Глава 3 (1/1)

Час за часом шли бои. День за днем тянулась война. Неделя за неделей пролетала жизнь.

Вот и исполнилось Соколовой восемнадцать. Ну, а толку? Стала на год взрослее, умнее, и третье, и десятое. Подумаешь!

Этот день рождения не лихо и отмечать хотелось. Из родни никого,из близких – никого, не шибко разгонишься в компании одной подруги. А раньше-то как было… Загляденье! Умиленье! Тут дядя Сережа с теткой придут, там дед Макар на баяне песню якусь затянет…Но, правда, в последние лет пять, дед Макар на Юлькином дне рождения не появлялся – семья приобрела патефон, и все песни играл теперь он.Восемнадцать лет! Да Маришка Голубева, которая в деревне живет, три года назад, в восемнадцать лет замуж выскочила. Девушку Юлька с Лесей знали прекрасно. Особенно Леська – сестра родная, как ни как. Она же Голубевой потом стала, а была-то Нечепуренко. Эх, жизнь, жизнь… И не знаешь, что она тебе завтра выкинет…Сводки Совинформбюро становились с каждым днем все мрачнее и мрачнее. Немцы продвигались все дальше по Советскому Союзу. Война приобретала не мыслимые масштабы…Смотри, - и завтра могут напасть на городок, в котором проживали Юлька, Леська…Спустя недели две после своего дня рождения, Соколова работать пошла медсестрой в местную больницу. А что, она как раз после школы и собиралась врачом стать, если бы не война проклятая…Больница сейчас выглядела иначе. Нет,интерьер здания не поменялся. Больных оспой, скарлатиной и другими болезнями здесь не было. Все палаты, да и не только палаты, а и коридоры, были заставлены койками с ранеными. Больница была переименована в Военный Госпиталь. Юлька перевязывала раны, поддерживала моральный дух солдат песнями, стихами, которые девушка знала еще со школьной скамьи.Хоть бы, какой противной, иногда не приятной эта была работа, девчушке она нравилась. Все-таки среди людей. Да и новости с фронта, Юля узнавала именно от солдат.Неделя за неделей шла жизнь. В середине сентября население начали эвакуировать. Леся Нечепуренко звала лучшую подругу покинуть этот город, но Соколова отказалась. Точка, или многоточие? Юлька осталась одна. Опять.Надо было перевести солдат в безопасное место. Тяжело раненных бойцов отвозили на машинах в Москву – туда немец еще не успел добраться. Соколова, с новой знакомой Шурочкой Нестеровой – девушкой двадцати лет, с черными, как смоль, волосами, взялись сопровождать восьмерых бойцов. Но не повезло девушкам доставить всех солдат живыми: при переходе через поле за деревушкой, их приметил вражеский самолет и открыл огонь. Из десятерых человек – восьмерых парней и двух девушек – осталось всего четверо. Юлька Соколова, Шурочка, и два бойца:один – тяжелораненый, пуля ему попала чуть ниже груди – знакомый Юлии со школы Витя Мельников, тот, который себе три года приписал, и второй – мужчина средних лет – майор Буганко. Михаил Георгиевич- так звали майора – помогал девчатам тащить раненного Витьку.

- Юль, - тихо позвал мальчишка знакомую, - а я жить буду? – произнес он со слезами и страхом в глазах.- Конечно, будешь, - заверила Соколова, прижимая рану. – Мы с тобой в футбол еще играть будем. Мы же должны отыграться? – произнесла она с улыбкой, чтобы успокоить товарища. – Только, Вить, терпи. И силы экономь, - паренек кивнул.Четверка двинулась дальше. Каждый метр дороги давался Мельникову тяжело. Хоть парнишка и не шел, но рана давала о себе знать. Через пару шагов Юлька заметила- с мальчишкой что-то не то: Витька был белым, как простыня.- Постойте, - сказала девушка впереди идущим Михаилу Георгиевичу и Шурке. – Вить, ты что? – майор тоже подошел к медсестре. Соколова попробовала пульс на шее у парнишки. Того заветного, едва уловимого удара не было. Мельников умер. Умер и, не дожив пары дней до своего шестнадцатилетия. Слезы выступили на глазах у Юльки. Смерть она видела – умирали её родители. Но эта была какая-то другая, непривычная смерть. Человек буквально умер у тебя на руках. Девчушка, всхлипывая, а то уже и рыдая, прижалась к майору, чтобы найти поддержку.Буганко, прижав девушку к себе, погладил её по спине, успокаивая.

- Тише-тише, - все продолжал он гладить Соколову, - успокойся. В первый раз, что ли с таким столкнулась? – Юля, шмыгнув носом, кивнула. – Ну, ничего. У меня тоже, когда лучшего друга здесь, на войне похоронил, истерика была. Терпи, девочка. Жизнь – неприятная, и очень тяжелая штука. Похоронить его надо, - чуть погодя произнес майор, - а то некрасиво как-то… Не по-человечески…

Юлька, все еще шмыгая, освободилась из объятий майора. Вытерев слезы ребром ладошки, она кивнула. Шурочка нашла какой-то осколок от граната, и им начала рыть яму. Соколова с Буганко помогали ей палками и руками. Часа через три работы могила с солдатской пилоткой одиноким горбиком возвышалась в лесу.

- Он же мальчишка еще совсем был, - проговорила Юля, вытирая вновь накатившиеся слезы. – Ему шестнадцать скоро должно было исполниться. Так на фронт рвался, что документы подделал. А мы им, - усмехнулась Соколова сквозь слезы, - матч так и не отыграли.Троица еще немного постояла и двинулась в путь.- Юлия, - вежливо обратился к девушке майор, - а куда мы направляемся?- К тетке моей. Она в деревне живет. От нее до ближайшего города километров пять. Мы Вас, Михаил Георгиевич, до городского госпиталя доставим. А сами, наверное, у тетки поселимся. Шур, ты как думаешь?- Я, может быть, в госпитале останусь, - неуверенно произнесла Нестерова. – Отца я по госпиталям ищу, - опустила девушка глаза.- А чего по госпиталям-то? – осторожно спросила Юля.- Похоронку матери прислали! А я не верю, просто не верю, что он умер! – выплеснулись наружу все переживания девушки. – Вот, хожу по ближайшим госпиталям, ищу его. А потом, наверное, но фронт подамся. Медсестрой тоже, - чуть придя в себя, договорила она.- Извини, - потупила взгляд Соколова.- Сколько нам до деревни еще идти? – задал вопрос майор, дабы отвлечь девушек от неприятной темы.

- Километров двадцать – двадцать пять, - неопределенно ответила Юлька. – Мы с родителями, просто, всегда на поезде ездили, - при воспоминании родителей, глаза девчушки погасли.- Ну, тогда потопали, девчата, - улыбнувшись, проговорил Буганко, и первым зашагал по тропинке. Девушки, усмехнувшись, пошли за ним.

- Теть Поль, теть Поль, открывайте!!! – изо всех сил стучала кулаком по двери Соколова. – Это я – Юлька! Юлька Соколова! Племянница Ваша!Как только Полина Федоровна услыхала, какие люди к ней пришли, то сразу отперла дверь.- Юлена, сколько лет, сколько зим! Вы же ко мне в 36-ом в последний раз приезжали. А потом… Я тебя помню еще тринадцатилетней, а уже вон, невеста прямо… А Никита где? Тоже, небось, уже жених…- На фронт он ушел, - перебила тетку Юля. – С 23 июня воюет. Два раза письма писал. Писал, что с ним все хорошо…- Ясно… А это кто такие? – заметила тетя Поля Михаила Георгиевича и Шурочку.- Теть Поль, пустишь переночевать? А завтра мы в городской госпиталь пойдем. Просто сил, уже ни каких нет… От самого городка шли. Семерых потеряли – немец, гад, нас в поле застал… Всех перестрелял на своем самолете… - при воспоминании фашистов в голосе девчушки появилась злость.- Конечно, конечно, - засуетилась хозяйка домика. – Проходите, располагайтесь… Я вас сейчас супиком домашним отведаю… Наверняка такого еще не ели!Наевшись до отвалу у троицы начались слипаться глаза.Расположившись в зале у хозяйки, Юлька, Шурочка и майор незаметно для себя уснули…На следующий день, попрощавшись с Полиной Федоровной, Шурочка и Михаил Георгиевич отправились в ближайший городок, а Юлия осталась гостить у тетки.

В октябре городN, который располагался неподалеку от деревушки, эвакуировали. Немец подходил все ближе. Юлька, под присмотром тети Поли, тоже эвакуировалась.Проведя несколько месяцев в скитаниях из одного госпиталя в другой, девушка отправилась на фронт…