Интерлюдия. Four quarters (1/1)

где-то, когда-то…Теперь уже и не вспомнить всех подробностей и тех слов, которые ему пришлось выслушать. Аджа сокрушённо качнул головой, когда в памяти всплыла грозная предопределённость, проступавшая в речах Близнеца. Тот говорил, словно камни тесал: тяжело, точно, резко. В отличие от него Нараяна был куда более мягок, впрочем, он всегда был пересмешником и отлично улаживал все разногласия с помощью улыбки, богатого словарного запаса и приветливости. Близнец не мог устоять перед красноречием Опекуна. Он сдался, но долго ещё ворчал и сердился, и миновал не один срок, пока его отношение стало прежним, и Аджа смог перевести дух. Он не обижался, нет. Каждый из них троих нёс свою ношу, и ноша Близнеца едва ли была легче его собственной.Аджа поднял голову, прислушиваясь к шороху. Сердце гулко стукнулось о рёбра. Мелькнула мысль: неужели его желание всё же исполнится?Гость появился на берегу внезапно, словно вылетел на простор белый лебедь, и, испугавшись открывшегося пространства, остановился, моргая, не в силах различить предметы, освещённые, как показалось ему, ослепительным светом. Он опёрся ладонью о ствол высокого платана, постоял немного, не зная на что решиться. Глаза понемногу привыкали к свету, который теперь уже не казался таким ослепительным.—?Подходи,?— голос человека (человека ли?) что-то творившего на берегу пруда, был мягок и приветлив. Мужчина подошёл, постоял рядом неловко переминаясь с ноги на ногу, и побуждаемый ласковым взглядом глаз так похожих на его собственные, наконец, решился спросить:—?Что ты делаешь?—?Хочу приготовить себе ужин.—?Ужин?—?Ну, да. Солнце закатилось,?— хозяин махнул в сторону пруда,?— самое время подкрепиться. Хочешь со мной? —?дождавшись медленного кивка, прищурился, окинул гостя смеющимся взглядом, и, указав в сторону кустарника, проговорил:?— Там есть хворост, принеси. Сейчас разведём костёр.—?И что же будет на ужин? —?торопливо выполнив поручение, спросил пришелец. Внезапно он почувствовал сильный голод.—?Батат,?— в руках у хозяина волшебным образом оказались крупные плоды батата. Он сложил их аккуратной кучкой неподалёку, а сам занялся костром.Говорить не хотелось. Хозяин и гость работали молча и споро. Вскоре пламя маленького костерка весело заплясало, освещая сидевших рядом. Прогорев в своё время, костерок оставил горячие угли, в которых томились сладкие плоды.Сумерки опускались на землю, становилось всё темнее.—?Я умер? —?внезапно спросил гость.—?С чего такие мысли? —?удивился хозяин и припомнил, как точно такие же слова были заданы здесь другим человеком. Женщиной. И голос её звучал так же ровно. Не печально, но и не бесстрастно, словно здесь и сейчас человек был готов к любому варианту ответа, к любому исходу беседы и не боялся истин, которые могут открыться внезапно.—?Не знаю,?— пожал плечами гость,?— здесь слишком спокойно.Он поднял голову и окинул потемневшим взглядом высокие деревья. Порыв ветра плеснул в лицо, прикрыв на миг пологом тёмных, густых волос пруд и лебедей. Белоснежные птицы с наступлением темноты перебрались ближе к хозяину этих мест и теперь теснились у его ног, пряча голову под крыло, не опасаясь костра. Эта картина добавляла покоя и умиротворения, а сам хозяин казался и небожителем в своём спокойствии вечном и, казалось, неколебимом, и в то же время простым, близким и понятным. Ровным настроем и приветливостью хозяин напоминал садовника, окучивавшего куст любимых роз в своём саду.—?В моей жизни никогда не было покоя и тишины, которые хотя бы немного были похожи на то, что чувствую я теперь, здесь и сейчас,?— гость быстро и небрежно откинул волосы от лица и продолжил, спеша и волнуясь, и в то же время понимая, что спешить некуда, изумился стороной, периферийно вспыхнувшему беспокойству и неумолимо наступающей на него тишине и покою. —?И даже мои последние дни, которые я проводил вдалеке от яркого света и вспышек, окружённый очень малым количеством людей, были заполнены беспокойством и раздражением, почти таким же, как и раньше. Я не мог найти покоя нигде и ни с кем. Всё мне казалось, что я что-то должен делать, куда-то идти, что-то говорить, объяснять, доказывать. А мне этого не хотелось, а хотелось просто сидеть. Вот как теперь,?— он оглянулся на темнеющий пруд и прислушался шороху чащи за спиной. —?Хотел смотреть вдаль, и чтобы никто не тормошил… потому и родился такой вопрос. Извини, если я обидел тебя.—?Ты вовсе не обидел меня,?— улыбнулся хозяин.И гостю показалось, что это простое, такое обычное и понятное выражение лица, которое можно наблюдать тысячи раз на тысяче разных лиц, здесь и сейчас произвело волшебное действие на него, оказавшегося в незнакомом месте внезапно, притянутого из другого измерения неведомой и непреодолимой силой для неизвестных целей.Он помнил, как секунду назад метался в стенах своей золочёной клетки, не находя покоя нигде, ни в одном углу. Иллюзия свободы и защищённости, которую предоставляло до сих пор его жилище, рассеялась вмиг, едва он узнал о предательстве тех, кому доверял почти безоглядно. Он сомкнул глаза лишь на миг, не успокоившись, а просто устав от кошмара, следовавшего по пятам уже много дней и лет… и очутился здесь. И теперь сидел, удивлённо и растерянно оглядывая окружающее его, и пытался вставить то, что видел, в привычные и понятные представления об окружающем мире, и понимал, что ничего не получается, и боялся своего безумия.Но тёплое и ласковое внимание хозяина, его улыбка и спокойное дружеское обращение внезапно сняли все страхи. Гость вдруг почувствовал себя заново рождённым. Как будто свежий ветер выдул из сердца сомнения и подозрения, копившиеся годами и лежавшие тяжким грузом на плечах, и мысли вдруг стали ясными и засверкали, словно кристаллы горного хрусталя в свете ярких солнечных лучей.—?Ты не обидел меня,?— повторил хозяин. —?Я очень рад, что ты здесь, я всегда хотел этой встречи…И гостя не удивили эти слова.—?Я всегда хотел этой встречи и надеялся на неё. ?Хозяин примолк на секунду и тут же продолжил задумчиво, ласково, просто:?—?Ты?— очень интересный человек, и мне всегда хотелось поговорить с тобой лицом к лицу, узнать твои мысли. Только твои…—?Ты?— тот, кто говорил со мной? —?изумлению гостя не было предела.Оглушённый открывшимся знанием он говорил, не обращаясь ни к кому, даря внезапное откровение пролетающему ветру:—?Ты говорил со мной всегда, всё время, в которое я помню себя. Ты говорил со мной, помогал, поддерживал, советовал и, бывало,?— он усмехнулся,?— заставлял, когда видел, что твои дельные советы не доходят до моего сознания или я не решаюсь им следовать.Гость помедлил: то ли ожидал какого-нибудь отклика от собеседника, то ли просто почему-то не мог произнести слова, которые вертелись на языке.—?Бог его знает, почему не решаюсь,?— смущённо пробормотал он и продолжил громче и увереннее:?— Чаще всего ты оказывался прав. Я чувствую, что всегда понимал это… Однако до сих пор упрямо думал, что всё?— результат моих личных усилий. Я убеждал себя в том, что это мои неустанные поиски и потребность постоянного развития, самообучения привели меня ко мне теперешнему,?— гость смолк.Внутри него шла борьба правды, которую он обнаружил, и иллюзии, в которую он старался не верить.Он продолжил сокрушённо:—?Очевидно, это не так. Едва я пошёл сам, я тут же оступился и чуть не упал, словно малыш, который не готов встать на ноги…—?Нет,?— решительно вмешался хозяин в печальные размышления гостя,?— это совсем не так. Ты всегда шёл сам. Я только немного… подруливал.Гость изумлённо воззрился на хозяина, услышав от него слово, настолько не вяжущееся с окружающей обстановкой и прежней слегка возвышенной речью, и, заметив лукавый взгляд, направленный прямо на него, дал волю безудержному смеху, смеху до слёз.—?Да,?— отсмеявшись, заметил он,?— машину я всегда водил плохо.Помолчали, разглядывая мерцание угольков в затухающем костре.—?Мне бы не хотелось, чтобы ты воспринял наше… сотрудничество, как игру, бездумное развлечение скучающего небожителя,?— задумчиво проговорил хозяин.—?Мне и в голову такое не приходило,?— удивлённо оглядев понурившегося вдруг хозяина, воскликнул гость.Они проговорили до утра. Говорили о прошлом, о будущем и о настоящем, о чаяниях, вере и предназначении. Говорили о жизни. И гостю казалось, что его собеседник, знаком ему так, словно это он сам, и в то же время с каждым словом сидящий рядом открывался с новой, как оказывалось вдруг, ранее неведомой стороны. Те же мысли посещали и хозяина.Они беседовали, как два старинных друга, слегка подзабывшие особенности характера того, с кем говорили и кого слушали, и радовались, когда казалось, что они вспоминают то, что знали прежде или узнаю?т что-то новое друг о друге. Умиротворение, незнакомое раньше, проявилось в сердце гостя, его душе и мыслях, и он дивился тому, что до сих пор не знал такого чудесного состояния, хотя достичь его, казалось бы, было просто. Стоило лишь закрыть глаза и представить себя в этом месте, далёком от горя его обычной жизни. Только вот до сих пор он не знал пути сюда, оттого и метался, словно слепой новорожденный котёнок в поисках тепла и свободы от голода.Под утро, когда серый рассвет затрепетал на кончиках пальцев, а от костра остался лишь пепел, заговорили о любви. И обоим беседующим вдруг подумалось, что такого переката не избежать ни одному, сплавляющемуся по бурной реке выяснения собственных надежд и предназначения.—?… и я не могу понять этого,?— доверчивость в голосе гостя подкупала. Казалось, ребёнок спрашивает совета у того, кому верил безгранично. Однако что явилось источником этой веры?— право рождения или долгий многочасовой разговор?— было не важно сейчас. Гость пытался осмыслить (в который уж раз!) причины и истоки своей необъяснимой, как ему казалось до сих пор, любви.—?Разве так уж важно, почему тебе дорог именно этот человек, если только его присутствие делает тебя счастливым? —?тихо, размышляя о чём-то своём, спросил хозяин.—?Ответ на этот вопрос позволит верить в то, что это?— надолго,?— ответил гость.Упрямство сквозило в его голосе, но упрямство, которое было направлено не столько на старание уверить в своей правоте других, сколько поверить самому в собственную правоту:?— Я хочу, чтобы это было навсегда.—?Навсегда,?— услышал он эхом от того, кто сам являлся отрицанием этого явления.***Ты проснулся внезапно, словно кто-то крикнул в ухо. Голова тяжёлая и звенящая, включилась не сразу. Комната проступала сквозь сон постепенно. Тебе хотелось вцепиться в ускользающие видения, но они трещали и рвались, как истлевшая материя. Ты видел руку хозяина, поднятую в приветственном жесте, его улыбку и ласковый взгляд. Действительность расщедрилась и позволила запечатлеть в сердце приятную картину, которую потом можно будет достать из запасников души и, возможно, снова пережить и тепло, и ласку, и нежность. Потом. Позже. Теперь же ревнивая действительность задвигала воспоминания всё дальше и дальше, а ты старался отмахнуться от неё, спрятаться, вернуться назад, туда, где было хорошо.Морщась, ты слез с кровати. Уселся с трудом, ощущая боль в занемевших руках и ногах. Угораздило же заснуть на ворохе одеял, не потрудившись даже расправить их хорошенько! Впрочем, этому было объяснение: усталость сжалилась и вытолкнула из паутины настоящего, и ты заснул, не беспокоясь ни о чём. Недавнее бессилие проявилось теперь тянущей болью в позвоночнике. Тело было чужим и неуправляемым.Усмехнулся, глянув на руки, сжимавшие мёртвой хваткой маленький пластмассовый контейнер?— вместилище временного обманчивого покоя и решения всех проблем. Содержимое шуршало и стучалось в стенки, когда ты встряхивал бутылочку. Встряхивал, забывая о ней тут же. Откуда она взялась в твоих руках никак не вспоминалось, а вспоминалось другое, и ты был счастлив тем, что серой неприглядной действительности не удалось задвинуть воспоминания до конца.—?…так ли уж важно, почему тебе нравится именно этот человек?Словно воочию услышал ты голос своего собеседника, радушного хозяина, накормившего не физически, но душевно. Он вдохнул надежду настолько явную и осязаемую, что даже физическая и сердечная немочь, которую принесло с собой пробуждение в стенах, набивших оскомину своим великолепием, не могла рассеять её. Надежду.—?…если ты понимаешь, что вот здесь, рядом с ним и есть твой дом, то всё остальное уже не важно,?— звучал в ушах тихий голос, и ты цеплялся за слова, произносимые им. Ты старался застолбить их и упрочить, чтобы тем остановить и себя, обрести основание в своей жизни.Дом. Разве мог ты назвать хоть одно из своих приста?нищ этим словом? Было ли хотя бы одно из них станцией твоего назначения? Нет. Только вокзал, перевалочная база. Нечто временное, то, что не требует пристального внимания и обдумывания, то, для чего не нужно высаживать цветы и деревья, окучивать и удобрять землю, трудиться и прихорашивать её. И зловещая мысль вдруг возникла из каких-то тёмных неведомых закоулков твоей души?— а хотел ли ты, чтобы станция назначения, конечная цель движения действительно была в твоей жизни? Думал ли ты о ней, как о физическом воплощении направления твоего движения? Нужно ли было тебе это до сих пор? Или, обманывая себя, ты предпочитал, чтобы этот пункт, эта станция оставалась чем-то эфемерным и была всё время впереди, и постоянно брала на себя труд добавлять тебе сил, заставлять вставать и идти, а иначе ты бы не смог. Потому что устал, уже давно и по-настоящему. А если бы вдруг эта цель обрела реальные физические очертания и ты смог прикоснуться к ней, то просто упал бы, потому что больше нечему было заставлять тебя идти. Конечная цель достигнута, в дальнейшем движении смысла нет…Нет?И только теперь тебе пришла в голову мысль, что, возможно, это не конец движения, а просто другая его форма. Смешно! Считая себя взрослым, состоявшимся и добившимся всего, что мыслимо и немыслимо,?— от восхвалений и славословий до чудовищных обвинений?— на самом деле ты был мал и близорук в понимании истинного положения вещей.А может быть ты просто боялся того, что цель твоего путешествия, приблизившись и став осязаемой, принесёт смерть тебе, как воплощённому творчеству и творению, следовательно, всему, что ты любишь? Потому что творчество?— это постоянное движение. Наверное…Ты пожал плечами, разглядывая пластмассовую баночку, которая всё ещё была в твоих руках. Внезапная ярость, возникнув где-то в спине, накрыв тебя багровым пологом, смела все тихие мысли и сожаления, и баночка, шурша содержимым, полетела в стену, брошенная со всей силой, на которую была способна рука. Ты надеялся, что она непременно расколется, и так же, как и она, разлетятся вдребезги все твои проблемы?— мнимые и действительные. Однако этого не произошло. Контейнер, стукнувшись о стену, отлетел и закатился под кровать. Глубоко?— не достать!Усмехнувшись, ты подумал, что так всегда было. Попытки выбросить или разбить ни к чему не приводили. Видимо, проблемы нельзя было решать таким образом. Они либо возвращались сразу же, либо закатывались в дальний угол и обрастали пылью и грязью, и кто-то вдруг находил их и вытаскивал на свет. Нужен был другой подход.Так, может быть, пришло время, чтобы станция назначения, наконец, появилась в твоей жизни? И отражением в расширившихся глазах замерцал дом. Дом, в котором тебя будут ждать не в воображении, а на самом деле. Дом?— место и позади, и впереди, и вокруг. Место, дарующее то, что потребуешь,?— и покой, и силы, и смысл. Только вот достанет ли сил построить его? Хватит ли времени? Из последних сил ты старался убедить себя в этом…