и Джису обжигается до равных волдырей, каждый раз прикасаясь снова и снова, шепчет: почему я?Так надоУ "Дженни" нет личного имени, номера и привязанностей. Восковая безукоризненная фигура по золотому сечению Леонардо, искусанные в кровь ладони, габитус хищника и дырки вместо агатовых глаз, всё просто и у Джису трипофобия.Исчадие ада.Она неизбежно приходит когда хочет, ледяной поступью плывет по паркету и стены в квартире покрываются льдом, волнует ветер, заставляет воду танцевать канкан по водосточным трубам. Не целует - пытает. Взрывает галактики и весь мир превращается в полыхающие огни Помпей.в безмерную головную больОна говорит: посмотри вокруг, лес полон мертвецов, тянет за собой, кутает, баюкает и Джису тонет в сточных водах Нила. Позволяет себя любить, обожать — уничтожать— ты же меня не любишь— нет— зачем?— твой лес полон мертвецовКак-то Джису протягивает руки к спасению, стены разбивает смех.Цветы не распустившись вянут.