- 14 - (1/1)

Давайте восклицать, друг другом восхищаться,Высокопарных слов не надо опасаться.Давайте говорить друг другу комплименты?—Ведь это всё любви счастливые моменты.….Давайте понимать друг друга с полуслова,Чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова.Давайте жить, во всём друг другу потакая,Тем более, что жизнь, короткая такая…Булат Окуджава***Убеждение в том, что в моей жизни всё идёт наперекосяк, получило неожиданное подтверждение в скором времени.—?Она удивительна, — ответила я своему фантастическому собеседнику на его слова о тени.Я ответила собеседнику, который позволил мне заглянуть в неведомое: показал не только отражение моей дороги во времени, но и познакомил с событием своей жизни.Я была благодарна ему за то, что он сделал это: немного приоткрыл завесу над своими чувствами. Я увидела, что и он, несмотря на свою нечеловеческую суть, немного, совсем чуть-чуть, но всё же был человеком, обычным мужчиной, который смотрел на приближавшуюся лодку и видел в ней женщину, и любил её, и знал, что она?— его. Я торопилась додумать эту мысль и хотела поделиться своим пониманием и восхищением, и видела, что не успеваю. Злость на свою долю, выдёргивающую меня тогда, когда я меньше всего этого хочу, поднялась горячей волной от пяток и скрыла по?логом до самой макушки. Мне стало жарко и больно, тошно и противно. Я захлебнулась и закашлялась.—?Прекрасно! —?услышала я голос, проникающий сквозь пелену звуков и шумов иного мира, других земель. Я ещё была там, чувствовала запахи, слышала шум ветра и стрекотание кузнечиков, плеск воды под напором весла, и в то же время уже была здесь. Удивительное смешение красок и звуков на несколько секунд ошеломило меня.Новые звуки были иными, но тёплый тон их связывал меня с тем, что миновало, и я невольно почувствовала расположение к тому, кто грубо вмешался в мою прежнюю дивную реальность и расколол её.Голос звучал мягко и ласково и вовсе не имел того металлического оттенка, который слышался некоторое время назад и который я помнила, только вот не знала откуда.Вместе с пониманием того, что я слышу что-то другое, на меня обрушилась тьма?— вдруг отказал зрительный нерв. Тьма была настолько плотная и осязаемая, что, казалось, я могла потрогать её руками. С ужасом подумалось?— не ослепла ли?Страшась убедиться в том, что всё то, что я видела раньше,?— это всего лишь воображение, а реальность опирается на моё внезапное открытие, я снова и снова пробовала увидеть, прилагая столько усилий, что в конце концов почувствовала изнеможение. И наконец, после большого числа попыток, когда я уже совсем, было, решила смириться, в глаза хлынул ослепительный свет! Вместе с ним лёгкие наполнила порция невыносимо холодного воздуха, который сопровождал вихрь эмоций в душе и сердце. Оказывается, глаза были закрыты! Только и делов! Открыть их удалось не с первого раза: налитые свинцом веки просто не желали подниматься! За те несколько минут, пока я старалась, множество раз моё сердце сжималось от мучительного страха: увижу ли свет?—?… а меня зовут Альберт,?— продолжал ласковый голос, настырно проникая в мой слух и настойчиво отвлекая от переживаний реальных и воображаемых,?— или можно просто доктор Джонс. У меня простая и обычная фамилия, её легко запомнить…Голос журчал, вовлекая меня в свой поток, и я покорилась его настойчивости.—?Вот мы и познакомились, мисс Сайленс, и теперь я знаю: сколько вам лет и как вас зовут.Когда резкость и контрастность в моём взгляде, настраиваясь на новые условия, пришли в норму, я увидела крошечного человечка во всём белом. Губы на круглом, обрамлённом седыми клочьями волос, лице улыбались, глаза смотрели ласково, усы забавно топорщились, повинуясь движению мимических мышц. Лицо доктора светилось дружелюбием. А ещё… Он был похож на Альберта Эйнштейна. И этот ярлык прочно приклеился к его образу. С этого момента я всегда именовала его про себя доктором Эйнштейном.—?Доктор?! —?удивилась я?— Зачем мне доктор? Мне нужно идти, меня ждут! —?я заворочалась, пытаясь встать. —?За мной скоро приедут…Я думала, что говорю громко, спокойно и уверенно, но теперь, вспоминая, я понимаю почему на лице у Альберта вдруг возникло недоумевающее и обеспокоенное выражение.Он наклонился ко мне ближе:—?Что вы говорите? —?он осторожно придержал меня за плечо, и страшная боль пронзила вдруг мою руку от кончиков пальцев до шеи. Я почувствовала приближение чего-то страшного и большого, а голос Альберта вдруг стал невероятно громким и грозным, и ударил мне в уши колокольным набатом:—?Скорее же… —?и я потеряла сознание.Следующее моё пробуждение было совершенно таким, каким оно представилось в видении: ночной прохладный сумрак, шорохи и скрип. Я увидела, что лежу на кровати с высоким подголовником, и меня отделяют от остального помещения задёрнутые шторы.Я всё так же не могла понять?— почему я здесь. В моей голове крутились обрывки картин пережи?того, казалось, совсем недавно.После эмоциональных бесед братьев, свидетелем которых я невольно стала, сон накатил на меня моментально. Я заснула, едва коснувшись головой подушки, и спала, казалось, не больше минуты, а проснулась от солнечного луча, упорно светившего мне в глаз. Совершенно не желая открывать глаза, я хмуро размышляла о невероятности такого факта: окно располагалось в стороне, и солнечный луч, сколь угодно яркий, никогда не достигал кровати.Заснуть снова не удавалось. Приподняв голову, я окинула взглядом предметы, окружавшие меня вот уже несколько месяцев: мебель, сопровождавшую метания и сомнения; разные милые безделушки, принимавшие в себя жар моих эмоций. Они терпеливо ожидали, когда я вернусь, чтобы почистить их, погладить или просто постоять рядом, любуясь оттенками красок.Их тон не был унылым, он не подавлял, но и не подталкивал. Цвета комнаты были готовы откликнуться на любое моё движение. Только теперь я осознала: насколько удивительное помещение создал художник… и создал его для меня. Не значит ли это, что уже тогда он был?.. Нет, услышала я голос внутреннего скептика, это ничего не значит. Художник создаёт нечто не потому, что испытывает какие-то определённые чувства к кому-то здесь и сейчас, а потому, что не создавать не может. И особенное отношение Майкла ко мне здесь совершенно не при чём.Появление солнечного луча получило простое и совсем не таинственное объяснение?— это был свет от лампы на прикроватной тумбочке. Видимо, я просто забыла её потушитьЯркое и тёплое утро почему-то навеяло необъяснимую тоску. Я долго не вылезала из ванной, медленно наводила порядок в комнате и направилась вниз, на кухню, довольно поздно, от всей души надеясь никого там не встретить. По времени выходило так, что семья уже давно должна была позавтракать. Мне почему-то было неловко встретиться с Майклом после вчерашнего, а воспоминание о Джермейне и вовсе вызывало чувство жгучего стыда.Но моим надеждам не суждено было сбыться: Майкл торчал на кухне, слоняясь от стены к стене. Я услышала его беспокойные шаги, спускаясь по лестнице. Много дней миновало с того момента, как я научилась отличать его присутствие от присутствия других людей, и мне не нужно было видеть его для этого или слышать его голос. Замедлившись, я подумывала уже сбежать, однако было поздно?— Майкл выглянул и окликнул меня.—?Доброе утро,?— сказал он и смущённо улыбнулся.Смотрел насторожённо, словно не знал, чего от меня ожидать.Слова застряли у меня в горле, а потому я просто кивнула, не зная на что решиться: то ли повернуться и уйти, сделав вид, что именно такой и была моя цель, или всё же пройти на кухню и позавтракать, поскольку я всё же чувствовала голод.—?Тебя не было на завтраке… —?озвучил Майкл очевидное.—?Да… Была… было немного работы,?— ответила я, пристально разглядывая стену за его спиной и часть кухни, видимую сквозь дверной проём.—?Мойра,?— он потёр лоб и поморщился, словно у него внезапно и сильно разболелась голова,?— Мойра,?— повторил он, мигом очутившись у подножия лестницы,?— я хотел увидеть тебя… я собирался предложить тебе небольшую прогулку. Если ты, конечно, не против…Было необычно смотреть на него сверху вниз. Я стояла всего лишь на несколько ступенек выше, но с такого ракурса он представился мне беспомощно трогательным в своём желании непременно получить одобрение своей просьбы. Это желание луной светило с его лица.Звук трения кожи о кожу, когда он неосознанно потирал ладони, слегка неуверенное выражение лица и взгляд исподлобья?— этому, наверное, можно было подобрать рациональное объяснение. Но разве мне этого хотелось? Разве мой ответ мог быть иным? Волна нежности едва не толкнула меня в спину, едва не заставила броситься ему на шею. Его явное волнение поразило меня так, что я забыла о собственной неловкости и разглядывала его в упор.—?Через пару часов мы поедем к врачу,?— видимо удивлённый моим молчанием, сказал Майкл,?— Принца и Пэрис нужно показать стоматологу,?— пояснил он,?— мы могли бы завезти тебя, если тебе куда-нибудь нужно. Ну, или… или заехать потом куда-нибудь… повеселиться.Он замолчал, ожидая ответа.Его слова ошеломили меня. Ум убеждал?— это просто вежливость, но что-то, видимо моя безрассудность, заставляло углядеть в этом приглашении чуть ли не предложение свидания. Опять! Я кивнула и через несколько секунд поняла, что кивнула далеко не один раз. Видимо, мой кивок показался Майклу чем-то вроде нервного тика. Он хлопнул ладонью о перила лестницы и превесело рассмеялся, а я, развернувшись, помчалась наверх, стараясь укрыть от него внезапно заалевшее лицо и от всей души надеясь, что он не расценит моё поведение, как грубость.—?Ты не сказала: тебя нужно куда-нибудь завезти? —?услышала я отправленный мне в след весёлый оклик.—?Мне нужно… в торговый центр… если можно,?— скороговоркой выпалила я, свесившись через перила.Запрокинув голову, едва сдерживая смех, Майкл следил за мной, и я чувствовала, как он провожает меня взглядом до самого верха.С этого всё началось, а закончилось вот здесь: в больничном крыле с переломом ключицы, двух пальцев на правой руке, ушибом головного мозга и его же сотрясением лёгкой степени.А вот что было в середине?Это ускользало из моей памяти.Прошёл день, может быть, два или три. Я не осознавала тогда, толком не помню и сейчас, поскольку всё то время пронизывали боль, постоянное головокружение и тошнота. Обрывочные воспоминания крутятся у меня в голове, но никак не складываются в общую цельную картину.Я переносила всевозможные медицинские манипуляции, даже не осознавая, что со мной делают. Помню, едва открыв глаза, я снова проваливалась в мутное забытьё, и плавала в нём, и тонула, куда-то стремилась, за что-то цеплялась.Однако однажды всё, что делалось со мной, принесло свои плоды, и я смогла оглядеться вокруг. Я пыталась вспомнить, кто я,?— это не составило труда. Я старалась понять, где я, и с этим трудностей не возникло. Но вот что привело меня туда, где я лежала беспомощным котёнком, по-прежнему терялось во тьме прошлого.Размышляя, я осторожно оглядывалась вокруг, старалась оценить окружающие предметы. Медицинская сестра, хлопотавшая у моего изголовья, ушла. Я прислушивалась к стонам, кашлю и хрипам, которые доносились до меня из соседних боксов. Видимо, там находились такие же беспомощные люди, как и я. У меня и желания не возникало встать и посмотреть, поскольку всего лишь поворот головы вызывал непереносимую тошноту. Перед таким стражем природное любопытство отступало.Меня удивило, когда вместо очередной порции лекарств и процедур от медицинского персонала я получила перемещение в отдельную палату. Это была маленькая, чистенькая комнатка, в которой едва помещалась кровать, несколько медицинских приборов, тумбочка. И теперь я могла прямо с кровати наблюдать верхушки пальм и ясное небо в окне, а не потёртые клеёнчатые шторы, которыми отгораживались боксы.Работал кондиционер, было прохладно. В этот день я чувствовала себя лучше, чем во все предыдущие.—?На улице октябрь… по-прежнему,?— заметив, как я стараюсь выглянуть в окно с высоты своей подушки, добродушно проворчал доктор Эйнштейн,?— не упадите с кровати…Он шагнул всего один раз и очутился рядом с окном, раздвинул жалюзи, открыв небольшой обзор на улицу. Я была благодарна ему за то, что он не открыл больше,?— глаза мои всё ещё болели от яркого света.—?Сейчас день, солнце яркое,?— постояв немного у окна, разглядывая что-то заметное ему и невидимое мне, он обернулся,?— к вечеру можно будет открыть сильнее, отдыхайте,?— он подмигнул и направился к двери.—?Доктор Джонс…Он обернулся.—?Чем это объяснить?—?Что именно?Я осторожно обвела глазами комнату:—?Вот это…—?Я думаю, посетитель, который стоит сейчас за дверью, всё вам расскажет,?— ласково усмехнулся врач и выглянул в коридор.Несколько секунд спустя в дверь просунулась голова человека, которого я узнала моментально, поскольку и не забывала вовсе. Клянусь, в это мгновение мне казалось, что дороже него уже ничего не увидят мои глаза. Его лицо стало ниточкой, возможностью, связавшей меня настоящую с той мною, которая была. Мне уже долгое время казалось, что меня со мною связывает только имя.И все мельчайшие подробности наших взаимоотношений с этим человеком тут же всплыли у меня в памяти. Я почувствовала, как запылало моё лицо, когда я, оглядев его с головы до пят, задержалась взглядом на уровне его пояса. В голове сама собой возникла картина, свидетелем которой я стала, видимо, всё же не так давно. Слишком яркой и памятной она оказалась. Я постаралась как можно скорее прикрыть глаза и принять невозмутимый вид, чтобы он ни о чём не догадался.—?Привет, красотка,?— Джермейн подмигнул, и лицо его расплылось в широкой добродушной усмешке,?— ты зачем пугаешь всех?Доктор Джонс погрозил пальцем:—?Десять минут, Джексон, не больше! У неё сотрясение…—?Клянусь,?— притворно сурово произнёс Джермейн, мимоходом возложив руку на стетоскоп, висевший на шее доктора, и решительно уселся у моей кровати.Доктор вышел.—?И как вас угораздило, Мойра-сан, попасть в такое положение? —?через несколько минут молчаливого разглядывания, поинтересовался Джермейн.Я попыталась пожать плечами. На мгновение из моей памяти выветрилось, что по крайней мере одно из них не работает. Последствия не заставили себя ждать: болевой спазм прошил руку и меня едва не вырвало прямо на щегольскую куртку моего гостя. Джермейн явно перепугался, кинулся за доктором, но был остановлен моим слабым восклицанием.—?Точно? —?он с сомнением окинул меня взглядом. —?Может быть, лучше позвать врача?—?Нет,?— твёрдо заверила его я, стараясь не поворачивать даже глаза,?— просто мне нельзя шевелиться совсем: перелом на руке совсем свежий…—?Ну, хорошо,?— Джермейн потоптался ещё немного у двери, пару раз бросил на меня обеспокоенный взгляд и после моей отчаянной просьбы сесть и рассказать мне хотя бы что-нибудь, присел на краешек стула и, словно стесняясь, спросил, что бы я хотела услышать.—?Как там… дома,?— уклончиво спросила я. —?Назвать имя Майкла я не решалась, равно как и не решилась открыть гостю частичную потерю памяти.—?Всё тихо и спокойно,?— Джермейн улыбнулся,?— не считая того, что наш дом теперь почти без охраны,?— он окинул меня хитрым взглядом и нарочито грозно проговорил,?— из-за неосмотрительности одного сотрудника, который, как малый ребёнок, не смотрит себе под ноги, когда идёт! Это же надо было так споткнуться! —?он тихо хмыкнул и покачал головой, продолжая уже молча разглядывать моё лицо.Мне было несложно сохранять невозмутимость на лице: после удара головой мимические мышцы болели от любого самого малого движения, поэтому я старалась контролировать выражение, да и повязки мешали.Слова Джермейна меня удивили. Я не помнила того, что привело меня к падению, и после того, как он попрощался и ушёл, я решила узнать обо всём у господина Эйнштейна.—?Мне сказали, что вас привезли из торгового центра. В вашей истории болезни написано, что вы получили переломы и сотрясение, споткнувшись и упав на движущемся эскалаторе. Такие показания дали свидетели.—?Свидетели?—?Ну, да…—?А кто, кто это был… мужчина, женщина… кто? Он говорил ещё что-нибудь?Доктор пожал плечами:—?Сожалею, мисс Сайленс, это всё, что я знаю. Думаю, что, если бы это был кто-то из ваших знакомых, он бы наверняка вас навестил. Разве нет?Мне осталось только согласиться с его предположением, чтобы не беспокоить доктора и не будить в нём подозрения своей паранойей. Мне всё больше и больше казалось, что я не просто так упала, споткнувшись. Может быть меня толкнули? Но кто? И чей знакомый облик я видела (или мне казалось, что я видела его?), едва открыв глаза, в то время как металлический голос настойчиво спрашивал: помню ли я какой сегодня день и как меня зовут.Я видела мужчину, я совершенно точно знала его. Его лицо было впечатано в мою память, но кем он был, что его связывало со мной и как его звали? Увы! Железный сундук памяти был заперт на тысячи замков и надёжно хранил тайну. Ключа не находилось, по крайней мере пока.Чем дальше в прошлое отходили события дня, уложившего меня на больничную койку, тем всё более смутными представлялись картины, которые я видела тогда. Я изо всех сил напрягала свою память, чтобы вспомнить лица, бывшие тогда рядом, но дело заканчивалось страшной головной болью, после которой я не могла не то что встать с постели?— даже просто открыть глаза, не испытывая болей при этом.Попытки пробиться сквозь тёмный полог к событиям прошлого привели к тому, что я стала видеть сны. Яркие и сюжетные, они уводили меня в неведомое и не отвечали на вопросы, а поднимали новые. Чаще всего в снах встречались два образа: два человека, которых я знала. Они представали в разной обстановке, в разном виде, разных обстоятельствах и разный сюжет объединял их, абсолютно непохожих и (я знала это совершенно определённо!) не знакомых друг с другом.Однажды я увидела их в виде двух огромных змей, свивавшихся друг с другом настолько плотно и прочно, что невозможно было определить, где начинается одно тулово и где заканчивается другое. Они боролись, жаля друг друга куда придётся, и я видела рваные раны, сочившиеся кровью. Обе змеиные морды то и дело оборачивались ко мне и в этот момент становились совершенно человеческими, передавая абсолютно человеческие чувства и эмоции.Одно лицо совершенно определённо было лицом Майкла, смотревшим на меня грустно, с возрастающим в глазах выражением недоверия и обиды. Его взгляд вызывал во мне чувство вины и необратимой потери, хотя он не обвинял, а только вопрошал и недоумевал. Горечь, отражавшаяся в темных и как будто тускнеющих глазах, преследовала меня и ночью, и днём.Другое лицо во всё время, пока являлось мне, было подёрнуто дымкой, которая мешала узнать его. Его появление в моих снах всегда сопровождало угрожающее змеиное шипение, в котором совершенно чётко слышалось:—?Ты же понимаешь, что тебе грозит?..?Понимаеш-ш-шь, понимаеш-ш-шь? — это невыносимое шипение провожало меня в день и встречало, едва я закрывала глаза на ночь.Между тем время шло, я понемногу поправлялась и уже могла не только сидеть на кровати, но даже вставать и делать пару шагов по палате. Мне казалось, что с момента моего появления в больнице миновал по меньшей мере месяц. На самом деле прошло не больше недели.Устав от бесплодных попыток пробраться в часы, которые предшествовали моему падению, я махнула рукой, решив временно отложить вспоминание на более позднее время, когда голова не будет болеть при малейшем напряжении.Я с нетерпением ожидала возвращения домой. Взгляд на белые стены и людей в медицинской форме вызывал во мне вполне конкретные и очень неприятные воспоминания. В такие мгновения в мире существовало две Мойры. Одна, жившая в реальности и хорошо понимающая, что, для чего и почему. Другая же не могла освободиться от прошлого: от запахов, тактильных ощущений и эмоций, вызванных всем этим. Но моё стремление как можно скорее оказаться вне больничных стен было вызвано не только этим. Тоска по Майклу с каждым прожитым днём становилась нестерпимей. Это происходило ещё и потому, что я никак не могла объяснить себе горького выражения его лица в своих снах. Я хотела увидеть его. Я хотела услышать его голос. Я хотела убедиться, что мои сны?— просто результат богатого воображения, исказившего реальность под влиянием болезни.Наше путешествие до торгового центра во времени занявшее не меньше получаса или даже больше в воспоминаниях пролетало в миг. Я помнила его ласковую предупредительную осторожность; нежное мерцание чувства в глазах, когда он смотрел на меня; тёплый тон голоса, когда он спрашивал меня о чём-то. Мы говорили весь путь, но о чём?— сейчас я никак не могла вспомнить. Дети охотно участвовали в нашем разговоре, то и дело отвлекаясь на виды, проплывающие за окном машины. И Омар добродушно смеялся, слушая нашу болтовню…Я мечтала о Майкле утром, вспоминала днём, приучила себя рассказывать ему вечером события минувшего дня. Я скучала и временами так сильно, что не знала куда себя деть и как удержаться от безапелляционного требования внутреннего ?я? вскочить и бежать на поиски предмета мечтаний и страхов.Джермейн?— единственная ниточка, связывавшая с домом и с Майклом?— больше не навещал меня, да я бы и не решилась ничего выспрашивать у него. Так я мечтала, томилась, молилась, чтобы Майкл был здоров и счастлив. Меня немного задевало то, что он сам ни разу не пришёл и никак не обнаружил своего присутствия. С текущего момента наше путешествие к торговому центру и всё, что происходило до его приглашения, всё больше и больше напоминало сон. И я часто ловила себя на мысли, а действительно ли я видела нечто в его глазах, слышала в его голосе. Может быть, ничего этого не было? Был только босс, и была только подчинённая, вообразившая себе невесть что. От таких мыслей настроение часто портилось, а сломанная рука ныла сильнее.В один из таких невесёлых часов меня навестил неожиданный посетитель. Словно солнечный зайчик Джанет расплескала по палате смех и веселье. Рядом с ней моё время, тянувшееся до сих пор со скоростью улитки, вдруг помчалось ураганом. Она показалась мне немного худее и бледнее, хотя разве можно сказать так при её цвете кожи?Её появление вызвало удивление и родило тревогу о благополучии всех проживающих в доме. Что могло произойти, чтобы занятая по горло Джанет бросила все дела и устроила себе отпуск? Уже второй за короткое время! Беспокойство заворочалось в моей груди, а сердце заныло. Несмотря на то, что я хорошо относилась ко всем, кто жил в доме, думала-то я только об одном…Джанет сидела рядом со мной, и мы болтали обо всём на свете. Её простое и искреннее дружелюбие творило чудеса. Но и у неё я не решилась спрашивать о Майкле. Мне почему-то было неприятно увидеть на её лице понимающую улыбку. Может быть, она и не увидела бы ничего странного в моём вопросе, но я молчала, мучая себя поминутно тем, что постоянно одёргивала своё нетерпение, старалась держать его в узде.Видимо мысли мои каким-то образом материализовались?— Джанет заговорила о Майкле. Но мало и скупо. Сказала между делом о том, что он занят сейчас чем-то важным, но мне?— голодной птичке?— достаточно было и этих крох. Я могла строить воздушные замки дальше.—?Да,?— встрепенулась Джанет,?— я совсем забыла,?— вскочив, она порылась в безразмерной сумке, которую бросила в угол, вбежав в палату,?— вот,?— она поднялась с довольным видом,?— я забыла, чуть не ушла,?— она всплеснула руками, рассмеявшись,?— представляешь? Майкл просил передать тебе вот это…Она протянула руки ко мне, и сердце моё пропустило удар. На её ладонях лежала маленькая книжечка размером in quarto в кожаном переплёте, и название?— ?Маленький принц??— сияло тусклым золотом с бледно-коричневой обложки.—?А… это мне? —?слова застревали в горле.—?Это подарок,?— пояснила Джанет,?— так Майкл сказал.—?Как он?.. —?спросила я, чтобы что-нибудь сказать.—?Он? Ха… —?она легко рассмеялась, явно стараясь не замечать впечатления от подарка, которое помимо желания, видимо, отразилось на моём лице.Но теперь мне было совершенно всё равно, что она подумает.—?Мой дорогой братец в своём репертуаре, всё, как обычно,?— отвечая на недоумение, которое, наверное, отразилось в моих глазах, пояснила,?— ходит, освещая себе путь фонарями.—?Какими фонарями? —?испугавшись, не поняла я.Джанет снова уселась на стул рядом с моей кроватью и хитро глянув на меня, тоном, в котором проступал какой-то намёк (какой-то! как будто я не могла определить, что это за намёк), произнесла нараспев:—?Фонарями, которые он нашёл, когда, споткнувшись, упал на ровном месте. Прямо, как ты… Поразительная синхронность, тебе не кажется? —?и звонко рассмеялась, запрокинув голову.Видимо выражение моего лица было настолько потешным, что она не могла сдержаться.—?Мойра, видела бы ты себя,?— отсмеявшись, ласково проговорила она,?— не бойся, я ничего такого не имела в виду. —?Она слегка наклонилась вперёд и осторожно потрепала меня по колену.—?И как… как он теперь? —?мои страхи разоблачения отступили перед беспокойством о Майкле.—?Ходит,?— кивнув, многозначительно ответила Джанет,?— и даже твёрдо, без поддержки.Я не решилась развивать тему дальше.Она засобиралась уходить:—?Ты только не спеши читать. Доктор сказал, что тебе пока нельзя напрягать глаза. Хорошо? Ты же не заставишь нас сожалеть о нашем поступке?..Пообещать было легко?— сложнее выполнить обещание.Книжка лежала на тумбочке почти сутки, притягивая мой взгляд, и я не выдержала. Вечером, когда все процедуры были завершены, и больше не возникало опасения, что кто-нибудь зайдёт и увидит меня, я протянула руку и кончиками пальцев осторожно, как будто боялась, что предмет растворится от моего прикосновения, тронула кожаную обложку.Она была совершенно такая, какой явилась мне во сне: тёплая, шероховатая, словно свитер крупной и грубоватой вязки, согревающий в лютый холод. Слёзы невольно выступили на глазах, вымыв из сердца все сомнения в правильности всего, что происходит. Я схватила книгу, пролистала её от корки до корки с жадностью оголодавшего человека, к которому внезапно попал свежий, белый, пышный ломоть хлеба, а он в первые секунды не знал, что с ним делать: съесть сразу или отложить на потом.Книга была очень красива, но вполне обычна и не содержала в себе никаких тайных посланий. Я отбросила её в сторону, как будто обидевшись слегка, словно она разочаровала меня, не проявив ожидаемой тайны. В неярком освещении она казалась таинственной и завлекательной. Она словно подсмеивалась над моими страхами и ожиданиями, лукаво поблёскивая золотом букв.Покачиваясь, я сидела некоторое время, баюкая разболевшуюся не ко времени руку. Осторожно сползла с кровати, нащупав мягкие тапочки, проковыляла к окну. Ночь наступила, и тишина стояла абсолютная. Мне казалось, что я слышу, как мерцают звёзды. Вздохнув пару раз, я попыталась справиться с волнением, которое вызвал во мне подарок и воспоминание о дарителе. В конце концов, это была просто книга, просто пожелание хорошо и с пользой провести время.Вернувшись в кровать, я настроила ночник так, чтобы он освещал страницы и окунулась в историю удивительного персонажа, переданную с тонкой печалью человеком, который умел любить…Да, это была просто книга, просто история, но история удивительная, которая не могла не произвести впечатления даже если и не содержала в себе никаких ожидаемых откровений или намёков. Я не в первый раз читала её, но каждый из них был словно бы первым. Откинувшись на подушку и прикрыв глаза, я вновь и вновь мысленно проживала описанное путешествие. Я была с Маленьким принцем на каждой планете, сопровождала его во всех беседах. Когда он говорил с Лисом, я пряталась за деревом. Строчки сами собой всплыли в памяти, откликаясь на картинку, вставшую перед закрытыми глазами.—?Вот именно,?— сказал Лис. —?Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как тысячи других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…Я приподняла голову, приближая к глазам книжный лист с описанным эпизодом, и бездумно погладила страницу, словно надеялась почувствовать того, кто произносил эти слова. Я почти слышала голос Лиса: немного хрипловатый не от природы, а от стремления утишить его, чтобы произвести таинственное впечатление на слушателя. Я почти увидела выражение его глаз: мягкое мерцание тёмных зрачков, с напускным простодушием смотревших на собеседника. Но хитринка, прятавшаяся в глубине лисьих глаз, выдавала его с головой. Нет, кареглазый Лис не обманывал, просто он не мог вот так сразу и быстро отказаться от своей природы.Удерживая книгу перед глазами одной рукой, я ухитрилась провести подушечкой указательного пальца рядом с тем местом, где были напечатаны эти слова, и внезапно почувствовала шероховатость на странице, словно бы бороздку, оставленную ногтем. Я провела пальцем ниже?— нет, дальше всё было ровно и гладко. Я вернулась к заинтересовавшему меня участку, снова и снова разглаживая его, не решаясь посмотреть прямо, опасаясь того, что всё это тактильный обман. Но царапинка никуда не девалась! Я резко приподнялась, на этот раз почти не обратив внимание на боль, пронзившую мою руку, когда я неосторожно оперлась на правый локоть. Но она всё же заставила меня вновь откинуться на подушку. Я почувствовала капельки пота, мгновенно выступившие на лбу.Я подтянула лампу ближе и, практически уткнувшись носом в страницу, принялась разглядывать её с неутомимым усердием. Определённо, на участке страницы, как раз рядом с просьбой Лиса приручить его, была царапина. Всё выглядело так, словно читавший оставил заметку ногтем, либо для того, чтобы вернуться позже к этому эпизоду, либо… либо же для того, чтобы обратить внимание на этот эпизод других читающих!Я кинулась проверять все остальные книжные страницы. Через час внимательнейшего разглядывания и разглаживания все цитаты расположились в том порядке, в котором были должны……так я жил в одиночестве и не с кем было мне поговорить по душам.…я вскочил, точно надо мною грянул гром. Протёр глаза. Стал осматриваться. И увидел забавного маленького человечка, который серьёзно меня разглядывал.…если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете……да, да, я люблю тебя,?— услышал он. —?Моя вина, что ты этого не знал.… слова только мешают понимать друг друга.И, наконец:…самого главного глазами не увидишь. Зорко одно лишь сердце.Я надеялась, что правильно поняла Лиса.