82. Новые понимания (1/2)

Когда Бакуго, резко проснувшись от беспокойного сна и потихоньку выбравшись из теплых объятий Эйджиро, доплыл до гостиной, дедушки в ней уже не было. Зато была тихо плачущая мать, сжимающая рукой подвеску, вокруг которой крутились оба скатика, безуспешно пытаясь ее успокоить.

— Ма, ну ты чего? — Бакуго мгновенно переместился к ней на диван и крепко обнял. — Кто же начинает утро со слез?

— Например, я, — шмыгнула носом мать. — Имею же я право поплакать наедине сама с собой?

— Имеешь, — Бакуго отодвинулся и внимательно посмотрел на нее. — Мне тебя оставить?

— Раз уж застукал, то теперь сиди уже, — Бакуго снова её обнял, погладил по спине щупальцами и глянул на скатиков.

Те, будто почувствовав, что их посильное участие пока не требуется, перестали кружить вокруг, приземлились на стулья и затихли, издали наблюдая за развитием событий.

Через какое-то время мать высвободилась из его объятий, улыбнулась и погладила по непослушным волосам.

— Спасибо, Кацуки.

— Да не за что, ма.

— А ты сам не хочешь поплакать?

— Неа, — мотнул головой Бакуго. — Похоже, ты за нас обоих по дедушке поплакала.

— Хоть какая-то с меня польза…

— Эй, я не понял… Что за уничижительный комментарий ни с того ни с сего?! — шикнул он. — Ма, если ты нарываешься на комплимент, то так и скажи.

— Не на комплимент я нарываюсь, Кацуки. Не по себе мне со вчера. И не только из-за возвращения отца, как сам понимаешь…

— Тогда зачем сама завела разговор, после которого самой не по себе?

— На эмоциях вырвалось… — потупилась мать. — Я просто волнуюсь о будущем, Кацуки.

— Я понимаю, что у тебя гормоны с эмоциями шалят и все такое, но в этот раз, ма, ты реально перегнула палку.

— Вы из-за меня поссорились с Эйджиро?! — ужаснулась она.

— Нет, мы не поссорились, ма, но разговор был достаточно тяжёлым, — немного сгустил краски Бакуго для пущего эффекта. — Ты думаешь почему я так рано подорвался?

— Кошмары? — осторожно предположила мать.

— Да, они самые…

— Кацуки, мне так жаль…

— Ма, если тебе жаль, то, пожалуйста, послушай, что я тебе скажу. Потом можешь контраргументировать, обматерить, наорать, но сначала выслушай.

— Хорошо, Кацуки.

— Ма, нам с тобой надо жёстко перевоспитываться, и я не шучу. Что у тебя, что у меня есть одна общая черта, от которой надо как можно быстрее избавляться. Догадываешься, что это?

Мать отрицательно помотала головой.

— Ясно, тогда я тебе о ней скажу, — хмыкнул Бакуго, выдержал небольшую паузу и припечатал одной фразой: — Мы с тобой привыкли считать, что знаем как лучше для других, а это совершенно не так…

Мать непроизвольно вздрогнула после его слов и словно застыла, ошарашенно смотря на него широко распахнутыми глазами.

— Да, ма, такова жестокая правда, которую я понял вчера, благодаря Одеялку, — горько усмехнулся Бакуго. — Из самых лучших побуждений мы причиняем боль дорогим нам людям, сами того не замечая. И что отец, что Эйджиро, да даже Одеялко, расстраиваются, когда мы оба так себя ведём — не спрашиваем, не интересуемся, не советуемся с ними, а просто «причиняем добро». Потому, что «кто как не мы знаем, что для них лучше»…

— Кхах… — мать аж воздухом поперхнулась. — Неужели все настолько плохо?

Бакуго скривился.

— Все даже хуже, чем ты можешь себе представить. Мы с тобой настолько погрязли в этой манипуляции, что давно уже стали считать ее нормой и абсолютно перестали считаться с чувствами наших близких. Мы просто что-то сами по себе решаем, делаем и ставим их перед фактом: вот вам приятный сюрприз или решение проблемы, о которых вы нас не просили, но мы все равно сделали… а теперь хлопайте нам в ладоши и громко кричите «спасибо».

— Пиз… дец… — по слогам выдохнула мать и схватила его за предплечья похолодевшими пальцами. — Кацуки, раз ты это понял, поможешь мне перевоспитаться? Пожалуйста! Может, заклинание какое-нибудь используй, а?

— Ма, это уже получится не перевоспитание, а дрессировка, — цыкнул на нее Бакуго. — Нам надо менять образ мышления, понимаешь? Надо больше интересоваться чего хотят другие, обсуждать, прислушиваться и находить компромиссы.

— Вроде понимаю… Но как снова не соскользнуть в эту манипуляцию, с которой прожил столько лет?

— Попросить, например, помощи? — внезапно раздался голос отца, а потом и он сам заплыл в гостиную, смущённо почесывая затылок. — Я очень извиняюсь, что невольно подслушал… Просто проснулся, Мицуки рядом нет и я забеспокоился — вдруг ей плохо с утра или ещё чего, а тут вы разговариваете на такую тему.

— И ты не удержался, да? — понимающе хмыкнул Бакуго. — Но это хорошо, что ты слышал о чем мы говорили, и по второму кругу объяснять не надо.

— Масару, ты поможешь мне, правда? — в глазах матери блеснули слезы.

— Конечно помогу, Мицуки, — отец подплыл к дивану и сел с ней рядом.

Мать сразу же кинулась ему на шею, всхлипывая и прося прощения, что была такой ужасной. Отец крепко ее обнял и начал успокаивать: все в своей жизни бывает ведут себя ужасно или совершают ошибки, но измениться к лучшему никогда не поздно.

— Никаких больше внезапных приятных сюрпризов! — недовольно пробурчала мать ему в плечо.

— А вот это ты зря, Мицуки — тут же поправил ее отец. — Мне нравятся приятные сюрпризы. И Кацуки тебе втолковывал не о том, чтобы не радовать близких, а чтобы радовать их, посоветовавшись. Всегда же можно спросить чего хочется или нравится, а потом неожиданно этим порадовать, и все счастливы. Давай, спроси меня.

— Ладно. Чего бы тебе хотелось, Масару?

— Прогулки с тобой под луной. Чудовищно хочется романтики.

— Кстати, во дворце есть прекрасный сад, — тихо подсказал Бакуго. — А ещё конфеты можно есть, целуясь.

— Это как? — вмиг заинтересовалась мать.

— Каждый берет по разному леденцу, а потом, во время поцелуя, меняетесь ими, — хитро улыбнулся он и подмигнул отцу. — Попробуйте.

— Масару, я хочу леденцы и прогулку! — заулыбалась мать. — Организуем?

— Конечно, дорогая, — отец тепло ей улыбнулся, ласково вытирая щеки. — Вот видишь, все у тебя получилось, стоило только попробовать.