- 17 - (1/1)

В склянке темного стекла из-под импортного пивароза красная цвела гордо и неторопливо.Исторический роман сочинял я понемногу,Пробиваясь, как в туман, от пролога к эпилогу.Вымысел?— не есть обман. Замысел?— еще не точка.Дайте дописать роман до последнего листочка.И пока еще жива роза красная в бутылке,дайте выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке:каждый пишет, как он слышит.Каждый слышит, как он дышит.Как он дышит, так и пишет,не стараясь угодить…Так природа захотела.Почему? Не наше дело.Для чего? Не нам судить.Б.Окуджава***Следующие несколько дней ничем не отметились в моей памяти, кроме того, что Майкл вёл себя так, словно ничего не случилось накануне, как будто он не касался моего лица с особенной нежностью и трепетом. Конечно, я допускала, что могла по собственному почину наградить его жест тайным смыслом, а он сам в него ничего не вкладывал. Однако совсем уж согласиться с предположением, что всякий босс может вот так запросто без каких-либо чувств гладить по лицу подчинённую и не предвидеть, что она вообразит в ответ невесть что, я не могла. В конце концов, не маленькой же девочкой я была, чтобы предположить в его поведении отеческую нежность. Несмотря на то, что разница между нами составляла почти двадцать лет, я была взрослой женщиной, и он?— далеко не мальчик. Но отношение Майкла было ровным, спокойным и дружелюбным, как всегда. Я не знала, что думать и как себя вести. Поразмыслив, вновь нырнула в свою раковинку и спряталась там, как я надеялась, до поры до времени. До тех пор, пока знаки с его стороны не станут более отчётливыми и персональными.Видела я его нечасто. Почти всё время Майкл проводил в библиотеке, погрузившись в изучение каких-то бумаг.Он часто звонил Раймоне и вел продолжительные разговоры с ней, иногда повышая голос. Темы этих бесед мне не были известны, но судя по тому, что Майкл после бывал в раздражительном настроении,?— эти двое часто спорили и не всегда приходили к согласию.Однажды мне пришлось устраивать видеоконференцию с несколькими людьми. На случай каких-либо технических неполадок я находилась поблизости и могла наблюдать Майкла-бизнесмена. Насколько я могла понять, он добивался от юристов необходимой ему помощи, связанной с долгами. Честно говоря, если бы на меня был направлен такой напор, я бы сдалась уже на пятой минуте. Сдались и они, пообещав выработать необходимую позицию и подтвердить её выдержками из законодательства, чтобы идти на переговоры с банкирами, предоставившими кредит в прошлом, во всеоружии. Я удивилась, когда услышала, что Майкл собирался сам присутствовать на рассмотрении своего дела. Юристы явно стушевались, когда это поняли. Видимо, такого поворота они не ожидали.Поскольку в этом разговоре участвовала Раймона, Майкл говорил и с ней. Я вынужденно присутствовала при разговоре и почему-то часто испытывала неловкость, слушая его. Мне было стыдно, но не за себя. Раймона запиналась и тянула время, когда Майкл просил её объяснить несоответствия в отчётах, которые она же и составляла. Становилось очевидно, что она что-то скрывает, пытаясь увильнуть от ответа на прямые и конкретные вопросы. Мне было неприятно присутствовать при этом разговоре. Майкл был вежлив, спору нет, но лучше бы мне не слышать такой вежливости.Вот уже несколько месяцев мы с Майклом жили бок о бок в одном доме. Я была его подчинённой и выполняла его распоряжения, но ни разу я не слышала в его обращении ко мне жёстких металлических ноток, которые он метал, словно дротики, в своих юристов. И ни разу не слышала я от него тонкой завуалированной издёвки, которая время от времени проскальзывала в его разговоре с Раймоной. Не знаю, уловила ли она что-нибудь или нет, но я, заметив такое обращение к себе, наверное, уволилась бы. ?Уволилась бы?,?— поправила я себя,?— ?если бы не была влюблена до беспамятства?. Действительно, как много я вытерпела бы, если бы не любила?Я не хотела открыто враждовать с Раймоной, став свидетелем возмущения, которое Майкл не находил нужным скрывать. Она, конечно, не знала о моём присутствии, но мало ли… В конце концов, я встала и тихонько выскользнула из библиотеки, прикрыв за собой дверь. Во всё время пока продолжался их разговор, я простояла у двери на случай, если вдруг буду нужна. Кроме того, Майкл ведь не разрешал мне уйти.Между делом Майкл напомнил мне о поручении насчёт установки дополнительного видеонаблюдения.—?В ближайшее время нужно решить этот вопрос,?— сказал он. —?Через неделю я попрошу Грэйс привезти детей. К сроку желательно всё сделать.Необходимые устройства уже были подобраны, нужно было только уладить денежный вопрос. Однажды утром, когда Майкл, казалось, не был занят делами, я направилась к нему с ворохом подсчётов. Я приготовилась убеждать его долго, поскольку исполнение его желания оказалось не таким дешёвым, как я надеялась. Прошлые наши разговоры на эту тему заканчивались тем, что я вынуждена была сама решать этот вопрос с Раймоной. Однако теперь я намеревалась заставить его самого этим заняться. Почему-то разговаривать с Раймоной после того, как стала свидетелем её неуверенности в беседе с Майклом, я не могла.Майкл сидел на полу в своей студии и смотрел музыкальное видео. Я не сразу поняла, что это была запись его собственного концерта. Он был в наушниках, и моё появление оставалось незамеченным им некоторое время. По крайней мере, я так думала. Сгорбившись и подобрав под себя ноги, он, не отрываясь, следил за мельканием цветных картинок на экране. Время от времени двигая в такт плечами и головой.Когда-то давно я смотрела какое-то интервью с одним из его сотрудников. Не помню, кто это был, но он сказал, что мерилом качества произведенной музыкальной записи для него было то, как Майкл реагировал на прослушиваемый трек. Если Майкл начинал танцевать, этот человек понимал, что запись удалась, и автору нравится то, что сделали с его произведением он сам и другие люди. У меня нет причин не верить этому человеку, подтверждение было прямо перед моими глазами. Майклу нравилось то, что он слышал. Я узнала этот концерт… Зрители восторженно кричали, приветствуя кумира, как, впрочем, практически на любом его выступлении. Я погрузилась в просмотр, забыв о том, зачем пришла.—?Знаешь, Мойра,?— Майкл обратился ко мне внезапно, не оборачиваясь,?— если говорить о смерти, то я хотел бы умереть на сцене.Я онемела. И то, что он знал о моем присутствии, хотя, казалось бы, не видел и не слышал, когда я появилась; и то, что он обратился ко мне с таким странным высказыванием (он, конечно, был немолод, но еще далеко не так стар, чтобы сознание могло породить такую мысль); и сам голос его не тоскливый, не горестный, но странно умиротворённый, словно он сам видел перед собой свой конец, был готов к нему и приветствовал его так, как встречают доброго друга после долгой разлуки,?— все это погрузило меня в смятение и лишило дара речи. И даже мимолётно испытанная в этот момент острая жалость вызвала во мне какую-то неловкость, словно я сделала что-то неправильное: заплакала, когда нужно было смеяться, или что-то в этом роде. Словом, сделала то, за что родители одергивают нас, когда мы ведем себя не так, как они ожидали. Я тихо подошла и присела. Не совсем рядом, а сбоку и чуть-чуть позади него, за спиной, так, что ему пришлось бы потрудиться и обернуться, чтобы увидеть меня.—?С чего такие мысли, Майкл… —?я сама еле услышала свой голос и тем удивительнее была его реакция на мои слова, учитывая, что у него были наушники, а музыку он всегда слушал очень громко.Он мягко улыбнулся, окинув меня быстрым взглядом, отвернулся и склонил голову к плечу, вглядываясь в картинку на телеэкране:—?Если твое рождение встречается любовью, и она же провожает тебя в последний путь, то со всем, что случится между началом и концом, ты всегда сможешь справиться. Там?— они любят меня… Я бы хотел, чтобы моё прощание с миром сопровождалось такой же любовью и радостью, а вовсе не слезами,?— тут он обернулся и застенчиво добавил,?— ну, может быть, совсем немного.Помолчал, раздумывая о чём-то и, указав подбородком в сторону демонстрации, задумчиво проговорил:—?В такие моменты я чувствую себя антенной… такой большой антенной, направленной в небо, и настроенной поймать нечто очень-очень важное, чтобы после передать его?— это важное?— земле и потом?— всё, можно уходить…Он как-то застыл, на мгновение прикрыл глаза и, слегка раскачиваясь в ритм, тихо пропел-продекламировал:—?Умереть?— тоже надо уметь,как прожить от признанья до сплетни,и успеть предпоследний мазок положить,сколотить табурет предпоследний,чтобы к самому сроку,как в пол?— предпоследнюю чашу,предпоследние слезы со щек…А последнее?— Богу…*—?Это откуда?—?Не знаю,?— пожал он плечами,?— как-то само пришло…Я смотрела на него во все глаза и мне казалось, что в этот момент он светился. Оценив мою реакцию, он тихо рассмеялся и, сняв наушники и повесив их себе на шею, легонько ткнул меня кулаком в плечо:—?Э-эй! Зачем смотреть на меня как на дивное диво, мне от этого неловко.—?И здесь есть те, кто вас любит,?— слова вылетели прежде, чем я осознала, что собираюсь сказать.Я почувствовала, как щёки мои заливает румянец. Не просто румянец?— по ощущениям это был форменный пожар. И мне следовало озаботиться огнетушителем.Легкое игривое выражение исчезло с его лица. Он смотрел внимательно и серьёзно, так, словно впервые разглядел меня:—?Я верю тебе. Его тихий ответ не только не убрал краску с моего лица, но еще добавил волнения. Я вдруг почувствовала, что мне не хватает воздуха.Майкл придвинулся ближе и склонил голову, заглядывая мне в лицо снизу вверх. Учитывая то, что он даже сидя был выше меня, это выглядело забавно. В глазах его появилось вопросительное выражение. Он словно что-то уточнял, пытался что-то разглядеть?— что-то, чего не мог озвучить……и я подумала?— почему бы нет? Мы оба хотим этого, и сейчас, я чувствовала это отчетливо,?— с одинаковой силой. В глазах мужчины, склонившего голову, чтобы заглянуть в мои глаза, отражалась жажда, которая, я знала это определённо, играла во мне и огненными всполохами являла себя в моём взгляде. Майкл просто подхватил её и ответил. Ответил сначала тихо и робко, потом увереннее, смелее и жёстче. На мгновение я задохнулась от наплыва эмоций, которые пробудил во мне его поцелуй. Но в мои планы не входило покоряться и уступать. Мне хотелось управлять процессом.—?Майкл…—?Что?Недовольство говорило его голосом.—?Разреши мне…—?Что именно? —?он недоумённо глянул мне в глаза и, проследив за моими руками, отшатнулся:?— Нет!—?Но почему?—?Я не хочу…Однако в голосе его не было уверенности.—?Я прошу,?— я сама удивилась своей настойчивости и смелости своих рук, временно застывших на пряжке его ремня,?— разреши мне… ведь я сама хочу этого.—?Ты не представляешь, чем это может закончиться,?— судорожно выдохнул он.Майкл вытянулся в струнку, всё ещё сопротивляясь, но всё слабее и слабее с каждым моим следующим движением, жестом, более смелым, чем раньше. Долго сопротивляться самому себе он не мог, а потому невольно становился моим сообщником, к чему бы это не привело.Угол проникновения, верный вибрирующий нажим, глубина обхвата и правильный темп?— я никогда не думала, что буду благодарна Брайану и его урокам интима. Мои руки, мои губы точно знали, что делать. Я хотела этого, потому что верила?— это единственная возможность доказать моему мужчине, что я?— его, и готова на всё, чтобы доставить ему удовольствие. В какой-то момент в моих мыслях мелькнуло сравнение с алгебраическим уравнением, решение которого я вроде бы знала, но, решая, всё время ожидала подвох. Однако формулы не подводили, гиперболы и параболы волновались в нужную сторону, а геометрические прогрессии делали то, ради чего и были нужны,?— прогрессировали.—?Хотя бы дверь закрой,?— пробормотал Майкл, откидываясь на спину.Совершенно непостижимо, но я знала всё, что нужно сделать для того, чтобы доставить удовольствие именно ему, мужчине, который сейчас в моих руках был похож на покорного ягнёнка. Я прислушивалась к нему, я откликалась на его движения и глухие стоны, желая усилить ощущения, которые доставляли ему мои ласки. Он ещё сопротивлялся, но нежной настойчивостью я сломала его сопротивление. Он стал мягким. Он стал послушным и покорным. И, мне стыдно, но несколько минут я упивалась своей властью и его покорностью. Однако по мере того, как все дальше и дальше продвигалось наше совместное (точнее?— моё!) умопомешательство, во мне начал зарождается страх. Страх от осознания того, что я наделала.Что-то неуловимо изменилось. В какой-то миг вдруг поменялись роли, а я, поглощённая своим успехом, этого не заметила.—?Зачем?.. —?донеслось до меня едва слышное, и я почувствовала, как напряглось его тело.Я хотела отстраниться, чтобы посмотреть, в чём дело, но твёрдая рука, удержав меня за затылок, не позволила шевельнуться. Щёлкнул замочек заколки, скреплявший волосы, и они рассыпались по плечам свободно, но эта свобода была временна. Я почувствовала, как тонкие цепкие пальцы, пару раз пропустив сквозь себя пряди распущенных волос, вцепляются в них, собирают волосы в пучок, подчиняя их своей силе, а с их помощью?— меня своей воле. И теперь уже не я управляла процессом. Мягкое и податливое тело стало твёрдым и упругим. Его сила и мощь покоряли меня, не спрашивая, не интересуясь моим состоянием. Ужас проник в моё сердце, когда в ответ на одно из сильных и резких движений я едва не захлебнулась. Майкл слегка ослабил хватку на моём затылке, но темпа не сбавил. И жаловаться мне было некому и не на что. Я сама разбудила зверя.На грани обморока я услышала тихое рычание и поняла, что скоро буду свободна…Всё кончилось так же внезапно, как и началось. Майкл отполз в сторону, притулился к стене и закрыл глаза.—?Зачем ты это сделала? —?отстранённо спросил он.Голос его звучал глухо и скорбно, словно здесь и сейчас он схоронил кого-то или что-то. Меня охватил ужас от возникшей внезапно мысли: не меня ли? Не отношение ли ко мне стало тем самым покойником, присутствие которого всё ещё витало в воздухе?Вопрос был задан тоном, не требующим ответа. Майкл выглядел страшно усталым, словно я выпила одним глотком его жизнь. Глянув на него внимательнее, я вдруг поняла, что именно в этот момент он действительно на самом деле думает о смерти не как о возможной отдалённой, в чём-то приятной перспективе, а о смерти, как освобождении от стыда, источником которого вольно или невольно стала я. Он стыдился физического удовольствия, которое получил благодаря мне! Но стыдился потому, что получил не так, как хотел, да и хотел, скорее всего, не того, что я в самомнении своём могла ему предложить или даже заставить принять! Осознание этого пригнуло меня к земле так, словно на каждое из моих плеч взгромоздилось по нескольку многопудовых гирь.Мертвенная бледность сменила пунцовую окраску его щёк, грудь вздымалась под тяжёлыми вдохами. Пальцы, распластанных по полу ладоней, едва заметно дрожали. Они время от времени скребли пол. Движение это было неосознанным, механическим, неживым и оттого ужасающим. Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать его, и в то же время хотелось прижаться к Майклу, гладить его, целовать. Мне хотелось вымолить у него прощение.Я подползла ближе и попыталась поправить на нём одежду, но отдёрнула руки, словно обожглась, когда услышала резкое:—?Оставь это… Уйди.Я отодвинулась.—?Майкл… простите, я… я не хотела,?— горючие слёзы опалили моё лицо. Я старалась не всхлипывать, когда перед моим внутренним взором встал облик мамы, смотревшей на меня сурово и осуждающе. Господи, что же я наделала?— эта мысль посверком пролетела в голове и исчезла, смытая лавиной сожалений.—?…я верю тебе.—?Что?Я оглянулась?— и действительность каменной плитой упала мне на грудь и едва не погребла под собой.Я оглянулась?— и не увидела Майкла там, где он был секунду назад, а увидела его там, где он находился до учинённого мною безобразия! Он всё так же сидел вполоборота и внимательно вглядывался в моё лицо. Наушники, снятые минуту назад, висели на его шее, а в одежде не было беспорядка. Майкл нахмурился, приглядываясь, видимо, мне не удалось скрыть своё удивление и испуг.Безумие определённо бродило где-то рядом! Мне показалось, что я теряю сознание. Воздух комом застрял в горле. Я схватилась за щёки и поняла, что не плакала вовсе, что… ничего не было! Во всём виновато воображение. Я даже не успела испугаться красочности и чувственной самостоятельности видений, поскольку безумное счастье окатило меня горячей волной: ничего не потеряно, ещё всё впереди и всё возможно!Он придвинулся ближе и склонил голову, заглядывая мне в лицо снизу вверх. Учитывая то, что он даже сидя был выше меня, это выглядело забавно. В глазах его появилось вопросительное выражение. Он словно что-то уточнял, пытался что-то разглядеть?— что-то, чего не мог озвучить.Чувство дежавю помахало мне из-за его плеча.Я собралась спросить: в чем, собственно, дело, но не успела…Я всегда этого хотела. Я любила его больше своей жизни. Я мечтала о том, как однажды он возьмет и поцелует меня, а может быть не только поцелует… Я даже во сне чувствовала, как краснею от своих собственных фантазий и просыпалась в поту, безуспешно пытаясь восстановить дыхание и утихомирить сердце. И я изо всех сил старалась держать в узде своё воображение, когда находилась рядом с ним, чтобы случайным взглядом, жестом, словом, каким-нибудь малозначимым или малозаметным движением не выдать себя. Чтобы только он ни о чем не догадался! Только на миг я ослабила бдительность, и что мне подкинуло моё воображение несколько минут назад!Я хотела, чтобы это произошло, и больше всего боялась, что оно случиться. Боялась того, что мой великовозрастный принц окажется не таким, как мне мечталось, и тем разобьёт мне сердце; боялась того, что он окажется как раз таким, как мне хочется, но я сама не смогу соответствовать ему или его высоким требованиям. С чего я решила, что требования его высоки?— не знаю. Наверное, исходя из того, что он до сих пор так и не нашел себе подругу.У меня никогда не возникало сомнений в его ориентации или сексуальности. В конце концов, кто, как не я, находилась рядом с ним почти восемнадцать часов в сутки? Майкл был мужчиной до кончиков пальцев. Он оставался мужчиной, когда злился, дурачился или просто ничего не делал, когда глупо хихикал или швырял водяные бомбочки, когда занимался с детьми или разговаривал со служащими. Хищная неосознаваемая мужественность проявлялась даже в том, как он держал вилку за столом. И этот мужчина, желанный и притягательный, целовал меня уже на самом деле, а я… я опять вела себя, как последняя дурочка.Когда его губы осторожно коснулись меня, у меня внутри все сжалось от страха, а мои губы, отвечая сокровенному желанию, ответили на его поцелуй. Поскольку отрицательных моментов с моей стороны не наблюдалось, Майкл повел себя решительнее. Сильные руки бережно подтянули меня ближе и прошлись по моей спине от затылка до копчика, оглаживая каждый позвонок. Тонкие сильные пальцы словно настраивали меня, как инструмент, подтягивая колки и прислушиваясь к звуку. А я чувствовала, что где-то глубоко внутри во мне зарождается паника.Мое тело отзывалось на его ласки, но я, я сама, до ужаса боялась того, что последует за поцелуями и поглаживаниями. Уже сейчас ласки его становились более смелыми, а тело моё томилось от предвкушения и желания продолжения. Но я боялась повторения того спектакля, которое разыграло передо мной моё воображение. Я боялась, что всё закончится также. Едва спина моя коснулась пола, а Майкл склонился надо мной, это противоречие между желанием тела и страхом, который, я чувствовала это, нарастал, вылилось в совершеннейшее внутреннее оледенение. Я вдруг застыла, и из глаз моих хлынули слёзы.Майкл мигом отшатнулся и, пораженный, уставился на меня.—?Что с тобой? —?он явно не понимал в чем дело. Ведь я не оттолкнула его, я не сопротивлялась?— я просто разревелась, при том, что за несколько секунд до этого отвечала на его поцелуи.Я вывернулась из его объятий и уселась спиной к нему, стараясь не всхлипывать громко.—?Мойра,?— в голосе его прозвучало отчаяние.И от этого я заплакала еще горше. Теперь к моему стыду и страху добавилась жалость к нему. Весь ужас был в том, что я не могла перестать плакать, и уйти?— не могла, и объяснить, описать свои чувства?— тоже. Вспышками в моём сознании проявлялись нафантазированные картины, и ужас пережить последствия своих действий сковал мой язык и меня. Я отчётливо слышала его ?уйди?, произнесённое чужим голосом, в котором отсутствовал даже намёк на теплоту и ласку.Он прикоснулся к моему плечу?— я скинула его руку.—?Мойра,?— горестно позвал он. Когда я не обернулась, он подполз ближе и заглянул мне в лицо,?— Мойра, я не хотел тебя обидеть, я… я думал… я думал ты согласна… прости меня,?— он тяжело вздохнул и сгорбился рядом.—?Нет… вы тут не при чём,?— сквозь всхлипы мне удавалось говорить только очень короткими фразами,?— это я… я сама.Я чувствовала, как его взгляд гуляет по моему лицу, очерчивает скулы, легкими мазками пробует нарисовать мои глаза. Он вслушивался в мой плач, как вслушиваются в историю, которую можно передать только звуками.—?Мойра,?— голос его прозвучал ровно и спокойно,?— у тебя кто-нибудь был? У тебя были… отношения?Я даже не думала, что могу плакать так сильно.—?Старый кретин! —?он произнёс эти слова настолько тихо, что в обычном состоянии я, наверное, их бы не услышала. Но за последние несколько минут моя слуховая чувствительность выросла до небес, и эти слова добили меня. Я вскочила и почти убежала. Стыд гнал меня как можно дальше отсюда, а горечь и сожаление об упущенной возможности быть любимой хотя бы краткий миг тем, кого я боготворила, призывали утопиться.Майкл перехватил меня у двери. Обнял со спины, зашептал что-то, чего я уже не слышала или не понимала. Как-то незаметно для себя я оказалась вдруг к нему лицом и насквозь промочила его рубашку своими слезами. А он все держал меня в своих объятиях. Сначала крепко, как будто боялся, что я вырвусь и убегу. Но к тому моменту у меня не было ни сил, ни желания. Мне было так хорошо рядом с ним! От его запаха, от голоса. От его рук было так тепло. Потом он и сам расслабился. Осторожно поглаживал меня по спине, баюкал, что-то напевал, шептал какие-то слова. А мои слёзы сначала превратились в редкие капли, потом иссякли совсем. Я физически ощущала, как распухло от плача моё лицо, а потому прятала его как можно дольше.—?Простите,?— решилась я, наконец, и попыталась осторожно высвободиться из его объятий, но он не позволил.—?Это ты меня прости,?— Майкл произнес эти слова так нежно, что сердце моё забилось где-то на уровне горла, а из глаз едва не полились слезы. Снова. Но теперь уже?— от счастья. Он не сердился на меня, на моё поведение, на мои слёзы!Майкл осторожно вытер моё лицо рукавом домашней рубашки:—?Я придумал,?— тихо и ласково проговорил он,?— я буду называть тебя тучкой. Маленькой, серенькой, дождевой тучкой.Я услышала свой смех словно со стороны, когда он произнёс слово ?тучка?. Да и с самим Майклом произошла странная метаморфоза. Его лицо, вся фигура пошла волнами, зарябила, замерцала, расплываясь, растворяясь в окружающей картине. Я моргнула, решив, что слёзы всё же покрыли пеленой мои глаза. Но нет! Вместо Майкла в воздухе на миг соткалась величественная фигура, которая была и Майклом и не Майклом одновременно. Мужчина обнимал меня так же крепко, как и Майкл, и смотрел с неописуемой нежностью и любовью.—?Дочь царя Гор, я угадал? —?спросил он, склонившись к моему лицу и заранее зная ответ на свой вопрос.И глаза его засверкали. И я увидела в них приговор себе. Но не испугалась, а словно затаилась, желая продлить предчувствие как можно дольше. Сберечь ожидание, которое и само по себе было сладким до сердечной боли. В объятиях была и я и не я. Моё сердце билось загнанной птицей в грудной клетке, но не мои усилия управляли губами, когда они раскрылись, и я услышала голос куда более нежный и высокий, чем мой собственный. Голос, который произнёс:—?Угадал!И в голосе этом звучало куда больше нежного обещания, чем могла позволить себе я.Я моргнула?— и всё пропало. Я не знала: ужасаться мне или удивляться тому, что образы из моего давнего сна воплотились так внезапно. Воплотились и заставили сердце биться чаще, кровь бежать быстрее, дыхание с трудом прорываться сквозь гортань. В глазах склонившегося ко мне мужчины на один миг мелькнуло отражение дивного образа. Не моего. Образа из моих снов.—?Что с тобой? —?испугался Майкл.—?Ничего… ничего,?— я уткнулась, вдыхая его запах и понемногу успокаиваясь,?— ничего.Он снова обнял меня и поцеловал в макушку:—?Какая же ты… —?пробормотал тихо, вдохнув, и словно испугался чего-то, скороговоркой добавил,?— прости,?— и приобняв за плечи, повел к двери,?— а сейчас нам нужно выпить что-нибудь успокаивающее, как ты думаешь? —?бодро спросил он.Прежде чем выйти в открытую Майклом дверь я оглянулась и окинула взглядом место моих горьких откровений и неожиданных открытий. Вдруг тени, укрывавшиеся до сих пор в углах слабо освещённой студии соткались в две призрачные фигуры и вышли в полусвет. Опасаясь быть освещёнными полностью, они остановились. Я увидела понимающую усмешку на их лицах. Они глядели в упор, словно пытались передать мне что-то. Он и она ласково улыбались мне и требовали от меня действий. Только вот каких?..