XX (1/1)

Разумеется, Кайто не смог заснуть. Даже не стал пытаться. В свою очередь, Какеру, с которым Кайто делил комнату, не предпринял попытки убедить его в необходимости отдыха. После того, как Кайто вкратце пересказал ему сложившуюся ситуацию, он задал лишь один вопрос:– Ты доверяешь Уозуми-сану?– Да, – не задумываясь ответил Кайто.Какеру кивнул, словно в ответ не озвученным мыслям. Взяв в руки телефон, он сказал:– Сейчас одиннадцать. К часу ночи они доберутся до ближайшей травматологии, проведут там сорок минут или чуть более того, если всё благополучно сложится, – установив время будильника, Какеру отложил телефон. Подложив сложенные руки под голову, он улёгся на кровати, продолжив вслух рассуждать: – Тогда приблизительно около трёх они выедут обратно и в пять будут здесь. Хотя разумнее, конечно, будет переночевать где-нибудь.Кайто, буквально прикладывая все силы для того, чтобы усидеть на месте, всматривался в фигуру друга, освещённую только приглушённым светом одного ночника, стоящего на тумбочке между двумя кроватями. Размеренный голос на удивление сдержанного Какеру понемногу внушал ему спокойствие. Стремясь отвлечься, Кайто развлекал себя мыслью о том, откуда в постоянно взвинченном напарнике взялась эта холодная сдержанность, напоминающая о совершенно другом человеке. Но в той части мозга, которая отвечала за речь, всё вились смешанным роем мысли о сегодняшнем вечере. – Если окажется, что у Агехи перелом… – проговорил Кайто, но договорить не успел, потому что Какеру перебил его, сказав:– Что я нахожу маловероятным.– Почему ты так уверен? – У меня были переломы. И обычно боль от них стерпеть так стоически сложно. Вспомни Хошитани. У него был только вывих, а боль невыносимая. Перелом в разы хуже. Поэтому, как я думаю, у Агехи растяжение или вывих, как и предположил Нандзё. Кайто хмыкнул, отвернувшись. Его тень отражалась на стене в ореоле полусвета-полутени. И с уверенностью, которая принадлежала ей, а не ему, Кайто сказал:– Из-за Нандзё, из-за того, что это был он, Агеха мог стерпеть боль. Он бы ни за что не показал ему её.Какеру нахмурился, хотя последующее его возмущение и не отличалось убедительностью.– Что ты несёшь, – возмутился он. – Такое воображение иметь опасно.Кайто хмуро усмехнулся.– Влияние друзей, ничего не могу с собой поделать.Какеру вздохнул, натянув на себя одеяло. – Бог с тобой, Цукигами. Если сам спать не намерен, хотя бы другим не мешай.– Да, да, как скажешь, – ответил Кайто. Поднявшись, он оглянулся на не расстеленную кровать, которая нисколько его не привлекала. После чего он спросил: – Выключить свет? – Если тебе не нужен… – неопределённо отозвался Какеру, уже закрыв глаза.– Не нужен, – тихо шепнул Кайто. Глядя на свою подрагивающую на стене тень, он нажал на выключатель. Доверившись памяти, Кайто сделал несколько шагов сквозь темноту, которая приобретала всё более отчётливый глубокий синий оттенок по мере того, как глаза привыкали к изменившемуся освещению. Уже у двери его догнал голос:– Не делай ничего такого, из-за чего о тебе пришлось бы волноваться больше, чем об Агехе. Кайто улыбнулся. У темноты, точнее, у маленького огонька света в этой темноте, был голос его хорошего друга.То была мысль глупая, но приятная.– Не беспокойся, – ?В этих стенах остался ещё кое-кто, вызывающий куда больше опасений?, – Спокойной ночи.Кайто вышел в коридор, не расслышав ответного пожелания. Закрыв за собой дверь, он словно оставил за спиной целый мир, уютный и безопасный.Стараясь двигаться бесшумно, Кайто чутко прислушивался к дыханию дома, погружённого в предполуночную темноту. Его дыхание – неразборчивый шёпот многих голосов, принадлежащих людям и предметам. В жилом тускло освещённом коридоре, сквозь щели между полом и дверьми кое-где мерцал свет и слышалась неразборчивая болтовня, гудение ночных шорохов, ничем не похожее на человеческую речь. Избегая света, Кайто ступал по теням, сливаясь с их нечёткими силуэтами. Темнота удлиняла расстояния, стирала границы и вела Кайто туда, где она была живой. Естественной, искренней, дышащей остывшим свежим воздухом, пахнущим цветущими травами, искрящейся в лучах растущей луны.Голос, звучащий в этой темноте, был другим. Близким темноте, ведущим с нею беседу на равных. Голос был человеческим. И принадлежал тому, кого Кайто и рассчитывал встретить. Дверь на открытую террасу балкона была распахнута. Белые занавески колыхались на слабом ветру бестелесными призраками, смеющимися голосом Нандзё. – Ах, и это всё, что ты можешь сказать мне перед лицом трагедии. И он ещё лучшим другом называется. Ладно, я и так достаточно тебя отвлёк в сей поздний час. Не смею больше задерживать. Хорошо. Конечно, я больше не стану беспокоить тебя по пустякам. Да, да я такой. О, и я такой не один, не упокоенный полуночник. До меня снизошёл лунный император, так что твои услуги мне больше не нужны. Береги себя, Рен, соблюдай режим. Пока-пока. Обернувшись к Кайто, заметив его в дверях, Коки улыбнулся. Закончив разговор, он отключил телефон и приветственно развёл руками в сторону.– Надо же, и тебе, что ли, не спится, Цукигами-кун? – в своей обычной манере проворковал он.– Как видишь, – ровным тоном ответил Кайто.Пройдя мимо Коки, он приблизился к парапету. Вдохнув полной грудью пропитанный лунным светом ночной воздух, он наконец испытал столь желанное умиротворение, тёплым пледом укрывшее его. Так что и наигранная болтовня Коки не вызывала в нём отторжения. Но тот, словно сам устав от чрезмерности выражения того, чего он на самом деле не ощущал, вздохнул с доселе незнакомой Кайто интонацией. Встав рядом с ним, облокотившись о бортик парапета, Коки буквально предстал перед ним в новом свете. Освещённый светом луны и немного тронутый тёплом маленькой лампы, стоящей на столе, – Кайто и подумать не мог, как ему это идёт. – ?Говорят, если кто любит летние цветы, ему суждено умереть летом? [1], – голос Коки прошелестел порывом ветра в пышной листве. Ночь была тепла, но Кайто вздрогнул от коснувшегося его холода. Рядом сорвано выдохнул Коки и задал осторожный вопрос: – Можно я буду с тобой откровенным?– Это обязательно?– Ха-ха. Прости, Цукигами, мне просто не с кем поделиться. Рен меня лесом шлёт. Тацуми улыбается и смотрит так, словно убить хочет. Оно и понятно, я ведь не Саватари. Агеха… Тут и говорить нечего. От Тенгендзи у меня, кажется, сыпь появляется. Знаешь, типа аллергии. На его благородство. Я никогда не ладил с такими людьми. А ты… Не хочу оскорбить тебя словами о кажущемся сходстве, ни в коем случае. Но я думаю, что ты можешь понять. Так что мне не придётся задумывать о корректных формулировках.Кайто утомлённо вздохнул. Коки покаянно опустил голову, хохотнув.– Прости, – сказал он. – Язык мой – враг мой.– А то тебе других врагов мало, – пробормотал Кайто. Коки, неверяще уставившись на Кайто, несколько секунд не менялся в лице, и вдруг рассмеялся, схватившись за живот. – Верное замечание, – с трудом проговорил он.Кайто хмуро усмехнулся. И задал вопрос, о котором думал весь последний чам:– Это из-за тебя Агеха упал?Смех резко оборвался, словно вовсе не был искренним. Коки поднял улыбающееся лицо, убрав волосы, упавшие на лоб. Запрокинув голову назад, он усмехнулся в ночное посеребрённое небо.– Из-за меня? Может быть. Но, скорее, из-за того воплощённого во мне ненавистного пугала, которое он себе вообразил, – произнёс Коки. – Он ненавидит меня, я ненавижу его. У нас взаимные чувства.– Волшебно. И в чём же тогда ваша проблема?Коки бросил мимолётный взгляд на Кайто. ?А твоя?? – послышался ему не заданный вопрос. Кайто качнул головой, отвернувшись.– Вот, ключевой момент, – сказал Коки, отказавшись от возможности утомить Кайто провокационными намёками. Он продолжил говорить, не глядя в сторону собеседника. – Знаешь, я придерживаюсь теории, что мы ненавидим и любим одних и тех же людей. Некоторые считают обратной стороной любви безразличие, но я в него не верю. Поэтому, если случается ненавидеть одних, а любить других, возникает противоречие. – Спорная теория.– О, более чем, – нисколько не смущённый, хохотнул Коки. – Её жизнеспособность стремится к нулю. Но ты ведь не станешь спорить. Как-нибудь на досуге, если будет нечего делать, попробуй применить её к своим знакомым. Это, уверяю тебя, как минимум забавно.– По твоей теории выходит, что раз Агеха тебя ненавидит, он и любить тебя должен?– Да.– А ты?– Не являюсь исключением. – Хм-м… Пытаясь подогнать чувства под теорию… Кажется, ты пытаешься всё слишком упростить.– А ты всё усложняешь. Обменявшись понимающими ухмылками (?И когда только успели?..?), они отвернулись друг от друга, надолго замолчав.Они оба смотрели в ночное небо. На звёзды и луну. Но видели абсолютно разное. – Твой брат феноменален, – непривычно тихим голосом произнёс вдруг Коки. Он старательно подавил в себе все эмоции, выговаривая простые слова. А, может, просто устал. – Только твои к нему чувства кажутся истинными.– Я люблю его, – ответил Кайто. Для него это было искренним признанием, однажды уже произнесённым. С тех пор Кайто перестал задумываться о том, как это звучит, как это могут понять другие. Неважно, если они вовсе не понимают. Не имеет значения. ?Совсем не имеет?, – подумал Кайто и, улыбнувшись своим мыслям, продолжил: – Но выглядит так, словно я терпеть его не могу, да? Ничего не могу с собой поделать. Возможно, если бы я позволил себе быть светлым восторженным младшим братом, я не производил бы такого тягостного впечатления. Но я не могу. Просто не могу.– Не можешь, – повторил за ним Коки. – Быть честным?– М-м, да, пожалуй, – согласился Кайто. Глядя на луну, убеждённый в том, что он говорит это только ей, он произнёс: – Если буду честным, я не одержу победу в этой войне.– Nobody loves no one, – пропел Коки [2]. Подувший ветер рассеял его слова, но он на то лишь улыбнулся. – Ты правда так думаешь? Что именно ты пытаешься доказать, уповая на своё бесчестие. Поправь меня, если я ошибаюсь, но может ли быть, что это банальная неуверенность в своих силах. Или же… Сознательная капитуляция?Кайто молчал. Он не ответил. И, в конце концов, убедил себя в том, что вопроса не было. Коки тихо хмыкнул. – Знаешь, у меня есть друг, который сказал бы тебе в этой очень непростой ситуации, и других прочих ещё более непростых ситуациях, в общем, в любой ситуации он сказал бы тебе следующее, – выдержав драматическую паузу, с улыбкой впервые за ночь искренней и наполненной искренним обожанием, Коки произнёс в ночную пустоту: – ?Виновен?.Кайто фыркнул в кулак от безнадёжно сдерживаемого смеха.– А у меня есть друг, который, как я бы себя ни вёл, что бы ни делал и что бы ни говорил, называет меня не иначе как ?невежей?. Что ж, ?виновный невежа?, видимо, заслуженный титул.– Что ж, нам повезло с друзьями, значит. Дружба – красивая штука, – мечтательно проговорил Коки. – Ладно, кажется, я достиг своего предела. Достаточно задурил тебе голову. Тебе лучше вернуться в комнату, Тенгендзи вернёт тебе утраченное чувство равновесия. А я отчаливаю. Доброй ночи.Коки не успел уйти далеко. Кайто услышал, как он остановился, когда завибрировал телефон. Усмехнувшись, видимо, приятно удивившись отражённому на экране имени, он ответил на звонок.– Да-а, Рен. Нет, я не ещё не сплю, хотя уже и не уверен. Да, он ещё здесь, где же ему ещё быть, такая ночь чудесная. Ха-ха-х. Смешные вы. Конечно, передам, с удовольствием. Цукигами-кун!Кайто обернулся, недоумённо вскинул брови в немом вопросе.Стоя в дверях балкона, обрамлённый трепыхающимися белыми занавесками, Коки улыбался светлой улыбкой, лишённой искусственности. Кивнув на свой телефон, он сказал:– Рен передаёт тебе привет от Куги. Зайти, что ли, к Тенгендзи, разбудить и ему передать.С этими словами Коки ушёл, оставив Кайто в одиночестве. Бессильно хихикать, утратив последнюю возможность насладиться меланхолией затянувшегося ночного ожидания.* * *Они вернулись около четырёх. В гостиной их встретили полуспящие полубодрствующие Тайга и Рицу. Кайто выглянул с галереи второго этажа в тот самый момент, когда Харуто, со спящим Рику на руках, начал подниматься по лестнице. Сопровождающий его Рицу Кайто даже и не заметил, а Харуто кивнул ему, устало улыбнувшись, но ничего не сказав. Асаки, зевая на ходу, с побледневшим от усталости лицом, хмуро махнул Тайге, воздержавшись даже от комментариев по поводу приподнятости духа своего друга.– Ничего серьёзного, – сказал он. – Ни перелома, ни заражения нет. Воспаление пройдёт в течение пары дней. Пропустит день или два репетиций, для него это не критично.– И слава богу, – бодро ответствовал Тайга. – Чаю, может? Пива?– Нет, я пойду спать, – отмахнулся от сомнительной заботы Асаки. Ступив на первую ступень лестницы, он столкнулся со спускающимся ему навстречу Кайто. Подняв на него взгляд, он растерялся. – Кайто, ты почему до сих пор не спишь?Надлежащая сказанному строгость в голосе Асаки едва ли прозвучала убедительно. Он был слишком утомлён для того, чтобы должным образом выражать эмоции или отвечать на них. Быть может, он и не оценит, никак не воспримет, что бы Кайто ему ни сказал. ?Честность…? – вертелось в затуманенной бессонницей голове одно только слово. Почему бы не попробовать? Они оба всё равно что пьяны, и если случатся вдруг с ними счастливые часы беспечного сна, они и не вспомнят о сказанном, когда проснутся. К тому же, такую мелочь, вроде честности. Кайто тихонько выдохнул сквозь приоткрытые губы, поднял лицо и наклонил голову вперёд, оказавшись как никогда близко к тому, чтобы отказаться от слов в пользу действий. Но у дивана стоял любопытный Тайга с сияющим взглядом. Столкнувшись с которым, Кайто решился.– Я волновался, – сказал он.Тайга спрятал улыбку за пивным бокалом, а Кайто выжидающе смотрел прямо на обескураженного Асаки. Его лицо застыло, тело замерло. И его рука словно в замедленной съёмке взметнулась вверх и опустилась на голову Кайто, машинальным привычным жестом взлохматив волосы. На одно лишь мгновение Асаки прижал голову Кайто к своему плечу. И, заметно смягчившись, он улыбнулся.– Спасибо, – сказал он. – Извини за беспокойство. И иди ложись, нужно отдохнуть.И ушёл сам, не дождавшись от Кайто ответа. Впрочем, а что он мог ещё сказать?Кайто остался стоять на третьей ступени лестницы, один на один с Тайгой.– Пива, Кайто-чан? – отсалютовав бокалом, вопросил тот с заговорщицкой ухмылкой на лице, в приглушённом свете похожий на хитрого тануки.– Я несовершеннолетний, – не задумываясь ответил Кайто, даже не удивившись. – Тебя это останавливает? – лукаво улыбнулся Тайга. Кайто недоумённо уставился на него. Ему вдруг подумалось, что его сэмпай имеет в виду вовсе не алкоголь. Вовсе не озвученную банальную причину, ни одну их тех, которые могли быть ещё сказаны. Если что-то от чего-то Кайто и останавливает, то точно не это.– А вас не останавливает, что Саотомэ-сан и Уозуми-сан будут на вас ворчать? – спросил Кайто.– О, меня это наоборот стимулирует.По его тону, нельзя было с уверенностью судить о том, шутит Тайга или говорит серьёзно. И в данный конкретный момент Кайто совсем не был настроен на то, чтобы рассуждать об этом. Но где-то глубоко в мозгу что-то щёлкнуло, напоминание на будущее: выяснить, из какого Тайга лагеря. С какой стороны.– Чем плохо-то? – продолжил между тем Тайга монолог с самим собой. – Если ночь выдалась не очень, почему бы не сделать замечательным утро?Кайто устало вздохнул. Поднявшись на одну ступень и махнув рукой, он бросил на прощание:– Ночи, Футаба-сан.– Утро, Кайто-чан, – раздалось в ответ. Не обернувшись, Кайто усмехнулся. Настоящее время суток действительно было сложно определить. Солнце и луна на небе всегда, хотя и не всегда видны.Он знал наверняка, что его солнце отправилось спать. Что до луны, то ему предстояло выяснить её состояние.Повернув в другую сторону от своего крыла, Кайто остановился перед одной из дверей в противоположном жилом коридоре. Постучав три раза, он почти нажал на ручку, не дождавшись ответа. И провалился вперёд, когда дверь всё же открылась. Оказавшись в объятьях родных рук, Кайто услышал раздавшийся над ухом тихий голос.– Так и думал, что ты придёшь, – сказал Харуто. – Я бы не уснул без тебя. – Я надеюсь, что ты это ценишь. Всё-таки я отдал предпочтение тебе, а не Футабе-сану, – отозвался Кайто, повторив полуироничный тон брата.Полуироничный. Полусерьёзный. Две половинки составляют одно целое. Быть вместе – естественное состояние покоя. …Ощущая, как долгожданный сон поглощает его, Кайто вспомнил о Коки и его теории. И ему приснился безумный мир, лишённый ненависти. Любовь в том мире была безликой.Кайто вспомнил этот сон через многие месяцы, словно он был чьей-то рассказанной историей, придуманной не им.* * *