"На пикник" (Шики Тома и прочий КаоКай) (1/1)

Шики был тихим.Если бы Чиаки попросили описать каждого из совета одним словом, он бы так и сказал: ?Шики… он тихий?.Фуюсаву тоже нельзя было назвать громким, как и Касугано. Но первого Чиаки знал почти всю свою сознательную жизнь и за долгие годы научился различать в его тишине тихий перезвон льда, завывания ледяного ветра под дырявой крышей заброшенного чердака. В Касугано же постоянно присутствовало какое-то шуршание. Чаще – карт. Но иногда, стоило Чиаки отвлечься, закрыть глаза, до ушей доносился шорох свежей листвы, цветочных ветвей: открывая глаза, он неизменно обнаруживал рядом Касугано. Окно было закрыто, надёжно изолируя кабинет студенческого совета от любых звуков, и всё-таки в стенах звучала весна.Впрочем, ни замурованные окна, ни забаррикадированные двери не могли стать препятствием для Иринацу, если бы тому вдруг приспичило быть услышанным (что было в его природе). Точно шумный прибой или раскат грома в грозу жарким летом, Иринацу был громким, возвещающем о своём присутствии каждым словом или движением. Но и он умел быть тихим. И в такие моменты становился тише и Фуюсавы, и Касугано. Растворяющийся в мареве обездвиженного воздуха, лишённого даже стрекота цикад, почти пугающий в своём безмолвии.Тишина, источником которой был Шики, никогда не пугала. Было в ней что-то безмятежное, умиротворяющее, лишённое забот и страстей – абсолютное в своей неизменности, космическое.Грешным делом Чиаки допустил мысль о том, что если бы у него был выбор, он предпочёл бы компанию Шики любой другой, чтобы провести спокойный день на природе, к примеру. Должно быть, Шики бы просто спал, а Чиаки бы нежился на солнышке, слушал птичек и думал бы о том, как хороша жизнь. Идеальный выходной.Вместо этого он позволил вмешаться в свои планы Иринацу, который умудрился в ходе бурного поздравления Чиаки с наконец обретёнными водительскими правами, подговорить Фуюсаву и на пару с ним уговорить его вывезти их всех за город.– На пикник! – невыносимо сияя, провозгласил он. В их группе Чиаки был самым старшим, и только это убедило его в том, что нужно быть выше всего этого и держать достоинство даже под ехидным взглядом Фуюсавы.Чиаки тогда согласился и ещё несколько минут пытался снять с себя излучающего обожание Иринацу и всех прочих, кого тот норовил втянуть в жаркие объятия. Касугано не успел убежать, Фуюсава успел. А Шики даже остался придерживать Чиаки за спину, когда отцепился Иринацу. Он сказал: ?Спасибо?.Что бы это ни значило.В назначенное время ясным субботним утром Чиаки подобрал их всех с остановки. Иринацу проворно вскочил на пассажирское сидение спереди, а сзади Шики сжали с двух сторон Фуюсава и Касугано. Он, конечно, заснул, и всю дорогу Чиаки то и дело обращал внимание на его безмятежное лицо в зеркале.Иринацу же потряс Чиаки тем, что когда они выбрались из города и остановились на парковке перед супермаркетом, не потянул его за собой, удовлетворившись Фуюсавой и Касугано, оставив сторожить машину и Шики.В какой-то момент голова Шики оказалась между передними сидениями, он разглядывал приборную панель, пока Чиаки отвлёкся на телефон.– Ты хорошо водишь, я совсем не ощущал дороги.– Это в машине амортизация хорошая, дело не во мне.Шики вдруг громко утомлённо вздохнул, вынудив Чиаки задуматься о том, что не так он сказал. И лишь спустя очень много секунд добавил:– С тобой обязательно спорить, чтобы доказать, в чём ты по-настоящему хорош? – и ещё через несколько секунд: – Теперь я понимаю, почему Фуюсава общается с тобой в такой манере.– Просто у Фуюсавы скверный характер.– Безусловно, в этом всё дело.?Эй, это что ли сарказм?? – хотел Чиаки спросить, но Шики вдруг ошарашил его тем, что вышел из машины, обошёл её и сел спереди.Остаток дороги Чиаки видел в зеркале заднего вида сияющую физиономию Иринацу.Не стало открытием то, что Иринацу в их туристической группе оказался самым подготовленным. Открытием стало то, что его энтузиазм оказался заразен. Он нашёл идеальное место, близкое к воде, разложил мангал, разжёг угли, приволок таз с водой, в котором разместил напитки и арбуз. От него было больше всего толку. Он успевал даже регулировать конфликты между Чиаки и Фуюсавой, то и дело вспыхивающие из-за того, что последний не мог не критиковать. Настроение у него было хорошее.Шики, конечно, снова заснул. Касугано сторожил его сон с ножом, которым нарезал овощи. Фуюсава в конце концов счёл за благо уединиться в тенёчке с книгой (такие люди действительно существуют?) и на какое-то время, пока Чиаки и Иринацу шаманили над мангалом, воцарился блаженный покой. Немного суетливый, но в целом приятный.Грешным делом Чиаки подумал, что с ними не всё так плохо.А потом среди напитков обнаружились слабоалкогольные коктейли.– От сладкого и алкогольного вас быстро разморит, – предупредил Чиаки Иринацу и Шики, что с наибольшим энтузиазмом вскрыли бутылки. Но по-настоящему не по себе Чиаки стало лишь тогда, когда свои порции взяли Касугано и Фуюсава.Остаток дня был полон открытий, лишь в одном подтвердив прежние догадки: захмелевший Фуюсава становился ещё более едким, а Касугано – сонным. Бесстрашный же Иринацу так и вовсе обретал веру в собственное бессмертие, потому что не побоялся потащить Фуюсаву купаться. То, что тот позволил ему проконвоировать себя к воде, было ещё более удивительным. Но на Шики, сидящего на берегу, ни у одного, ни у второго рука не поднялась. Быть может из-за того, что Касугано оставался надёжным сторожем даже во сне, обозначив колени Шики в качестве подушки. Когда алчущие взгляды Фуюсавы и Иринацу скрестились на Чиаки, тот знал, что за этим последует. Напоследок посмотрел на Шики, не имея в голове ни одной связной мысли. А потом ушел под воду, потеряв и опору из-под ног.Бульк.Над ним, мокрым и отчаянно пытавшимся отлепить от лица волосы, Иринацу и Фуюсава гиенили на пару, удивительно созвучно. Точно со старого чердака летней бурей, наконец, сорвало крышу.– До чего вы отвратительно единодушны, – фыркнул Чиаки, вяло махнув рукой на обоих. Брызги Иринацу и Фуюсаву лишь насмешили. Они спросили хором:– Ревнуешь?Чиаки усмехнулся, точно зная ответ, который не оставит его в долгу:– А вы?Иринацу от хохота провалился под воду и продолжил неистово радоваться жизни уже оттуда, а Фуюсава только фыркнул: получилось особенно выразительно, когда он смахнул пренебрежительным жестом упавшую на лицо мокрую прядь. Его волосы стали ещё темнее, а лицо, по которому струилась вода – светлее. Румянец дополнял образ, а разгоревшийся особенно сильно закатный свет его завершил, превратив старого доброго Фуюсаву в кого-то другого. Действительно, стоило окунуться в воду хотя бы ради этого.– Эй, Шики, ну давай к нам! – крикнул неизвестно когда вернувшийся в мир Иринацу.– Я не умею плавать, – последовал ответ. – Тут мелко!– Эй, а почему моим мнением никто не интересовался? – возмутился Чиаки.– Потому что нам оно не было интересно, – ответил Фуюсава. Ну разумеется. Иринацу, подплыв к берегу, уговаривал Шики спуститься или хотя бы отдать ?Касугу-чан?. Тот незамедлительно очнулся, посмотрел хмуро, убрал с лица чёлку, посмотрел ещё раз, а потом словно бы увидел их всех (или что-то ещё), осознав происходящее. Молча поднялся и, всё так же ни слова не говоря, толкнул Шики в спину одновременно с Иринацу, что потянул его за ноги.Когда Шики, найдя опору под ногами, наконец, вынырнул, Чиаки ясно понял, что вода не была его стихией. Она смыла с него воздушную невесомость, тихую неприкосновенность и даже с лица ушло безмятежное выражение. Глаза опасно полыхнули, и вот уже Иринацу снова оказался погружённым в воду под чужим напором. Чиаки поспешил убраться в сторону, но Фуюсава, уже порядочно истощённый, встретил бурю в лице Шики с возвратившимся ледяным достоинством, ответив на всплеск воды двукратным залпом.Они серьёзно делали это – брызгались друг в друга. Точно дети малые.Иринацу снова смеялся, оказавшись рядом, повис на плечах Чиаки.– Оно того стоило, правда? – спросил. Чиаки плеснул ему водой в лицо в ответ.Глядя на оживших в блеске сверкающих на солнце капель Шики и Фуюсаву, Чиаки думал, что до сих пор преувеличивал свои страдания.Иринацу, прежде чем отпустить его и отправиться досаждать Касугано, клюнул его губами и носом куда-то в щёку – словно солнечный зайчик скользнул по лицу. Так нежно и тепло.На обратном пути на пассажирском кресле рядом с Чиаки оказался Касугано. В то время как Фуюсава, Шики и Иринацу дремали на заднем сиденье, привалившись к друг другу, Шион выглядел потусторонне бодрым. В его глазах отражался бледный свет от экрана телефона.– Хорошие фото получились, – прозвучал в тишине его голос.– И когда ты только успел снять?..Касугано ничего не ответил, только хмыкнул загадочно, отвернувшись к окну.Свет фар плавным градиентом освещал пустую дорогу, смутные тёмные силуэты проносились мимо.Чиаки подумал, что им обязательно нужно будет снова всем вместе куда-нибудь выбраться однажды.– …Вышлешь мне потом фотографии?– Угу…