Эй, Ками, ты здесь? Это я, Учиха Итачи. (1/2)

Часть 3.Музыка для настроения (храни, Господи, этих ребят ?):

Би2 "Вечная Призрачная Встречная"Океан Эльзы "Холодно"Смысловые галлюцинации "Больше, чем жизнь".***"... Я люблю тебя потому, что ты мой.

Я люблю тебя потому, что ты нуждаешься в любви.

Я люблю тебя потому, что, когда ты смотришь на меня,

я ощущаю себя героем - так было всегда.

Я люблю тебя потому, что, прикасаясь к тебе,

чувствую себя самым мужественным из мужчин".(с)О чём, раздери меня на части, я только думал, оставаясь наедине с человеком, которого люблю и желаю до кромешного помешательства, но никогда не смогу сделать своим?

Кого я обманываю? Сколько к совести ни взывай, болезненное напряжение в паху, наждачная сухость во рту и бесчисленные попытки сглотнуть вязкую слюну выдают истинное моё состояние. Похотливый, кровожадный монстр, заткнувший было глотку на время, проведённое в дороге, вновь заинтересованно поднял голову и глумливо щурится, как нельзя лучше демонстрируя, насколько я переоценил свои возможности.

Немного сложнее? Немного, да?

Ты не в себе, Итачи, ты серьёзно болен.Это как угодно, но не "немного". Это наваждение, навязчивая идея, ради претворения в жизнь которой можно с лёгкостью позабыть о чувстве долга и пойти на преступление. От этого нигде не скрыться. От себя не спрятаться, когда все чувства наизнанку. И если это и есть та самая, одна на целую жизнь, любовь, то я проклинаю её так же горячо, как проклинаю в эту минуту самого себя: раздавленного, смятённого, вожделеющего родного младшего брата и находящего это хоть сколько-нибудь допустимым.Итачи, ты спятил бесповоротно.Как иначе, если я с трудом контролирую оголодавшее чудовище внутри, царапающее стенки своей темницы бритвенно-острыми когтями, но не прекращаю самоубийственных попыток подразнить его сквозь прутья металлической клетки. Один шаг, одно неверное слово, лёгкое колебание воздуха у замка затхлой конуры, и оно выберется на свободу, угрожая моему здравому смыслу и безопасности Саске.Дважды спятил, дважды проклят.Жалкое же "немного", за которое я пытаюсь ухватиться, всего лишь набор графических символов на калёном докрасна листе моего неистовствующего сознания. Он бессилен передать весь спектр творящейся катастрофы и точно не имеет ничего общего с тем, что я активно схожу с ума в режиме реального времени и представляю смертельную угрозу для самого дорогого человека. По крайней мере, на многочисленные "почему" он не ответит наверняка.Знать бы одно: почему он, ками? Он ведь брат. Маленький брат, неразумный брат. Любимый. Тот, кого я должен осторожно, ненавязчиво наставлять, поддерживать, ограждать от всего дурного. Защищать. От кого, выходит, от себя защищать? От себя - прежде всего? Злая, очень злая шутка.В таком случае зачем он вообще со мной случился?.. Я бы смог, я бы с радостью обошёлся без этих чувств. Да кому они нужны! Лучше никогда не знать любви, чем холодеть от ужаса, представляя, что потеряешь, утратишь сокровенное навсегда, без права на возврат и милосердие. Или того хуже: отнимут другие, замарают, опорочат, скомкают своими чужими грубыми, безобразными пальцами, и всё, что останется - боль потери и одиночество. Не жизнь - нестерпимо жалящая, обдающая могильным холодом череда сменяющихся мест и лиц, бессмысленное влачение бытия в никуда, отсчёт оставшихся до смерти часов, мольба о её приближении.

Потому что больше никогда ничего подобного не повторится. Я не допущу. Больше никогда никому не позволю лишать меня рассудка одним фактом своего существования.

Только ты, мой, только мой Саске.

И наплевать, насколько нелепо и вздорно это "никогда" даже в моих собственных глазах.Неважно. Ты, моё единственное сокровище, твоё присутствие рядом, ласковые взгляды украдкой, негромкий голос и мягкая улыбка, тепло, исходящее от твоего тела, ещё по-юношески угловатого, но такого соблазнительного в каждом изгибе, тихое сонное дыхание, доносящееся каждую ночь с соседней кровати, - всё это невозможно усложняет, запутывает, усугубляет моё положение. Но поверь, несмотря ни на что, я предпочту и дальше сгорать от порочной и неправильной любви, готов снова и снова содрогаться от отчаяния и стыда, любить молча, притворяться, делая вид, что едва замечаю тебя, тысячу раз готов - лишь бы не терять веры, что ты не оставишь меня, когда - "когда", а не "если" - уродливая, отвратительная правда об этих чувствах однажды настигнет тебя.

Пока же мне удаётся сохранить происходящее в секрете, бережно запечатлевать в сердце редкие бесценные моменты вдвоём. Как сейчас, например, когда ты изящным жестом смахиваешь с глаз непослушную смоляную прядь, заправляешь за ухо, явно чувствуя себя неуютно под моим пристальным взглядом, и неловко скидываешь с плеча и отбрасываешь в сторону тяжёлый рюкзак.

Звук, с которым мокрая грубая материя встречается с полом, отрывает меня от жадного поедания тебя глазами. Про себя искренне благодарю за возможность переключиться и отворачиваюсь, чтобы поспешно перевести дух. Даже смешно, как мало мне надо: краткий миг избавления от многодневной муки - уже почти наслаждение.

Медленно вдыхаю и выдыхаю, сминаю в руке край кожаного ворота, расстёгиваю молнию, избавляясь от ощущения удушья, словно это он виноват в недостатке кислорода, а не натянутые до предела нервы и лихорадочно отбивающее нестройный ритм сердце. Прикладываю к груди сжатую в кулак руку и жмурюсь.Успокоиться, нужно успокоиться, давай же, просто успокойся уже, ну!..

Как будто это может быть просто.

До сих пор в голове не укладывается, как логически совместить, что ты и основной раздражитель, на который моё восприятие нацелено и остро реагирует, и главное отвлекающее средство в моменты вспышек агрессии, беспокойства или ревности. Я сам не вполне понимаю, почему ты так действуешь на меня, но, единожды запущенный, этот сложный механизм продолжает исправно работать, ни на миг не замедляя движения вперёд.

Замираю с закрытыми глазами, слепо вслушиваюсь в частое стеснённое дыхание за спиной, которое, наконец, возвращает к проблемам насущней собственного прогрессирующего безумия и напоминает, что совсем недавно тебе пришлось пережить по вине троих ничтожеств. Нужно немедленно отправить тебя переодеваться, уложить в кровать, заставить принять болеутоляющее - заметил, как ты схватился за бок и поморщился, выходя из машины, - и напоить горячим чаем.- Идём в комнату. Снимешь мокрую одежду и наденешь что-нибудь потеплее, иначе до завтра сляжешь с воспалением, - так ни разу и не обернувшись, бросаю через плечо будничным тоном, стаскиваю обувь и первым выхожу их прихожей.

Каких усилий мне стоит сейчас такая безделица, как банальная реплика, тебе лучше не знать.- Хорошо, - отвечаешь тихо и послушно следуешь за мной, прихватив мокрый рюкзак.Зачем-то проводив до дверей нашей комнаты и убедив разошедшуюся паранойю, что там тебе точно ничего не угрожает, скидываю куртку и направляюсь на кухню, чтобы включить плиту и заварить чай.

Вода гулко шумит в кулере, наполняя небольшой чайник из нержавеющей стали. Отбрасываю волосы из растрепавшегося от ветра и влажности хвоста за спину, усмехаюсь. Маленькая слабость, известная только родным. Никогда не терпел электрические чайники и вкус вскипячённой в них воды, горчащей и отдающей послевкусием не то жжённой синтетики, не то накипи. Сам не выношу - и тебя, судя по всему, приучил. Не бог весть какой повод для гордости, понимаю, но тем не менее сердце сладко сжимается, когда думаю, что ты перенимаешь мои привычки и предпочтения, следуешь им даже в таких мелочах.

Достаю заварник, упаковку крупнолистового зелёного чая и жду того момента, когда привычные действия постепенно расколят токсичную корку из злости, волнения и возбуждения, покрывшую меня расплавленной, шипящей магмой с головы до ног. Сглатываю, скрещиваю руки в закрытом жесте, стискиваю их на груди так сильно, словно стараюсь удержать знакомое животное нечто, рвущееся изнутри, и неотрывно наблюдаю, как пляшут на фигурных гранях газовой конфорки голубоватые языки пламени, поэтому пропускаю, когда ты неслышно входишь и приближаешься ко мне. Но уже через мгновение твоё присутствие мягким теплом обволакивает со всех сторон: обнимаешь меня со спины, льнёшь всем телом, утыкаешься лбом между лопаток, сцепляя руки в замок поверх моих. Такой искренний, уютный, по-детски непосредственный жест, полный надежды, доверия, ласки. Я не смею не принять его, не сейчас.

Позволяю себе эту маленькую слабость. Замираю, чуть откинув голову, полуприкрыв глаза, наслаждаюсь близостью любимого. Всего минуту, несколько десятков секунд, ками, я имею на них право, мироздание задолжало мне...

О большем я сам боюсь просить.Тихий плеск закипающей воды становится хорошим предлогом для того, чтобы осторожно, но настойчиво развести обнимающие меня тонкие кисти рук. Добровольно покидаю самое желанное убежище, куда мне входа нет и быть не может, пока я - только брат, мой личный рай - твои объятия. Клянусь, если бы мог выбирать, умер на этих руках, умер бы за сами эти руки, за худенькие, хрупкие плечи, острые локти с выступающими у основания косточками, за узкие прохладные ладони, всегда пахнущие чем-то сладким, и длинные музыкальные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями. Горько улыбаюсь своим мыслям и подавляю желание прямо сейчас склониться перед тобой в позе полного подчинения и прижаться губами к бледной коже на запястье, там, где хорошо различимы голубоватые венки, чтобы покрывать быстрыми жадными поцелуями, согревать дыханием... выцеловать на этой нежной коже признание. Отдать тебе всего себя - то, о чём я запрещаю себе даже мечтать.Обиженно сопишь, когда всё-таки отстраняюсь, вымученно улыбнувшись, но не сопротивляешься.- Возвращайся в комнату, я принесу поесть туда, - голос заметно подрагивает; с этим надо что-то делать, обычное объятие не должно так сильно выбивать меня из реальности.- Я не голоден, - отвечаешь ещё тише, почти шёпотом, предпринимаешь новую попытку обнять меня и прижаться, которую я аккуратно пресекаю, отходя в сторону за сахарницей.- Хорошо, но чаю выпьешь. Ты долго пробыл в мокрой одежде, перенервничал. Можешь серьёзно заболеть. Возвращайся в кровать.- Мне не холодно, - прячешь глаза, нервно переминаясь с ноги на ногу. Зная, как тебя смущает моё поведение, как сбивают с толку неожиданные окрики и всполохи бесконтрольной ярости после долгих часов молчания и невнимания, вспоминая то, что я чуть не сотворил недавно в школьной уборной у тебя на глазах, ничего удивительного в этом не нахожу. Ты не понимаешь резких перепадов в настроении твоего странного старшего брата, поэтому чувствуешь себя неуютно и неловко. Я тебя пугаю.

Знал бы ты, как сильно нии-сан презирает себя за это. Как страстно хочет перестать мучить нас обоих, но ничего не может исправить, боясь навредить, нарушить шаткое равновесие.- Сейчас не время геройствовать, Саске. Я тоже скоро буду, не упрямься, иди, - плохо, кажется, опять начинаю терять терпение. Ярость на малолетних мерзавцев не притупилась до конца, никуда не ушла, меня по-прежнему колотит от одних только воспоминаний о тебе, зажатом в грязном тёмном углу, плачущем, напуганном, беззащитном... принадлежащем мне.

Они посягнули на моё и должны были за это умереть. Сжимаю зубы и проглатываю грязные ругательства вперемешку с рычанием. Ублюдки. Убил бы, шкуру спустил, если бы не ты.