Владыка (Зевс/Аид, джен) (1/1)
В залитой, закатным ржавым солнцем, золотой зале, на одиноко стоящем троне, в полной тишине, сжимая в пальцах светлые кудри, сидел как каменное изваяние, молодой Владыка. У него нещадно болела голова. Затылок гудел, пульсировал, под копытами незримых грохочущих колесниц, весь череп разрывало изнутри искрами скачущих мыслей.?Я был прав. Или же нет???Иначе было нельзя.??А если бы не сбылось???Это проклятье?!??Почему я??И эти метания казались ему страшной карой за преступление совершённое им.Кругом было пусто, только он один в этом предвечернем летнем зное, что так давил тревожным ржаво-рыжим светом, лившимся через край, словно он пытался напеться и наплясаться в бликах всего до чего можно было дотянуться. Стен. Трона. Венца. Глаз.Глаз… Молодой Владыка закрывает усталые веки и потирает переносицу, знает он одного такого, в чьих глазах никакой свет не отражается, тонет как в топях болот. Но в чёрных и глубоких как тартарова бездна глазах, увязал не только свет.Один взгляд, и ты беспомощен, безоружен, не знаешь куда укрыться от зоркого и острого ока.Только один взгляд и антрацитовый кинжал вонзиться под сердце лишая жизни.Разомкнуть бы эти несчастные веки, да только сил нет, в сон тянет. А спать нельзя, там все одно и тоже. Собственный голос слышно. Ласковый, уговаривающий, шутливый." А каплей дождевой стать сможешь, а??И глаза голубые, женские, доверчивые, искрятся и смеются от забавной игры что придумал муж." А отчего не могу, милый. Могу.?И звучит капель.КапКапКапПерерастающая в солёный ливень и несорвавшийся крик, бьющие набатом, в унисон с голосом самой Судьбы-Анананке.?Тебя свергнет сын.?И уже эти слова лупят по лицу плетью.Тебя свергнет сын.Сын!Сын!Сын!Вздох-выдох. Молодой Владыка проснулся, и судорожно дышит, с похолодевшим и совсем бледным лицом.Вот видишь. Не уснуть. Кошмары в реальность бросают как тряпичную игрушку.Суженный дребезжащий зрачок натыкается на чёрную тень, что стоит почти вплотную. Разбуженный и встревоженный разум не может понять кто это. Но почему-то отважному Громовержцу страшно. А потом вспоминается.Глаза-кинжалы, чёрные болота.Старший брат как всегда лёгок на помине. (может поэтому его имя и боятся называть?) Лишь вспомнишь, а он тут как тут, в запылённом хламисе, под подмышкой потёртый шлем, едва снять успел, и пальцы на рукояти меча, в одно мгновение готовые вытянуть его из ножен.Стоит, старший брат, нависает как волны во время шторма, и молчит.А самое главное своё оружие уже с лязгом вынул из оков.Глаза-клинки, бьющие в самую суть. Глаза-убийцы, разящие без промаха.И с размаху нападает.Режет.Разрушает.Почти убивает.Не понимает.Осуждает.Почти ненавидит.—?Не смотри на меня так, брат. У меня не было выбора.- Передёргивая плечами от досады, отвечает молодой Владыка. Понимает почему пришёл к нему невидимкой брат, не узнай что случилось, не вылезал бы со своих битв, война кончилась, а он, кажется, в ней и остался, так гляди Богом Кровопролития и прослывет, хотя тебе ли об этом говорить, Молниеносец? А пришелец все стоит да молчит, немая скала, и топит, топит во мраке своих глаз. И чем же будешь отбиваться от брата Тени? Поединок нечестный. Есть лишь гордыня и раздражение, что бы выстроить оборону.А Тень всё молчит и молчит. Словно ему до слов и вовсе дела нет, лишь глаз не отводит, нанося ранение за ранением. А молодой Владыка терпит, смотрит в ответ.—?Поэтому ты решил проглотить Метиду? Убить её? Зевс, ты хоть и сын Времени, но все же не он, ты просто убил свою жену и не родившееся дитя. Как ты посмел сделать такое? —?резко бросают слова в воздух чёрные глаза-кинжалы, и опять тишина. Смотрят всё прищуренно, лезвия острее натачивая. И оборона начинает трещать. Молодой Владыка не выдерживает, отворачивает—?Я...я не мог иначе. Мальчик, что родился бы, сверг меня, я не мог этого допустить. У меня не было выбора.– Сипло отвечает кованым в ночи очам, и голос свой не узнает. Усталый, иссушенный, словно не пил несколько дней. И добавляет поспешно, зачем-то встав с трона, слова камнем бросить, златокудрый хочет Невидимке в лицо. Неужели прикроешься долгом? —?Война, наконец, закончилась, брат. Неужели ты не рад, что наступил мир? Я стал царем, и моё теперь дело сохранять это шаткое положение. А эти старухи-пряхи сказали, что родился бы мальчик, наследник. И ему предназначено свергнуть меня, понимаешь? Свергнуть. Он поднял бы бунт, нас бы убили, сестер сковали в рабынь, всё то ради чего мы воевали пошло бы крахом! А ты вздумал мне говорить как я посмел?! Да, я посмел! И посмею ещё раз коли потребуется! Я теперь владыка, а владыкам порой приходится принимать тяжёлые решения, дабы спасти всё.- Кажется, он кричал под конец, на красивом лице проступили вены. Ответом Громовержцу послужила знакомая до боли ухмылка, ставшая серпом Кроноса-Временщика.—?Вот кем быть решил, ну-ну. А вчера ещё равными братьями звались. Что же не смею больше отвлекать. Я понял все.– ответили Владыке его палач(и), и прочь спрятались под короткими ресницами-ножнами, они были больше не нужны, оборона молодого владыки почти пала, осталось лишь плеснуть яда, да серпом поддеть и крепость падёт.— Знаешь, меня часто сравнивают с отцом, бояться как его, мол слишком похожи. Но…кажется, я нашёл его прямое продолжение, Владыка.Дверь с грохотом захлопнулась, что даже свет померк в тот же миг. Наступила холодная ночь.Но лукавое солнце как в насмешку перед самой своей смертью, оросило всю залу и замершего у трона владыку, в свой последний цвет. В багровый, закатный цвет запекшейся крови.Что же ты заплакал, Владыка? Не знал что ли? У властителей слёз нет, все золотым песком иссушено. Ну ты, плачь-плачь, и твои иссохнут в блеске трона, а там глядишь и сердце сияющей коркой покроется, не отдерёшь.