Часть 1: Вот и закончилась целая страница (1/1)

Лёгкое волнение и приятный адреналин, ласкающие душу, накрыли меня с головой. Исполнение финальной в программе песни ?Man in the mirror? всегда было для меня чем-то особенным, тем, что возвращает в детство и заставляет задуматься о нравственности. Но этот раз будет совершенно особенным для меня, ибо я возьму микрофон в Bad туре в последний раз.О, этот тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год! Как много волшебных эмоций и незабываемого опыта он мне подарил! Вторая половина моего первого в жизни сольного тура прошла блестяще: я получил порядка десяти наград, снялся в двух рекламах и восьми клипах, объехал несколько десятков изумительных стран… Не передать тот восторг, который получаешь, когда узнаёшь что-то новое: например, быт людей в разных уголках мира, различия между культурами, их положительные и отрицательные стороны. В такие моменты жизни я в очередной раз убеждаюсь, что в знаменитости есть масса плюсов!Я выбежал из гримёрной, где мне наспех поправили потёкший от пота макияж, и услышал новый залп. Залп аплодисментов, восторженных криков, всхлипов от слёз счастья… Это ощущение?— смесь волнения, адреналина, радости и любви?— ни с чем несравнимо. Его испытываешь лишь тогда, когда люди действительно уважают тебя, симпатизируют тебе.Никогда я не делал музыкальных пауз чтобы переодеться или передохнуть, никогда. ?Это ведь испортит всё моё волшебство!??— судорожно кричал я, когда организаторы умоляли разбавить атмосферу. У меня в обиходе уже очень давно появился термин ?волшебство Майкла Джексона?, и я действительно считаю это сочетание слов основной концепцией своей жизни. Сложно сказать, что мы с моей командой подразумеваем под этим выражением. Если говорить кратко, то внезапность, эмоции у зрителя, загадку… И если какая-то малейшая деталь нарушит тайну, мы по моему строгому требованию начинаем всё переделывать с самого начала. Так я до конца уверен в том, что музыкальная пауза просто убьёт моё волшебство! Зритель лишь растеряет те эмоции, что я вызвал во время серии выступлений. Намного лучше, когда я под не стихающие аплодисменты в секунду скину старый образ и появлюсь вновь, не терзая своего зрителя!Так произошло и сейчас. Толпа довольно взревела, подтверждая мою теорию. Я стоял и впитывал в себя энергию, которую дарили мне поклонники, заряжался, чтобы вновь взорвать зал. Видел каждый плакат в руках фанатов, каждый мигающий огонек включённой зажигалки, восхищался. Усталость, накопленную за два часа непрерывной работы, как рукой сняло. Моё тело болело и стонало, но душа умоляла продолжить сладкую пытку. Я отчётливо чувствовал, как потерял несколько литров жидкости, как куртка и тугой ремень стали в разы свободнее, но это ничуть не останавливало.Как только рёв немного стих, я подал еле заметный знак пальцем, и заиграл медленный проигрыш. Двухсоттысячный зал возродился вновь, будто ни капли не утомился за два предыдущих часа.Я, испытывая лёгкое волнение, подошёл к микрофону. В глазах публики сейчас было видно нестерпимое желание услышать начало песни, новой истории. Тишина спустилась с небес, укрыла зал плотным одеялом.—?Я должен раз и навсегдаИзменить свою жизнь,И это будет действительно здорово.Всё станет другим,Всё станет правильным,?— начал я, отчетливо ощущая, как все волнения в секунду улетучились. Песня поглотила меня с ног до головы, захватила, завладела, обуяла. Под каждый бас моё тело невольно выгибалось в наслаждении, словно жило отдельно. Душа же моя покинула тленную оболочку, поднялась вверх, растворилась в любви зрителей и обняла их. Мне нравилось это ощущение?— словно бы я прижимаю к сердцу каждого пришедшего, согреваю словами и голосом, а музыка слывет верным помощником. Так, я чувствовал себя инструментом природы.—?Я поднял воротникСвоего любимого зимнего пальто?—От этого ветра у меня выносит мозг.Я вижу детей на улицеКоторым нечего есть.Кто я такой, чтобы закрывать на это глаза,Притворяясь, что не замечаю их нужд…Моё сердце невольно наполнилось грустью и болью, отчего голос стал агрессивнее, ярче. В голове всплывали те жуткие сцены, что мне удалось увидеть во время визитов в разные страны. Голодающие, бедствующие, гонимые всеми люди… Как ужасно, что проблема социального неравенства так и остается нерешенной.Чтобы поддержать мою песенную речь, зрители включили зажигалки и повели руками, как волнами. Темнота ночи уже давно накрыла арену, а потому огоньки выглядели ярче, таинственнее. Как же красиво! Мы со зрителями, переполненные уютом и добром, будто впали в транс. Неужели через считанные минуты мне придётся расстаться со всеми этими чудесными людьми, в чьих сердцах вновь удалось разжечь огонёк гуманности?—?Летнее равнодушие,Разбитое горлышко бутылки,И душа одного человека,Они следуют друг за другом туда,Куда подует ветер,Потому что им некуда идти.Поэтому я хочу, чтобы вы знали,Что я начинаю с человека в зеркале.Я прошу его измениться.Ни одно послание не может быть яснее:Если вы хотите, чтобы мир стал лучше,Посмотрите для начала на себя и изменитесь, эй!В агонии, я дёргал каждый ремешок собственной куртки, каждую молнию, каждую блестящую нашивку. И как же они еще не оторвались? Спасибо Бушу, моему дизайнеру и модельеру. К слову, вещь стала мне совсем свободной из-за потерянной массы тела, сидела более мешковатым образом.Я слышал, как на припеве мне помогает небольшой хор, но не замечал его. Я вообще ничего не замечал вокруг: только микрофон, арена и музыка. Только моя энергетика, коей я щедро делился со всеми. В этот момент я мог поклясться, что готов умереть, лишь бы мой посыл был услышан. На глазах сидящих на первых рядах мне удалось разглядеть несколько скупых солёных слезинок раскаяния перед самими собой, и от этой картины ко мне пришло осознание, что свою миссию я выполнил. О, сколько ко мне на концерты приходило суровых людей! Они громче всех кричали, что мне не удастся тронуть их сердца, но именно они потом плакали сильнее всех!—?Я был жертвойЭгоистичной любви.Настала пора мне осознать,Что есть бездомные,У которых нет лишнего цента.Неужели слова, что они не одиноки,?— лишь притворство?Чьё-то разбитое сердце?—Словно ива с расцарапанной коройИ брошенная мечта.Понимаете, они отдались воле ветра,Потому что у них нет постоянного пристанища?—И вот, я начинаю с себя.Дорожки слёз на щеках зрителей стали частыми гостями?— это я отчетливо видел даже сквозь пелену, что легла на мои глаза от бурных эмоций. Я старался вложить в каждое слово часть собственной души, и мне было не жалко?— лишь бы посыл был услышан.Я прокричал припев с большей агрессией, словно действительно требовал от всех пришедших измениться. Мой голос охрип, сорвался, но это придавало шарм песне, особую неповторимость. Люди уже падали в обмороки, но я был неумолим.Сцена давно стала мне домом, и только здесь я мог быть настоящим, живым. Порой мне даже казалось, словно существует два меня?— яркий Майкл Джексон на трибуне, умеющий чувствовать, разжигающий свет в сердцах, и скромный Майкл в жизни, которого рьяно стараются сломать.Прозвучали последние аккорды. Не выдержав переполняющей меня энергетики, я упал на колени, мучимый агонией. Сладкая истома сразила меня наповал, пробила плоть, разлилась теплом и лишила сил. Прикрыв глаза, я слышал лишь истеричные крики со стороны публики, чувствовал каждой клеткой, каждым волоском эту энергетику, от которой сносит крышу. На негнущихся ногах я, наконец, встал и поклонился публике. Дыхание полностью сбилось?— я захлебывался в собственном счастье.—?Я люблю тебя, Лос Анжелес! Я люблю вас больше! —?прокричал я так громко, как только мог.Услышав последний залп оглушительных аплодисментов я направился к выходу.В гримёрной уже столпилась вся моя рабочая команда: и Диана, певица из команды, и Билл, начальник моей службы охраны, и Буш. Они ослепительно улыбались, сохраняя молчание. Слова были здесь ни к чему, ибо данный момент?— окончание моего сольного тура?— слишком трепетный. В маленьком помещении, где всё пространство было занято костюмами, косметикой и прочей утварью, не хватало воздуха?— все мы были уставшими, наши дыхания сбились.—?Майкл, это было сногсшибательно! —?начала Диана. Её белокурые кудрявые волосы растрепались, превратились в пышную копну. Пряди спадали на усыпанный стразами белый лиф. —?Я поздравляю тебя, дорогой! Ты выложился на все сто.Вместо слов благодарности я лишь тепло обнял девушку, входя в облако сладкого парфюма. Как грустно было расставаться после целых двух лет совместной работы! Впрочем, уверен, мы останемся друзьями до конца жизни?— огонь, вода и медные трубы, которые мы пережили, сделали своё дело.—?Вот подлец, оторвал даже самый крепкий ремешок на этой чудесной куртке! —?засмеялся Буш, обнимая меня и параллельно осматривая небольшую дырку в моём концертном костюме. —?Ты хорошо поработал, Майк, и будешь пожинать плоды.На его лице, покрытом сеткой глубоких морщин, заиграла искренняя улыбка. Несмотря на наши деловые отношения, Буш относился ко мне, как к сыну. Боже, я не могу представить себе кого-то другого на его месте! Никто в мире не сможет проявить такой креатив, как мой Буш! В дружеских объятиях я чувствовал запах, характерный для швейных машин и тканей.—?И сколько же мне ещё спасать твою звездную задницу, Джексон? —?засмеялся Билл Брей, легко хлопая меня по плечу.—?До моей смерти,?— отрезал я с тенью улыбки на лице. Не стоило ждать от меня позитива, ибо моё сердце было опустошено в данный момент.—?О-о, мистер Джексон, видимо, закис. Ты чего? Весь мир лёг к твоим ногам! —?подбодрила меня Диана, но я оставался непреклонным.—?Так, ребята, нам надо в ресторан! Я уже заказал.Буш поднялся с маленького дивана и уже начал натягивать пальто, пока все остальные, включая меня, непонимающе прожигали его взглядом.—?Столик? —?уточнила девушка.—?Ресторан. Бегом, бегом! Брей, машина Майкла где?—?У чёрного входа.Мы все начали надевать верхнюю одежду. Огромная гора, состоящая из пальто, в миг опустела. Я лишь скинул с себя концертную куртку?— можно было услышать, как вместе с тканью о пол стукнулись десятки металлических бляшек. На мне остались лишь укороченные чёрные классические брюки со свободной белой футболкой.Увидев, как Диана мучается со своим черным пальто, ворот которого запутался в копне её пышных волос, я помог ей.—?Спасибо,?— бросила она и одним движением просунула голые руки в рукава. И как хрупкая девушка не мерзнет?Когда все собрались, мы направились к выходу из тёмной комнатушки. Около дверей стояло двое охранников, а рядом поджидало ещё трое. Опять мне предстоит нырнуть в бушующую толпу людей, в облако криков и мольб.—?Майкл! Майкл! —?во всю глотку орали пришедшие.—?Мы тебя любим!—?Я люблю вас тоже,?— кратко бросил я, желая хоть как-то унять толпу, однако та завизжала с новой силой.Несмотря на то, что путь от гримёрной до машины у чёрного входа был просто ничтожно коротким, охрана успела оттолкнуть от моего обессиленного тела несколько десятков фанатов и фанаток. Мне ещё удавалось хоть как-то прикрывать тонкое тело Дианы?— к ней тоже тянули руки. Всё было как в забытье.О, я невероятно сильно люблю своих поклонников, но порой становится невыносимо?— от тебя словно пытаются открывать кусок! О личном пространстве и спокойном передвижении по городу мне оставалось лишь мечтать в самых сладких снах.Наконец, ?дорога ада?, как мы привыкли её назвать, была пройдена. Билл наспех открыл массивную дверь чёрного выхода. У него стоял мой чёрный парадный лимузин. Брей, не думая, практически за шиворот бросил меня в роскошный кожаный салон. Вслед за мной сели Диана, Буш и сам Билл, который уже на ходу закрыл дверь. Мы даже не успели разглядеть снег, покрывший асфальт толстым ковром. Декабрь выдался на редкость холодным.—?Откроем? —?Ди держала в руках бутылку Мартини с тремя бокалами.Я безо всякого интереса пожал плечами, от усталости ложась на правую дверь лимузина, а мужчины закивали головами. Девушка, отковыряв золотую обёртку у горлышка, начала поворачивать замысловатый крючок из толстой золотой проволоки. Но если с этим действием она справилась быстро, то с пробкой возник большой вопрос.—?Где открывашка? —?Буш начал рыскать вокруг себя.—?В бардачке,?— выдавил из себя я. Боже, как сильно мой голос охрип…Спустя несколько минут совместных попыток, кряхтений и руганей в сторону ?противной? бутылки, тишину прервал резкий хлопок пробки, а вслед за ней наружу полезла белоснежная пена.—?Ой-ой! Майк, надеюсь, ты не обидишься, что мы затопили твой лимузин шампанским,?— смеясь, произнесла Ди.—?Ребят, мне всё равно. Хоть сожгите его.—?Боже, Джексон, где твоя зажигательность? —?недовольно спросил Брей, окидывая несколько презрительным взглядом моё обессиленное тело. —?Ребята, ему не наливать, он устал.Интересно, с какой радости?—?Окей. Сами напросились. —?Я, игнорируя усталость, сел и постучал по креслу водителя. —?Включи музыку. Погромче.Салон автомобиля накрыло волной чертовски громких басов, от которых тело покрылось волной мурашек, а силы начали вновь наполнять моё тело. Музыка была невероятно весёлой, очевидно, клубной. Мы с Бушем уже взяли по бокалу, которые тут же были наполнены Дианой.—?Эй, а мне? —?пробурчал Билл.—?А тебе нельзя! Ты спасаешь мой звёздный зад,?— с азартом отозвался я.Мы все захохотали.Остаток пути прошёл очень даже весело: мужчины старались меня взбодрить и, если честно, им это удалось. За это я всегда обожал свою команду.Лимузин подъехал к моему любимому ресторану. Вопреки своему пышному убранству, это место являлось на редкость уютным. Стоит отметить, что за всё свое пребывания в Лос Анжелесе я лично посещал его почти каждый день, а это серьезный показатель.Мы, смеясь, ввалились в заведение.—?Мистер Джексон, мы рады вас… —?начал седовласый администратор, но пришёл в шок, увидев слегка нетрезвых и чертовски весёлых нас. Очевидно, он ожидал более официального и спокойного визита.Билл, Ди и Буш прошли мимо, не обращая никакого внимания на сотрудника, а я слегка кивнул.Мы сели за четырёхместный столик. Ресторан был оформлен в стиле барокко, с золотыми и бирюзовыми убранствами. Он нередко принимал уважаемых в политике персон, служил главным кандидатом для специальных обсуживаний и имел высокую репутацию. Так, если бы не моя мировая известность, мы, в простой одежде и с куражом, выглядели бы, мягко говоря, неуместно, а возможно и вовсе были бы изгнанными охраной за нарушение дресс-кода. Как только вдали появился силуэт официанта, мы приняли более-менее серьёзный вид и выпрямили спины.—?Доброй ночи. Вы готовы сделать заказ? —?произнес смазливый блондин с открытым блокнотом в руках.—?Мне, пожалуйста, морепродукты и овощной салат. Ди, Буш, Билл?—?Говяжий стейк с овощами на пару,?— произнесла девушка.—?Тоже самое, что и леди, только ещё сырные шарики,?— сказал Билл.—?Форель на пару,?— бросил Буш.—?Что будете пить?—?Бренди. Одну бутылку,?— вмешался Билл, не давая мне ответить. Я с улыбкой закатил глаза, так как хотел бокал белого вина.—?Отлично. Ваши заказы будут готовы в течении часа, ожидайте.Блондин удалился, и повисла тишина, за которую мне удалось благополучно пролить на себя полстакана воды. Холодная жидкость заставила мою грудь замерзнуть в сырости, а футболка противно прилипла к ней, став второй кожей. Я всегда был ?победителем по жизни?…—?Нет, ну что за… —?сорвалось с губ Буша, как рьяного ценителя осторожности.Администратор учтиво указал мне, где находится уборная, куда я немедленно отправился.В помещении горел приглушённый свет, исходящий от изящных светильников на чёрной глянцевой плитке. Краны отливали золотом, безжалостно ослепляли. Тишина в помещении несколько противно била по моим ушам. Я незамедлительно рванулся к раковине и принялся хоть как-то сушить одежду. Пока мой взгляд блуждал по зеркалу, я поймал себя на мысли, что мне не нравится то, что я нём вижу.Мне относительно давно прооперировали нос, причем весьма неудачно. Карен, мой визажист, посоветовала мне подвести глаза перманентом, что я и сделал. Но мне ничего не нравилось и не нравится по сей день…Я отодвинул край собственной сырой футболки и посмотрел на тело. От пота грим полностью смылся, открывая обзор на них… На чёртовы пятна витилиго. Проклятая болезнь, которую никак нельзя контролировать. И никто не может мне помочь… Эти мысли угнетали меня, вводили в уныние.Я так долго и старательно убегал от собственной внешности, которая напоминала отца. Сделал операцию, подвёл глаза, изменил прическу. Даже кожа изменилась, хоть и по воле случая. Но, убежав от одного, я прибыл к другому, к ужасному, неконтролируемому. Мне вновь не нравится отражение в зеркале?— хочется никогда в него не смотреть, как в детстве, когда кожа была покрыта частыми прыщами. Но лучше прыщи, чем пятна. О, как много я бы отдал за свой прошлый облик!Не выдержав потока депрессивных мыслей, я покинул комнату и вернулся за столик.Диана долго теребила белоснежную салфетку, как вдруг что-то вспомнила:—?О, точно. Забыла. Майкл, я тут поймала себя на мысли, что работаю с тобой третий год, а до сих пор не имею твоего автографа. Проясни, s'il vous plait!Я непонимающе посмотрел на девушку, а после осознал, чего она хотела. От простоты такой просьбы меня пронзил смех.—?Ты серьёзно сейчас? —?выдавил я.—?Вполне. А что я внукам-то покажу через пятьдесят лет? Только воздух с воспоминаниями? —?нарочито обидчиво, но вместе с тем совершенно серьёзно сказала Диана.—?О… Ну, у меня нет бумаги и ручки… —?Я начал рыскать вокруг себя.Девушка спокойно положила передо мной салфетку, которую старательно теребила несколько минут назад, а Буш достал из-за уха карандаш. Такая уж у него была привычка?— всегда носить с собой обломок простого карандаша. Увидев настрой пары, я, усмехнувшись, начал старательно рисовать на хлопковой салфетке. Кончик карандаша порхал, то замедляясь, то ускоряясь. Всё то время, пока я выводил свой автограф, молодые люди прожигали меня заинтересованными взглядами.—?Что же, держи. —?Я протянул девушке расписанную салфетку и залился румянцем.—?Спасибочки,?— бросила она и тут же убрала её в сумку.В этот момент официант принёс нам салаты и бутылку бренди. Мы поблагодарили его, и Билл начал разливать жидкость медового цвета по бокалам.—?Ну, что, Джексон? За блестящее окончание твоего тура! —?произнёс Буш, поднимая свой бокал вверх.—?За тур! Ура! —?поддержали остальные.—?Спасибо ребята. Без вас я бы не достиг такой вершины.Все мы пригубили бренди и принялись за еду. В воздухе царила атмосфера праздника, хотя моё сердце щемило. Закончена целая страница моей жизни?— счастливая, яркая, полная радости. Скоро всё начнется сначала.—?О, я помню, как однажды ты, Майкл, вызвал меня к себе ради одной лишь загадки,?— начал Буш, крутя в руках золотую вилку. —??А сделай-ка мне, Бушик, куртку. Но не простую. Хочу видеть на ней то, с чем ежедневно встречается каждый человек?. Боже, ребята, я объехал пол-Америки, но ничего не приходило в голову! А знаете, что это было?Диана и Билл покачали головами, а я ослепительно улыбнулся?— забавная история вышла.—?Вилки и ножи! Вилки, чёрт возьми! Майкл, но как ты был счастлив, когда я сделал тебе эту несчастную красную куртку с маленькими золотыми вилочками на спине! Боже, я помню эту твою дурацкую, как у маленького ребенка, улыбку! —?рассказал Буш, и вся компания залилась смехом.—?Нет, а я? Помню, один раз Майкл прямо во время концерта рванул со сцены и побежал в толпу! Я никогда не видел, чтобы так быстро бегали…Тут уже смеялся до слёз я. В голове всплыло воспоминание о той боли, когда поклонники начали безжалостно мять меня на ходу. Бедный Билл, как тяжело ему со мной было… С другой стороны, не счесть, сколько раз я выслушивал нравоучительные лекции от секьюрити! Меня так даже мама родная не отчитывала.Затем официант принёс горячее.—?Да о чём вы, когда Майкл заставил меня однажды перепевать один несчастный фрагмент песни двадцать четыре раза! Финальный фрагмент с криком на минуту?— и двадцать четыре раза! Я потом день говорить не могла!Мы все засмеялись. Я принялся накалывать на вилку маленькую мидию.—?Майкл, а как ты отметишь этот день? —?поинтересовалась Диана.—?Эм… Вы ведь знаете, я особо не отмечаю. В этом дне для меня больше грусти, чем радости. Впрочем, поеду в Доминикану. Буду нежиться на песке и встречать новый год в воде. А вы?—?А я как всегда буду спасать твой звёздный зад, Джексон,?— сострил Билл, чем вызвал новый залп смеха.—?А я отправлюсь в Милан. Надо обновить гардероб,?— произнесла Диана.—?Не удивлен. Ты модница до мозга костей. —?Я смочил губы бренди.—?Ой, а сам-то? У тебя для каждого выхода новый костюм. Да, Буш?—?Ага,?— нарочито грустно согласился с ней мужчина.Мы провели ещё полчаса за непринужденной беседой. Я старался вести себя весело, чтобы не огорчать ребят, но наконец не выдержал: голова была готова расколоться на две части, а ноги отваливались.—?Ребята, простите, но я поеду, слишком устал. Всё за мой счет, отдыхайте. Спасибо за такой тёплый вечер! Только, прошу, не разгромите бар. —?И засмеялся.***Дорога обратно выдалась долгой и утомительной. Настолько, что, когда я вышел из салона, то передвигаться мог, только держась за стены. Мне надо было добраться до президентского люкса. Вокруг как всегда было шумно.Когда в очередной раз заместитель Билла и портье сцепились, я, не выдержав, встрял:—?Я не понимаю, неужели нельзя уладить этот вопрос? Почему нельзя отвести меня в свой номер и оставить в покое? —?прокричал я из последних сил.—?Конечно, мистер Джексон. Простите. Пойдёмте. —?Охранник взял меня под руку и отвёл к лифту.Я буквально ввалился в люкс и упал на самый близкий ко входу светлый кожаный диван. От материала тянуло холодом, который приятно расслаблял тело. Лишь через несколько минут забытия я смог рассмотреть свой номер: на мраморном полу лежали белоснежные ковры с невероятно пушистым ворсом, рядом стоял небольшой журнальный столик, а поодаль расположился телевизор. Золото, которым были щедро украшены все косяки и статуэтки, сверкало в свете ламп, ослепляя. От боли в глазах я с усилием перевернулся на спину, устремляя взгляд на потолок. Там и вправду было, на что посмотреть: роскошная лепнина заставляла воображение создавать новые образы.Из открытого настежь балкона доносился восхитительный запах незнакомых мне цветов, который я жадно вдыхал вперемешку с собственным парфюмом. На хрустальном столике мной был замечен золотой круглый поднос с бутылкой шампанского, двумя бокалами и тарелкой ярко-красной клубники. Если элитный алкоголь не разжёг во мне никакого интереса, то вот ягоды напротив, сильно поманили своим видом. Я протянул руку к одной из них и сразу отправил её в рот.Ягода попалась невероятно сладкой, даже слишком. В и без того пересохшем рту возникла жажда, которая побудила меня доползти к холодильнику с водой. Все три полочки были вплотную уставлены бутылками ?Evian?. Я принял сидячее положение, взял бутылку и практически полностью опустошил её.Входная дверь открылась ключом. Чёрт, неужели меня нельзя оставить в покое? Никакого личного времени!В номере запахло до боли знакомым женским парфюмом. Брук Шилдс?— это была она. Моя любовь, моя нежность, моё сердце. Мне пришлось взять свои прежние слова обратно.—?Майкл? Ты где? Майкл! —?звала она взволнованным тоном.—?Я тут, Брук,?— откликнуся я, сидя у открытого холодильника с водой.Стук каблуков послышался так близко, что я уже смог увидеть их обладательницу. Брук была обворожительна, впрочем, как и всегда. На ней было чёрное велюровое платье до колена, которое весьма аккуратно подчёркивало широкие бедра и талию. Её карамельно-русые волосы по плечи были завиты в лёгкие и мягкие, как мне показалось, кудри. Губы, намазанные фиолетовой помадой, застыли в ослепительной улыбке, оголяя белоснежные зубки. Моя красавица. О боже, как я о ней мечтал: ещё в семидесятые стены моей скромной квартиры были увешаны плакатами с ней! А сейчас она, кукла неземной красоты, стоит передо мной!—?Здравствуй, красавица.—?Привет… А ты чего так? —?Она вопросительно вскинула бровь. И тут я понял, что по-прежнему сижу на полу у открытого холодильника.—?Ой, прости. —?Сквозь нахлынувшую боль я встал с пола и обнял Брук. —?Восхитительный парфюм! И кто же тебе его подарил?—?Ха! Ты и подарил! —?Мы залились смехом. —?Майк, ты устал, так что я на минуту. Ты поедешь со мной на показ?—?Брук, ради бога прости, но я не могу. Впервые за два года мне удалось вырваться, чтобы отдохнуть. Как я могу искупить вину, милая?Она мило надула губы, и на секунду мне показалось, что я готов сделать всё, лишь бы Брук не обижалась. Сейчас я полностью находился в её власти.—?Эм… Да, конечно, я всё понимаю. Удачно съездить, дорогой. Я поеду на девичник, Лиззи послезавтра выходит замуж!Я на секунду впал в ступор и начал отчаянно пытаться вспоминать, кто же такая Лиззи. Будет неловко, если допущу два косяка сразу, поэтому я действительно напрягся. Но попытки оказались тщетными.—?О, отлично! Пожелай Лиззи всего наилучшего от меня! —?сымповизировал я.—?Обязательно! Пока.Брук оставила на моей щеке лёгкий поцелуй и упорхнула, не дав сказать ни единого слова. Она оставила после себя лишь запах парфюма.Когда дверь захлопнулась, я вновь вернулся на белоснежный диван и закрыл глаза рукой.Что же я думаю о сегодняшнем дне? Что тревожит меня вопреки оглушительному успеху? Что терзает душу? Все мои мысли были заняты только поиском ответов на эти вопросы. А ведь ответ был прост, как дважды два. Меня накрыло ?ощущение невосполнимой потери после громкой победы?, как говорил Ницше. Это чувство было свойственно мне. Каждый раз, когда я чего-то добиваюсь, сердце щемит. Только что мною был пройден целый этап в жизни, такой яркий и счастливый! Я невольно перевернул страницу альбома, открывая новую главу. Но встал я навстречу счастью или провалу?— вопрос, ответ на который зависит лишь от меня.