2. Down with the fallen (1/1)

Сквозь тихое пищание светодиодов по коридору резко прорвался чужой кашель. Штауффенберг дрогнул, оттолкнулся ногой от стены и ускорил свой полёт сквозь полумрак переходного коридора. В трюме его встречают два напуганных голубых глаза выбравшегося из груды проводов и трубок врача. У него с его образованием это получилось менее травматично, чем у командира, который, как военный, привык действовать резко, лишь бы спастись.За его спиной в невесомости болтались датчики кардиографа, пока сам прибор отчаянно пищал, пытаясь оповестить, что не чувствует сердечных сокращений. Врач беспомощно повис в центре комнаты, ёжась от холода, будучи голым по пояс. Штауффенберг молча оглядел его с ног до головы уставшим от тупой головной боли взглядом и попытался аккуратно, чтобы не сделать хуже, прочистить горло.— М-м... Комбинезон в ящике, — хриплым полушёпотом на приделе своих возможностей произнёс командир и кивнул на стену с щелью крышки ящика, откуда сам до этого вытащил собственную форму. Он впервые заговорил за долгое время и после пробуждения.Врач немного заторможенно кивнул и, с трудом перебираясь к стене, в итоге раскрыл ящик и нашёл свой комбинезон. Командир покорно ждал, когда тот закончит манипуляции с ним, выглядя привычно спокойно, как и умел, но на самом деле сгорал от волнения в неизвестности причины как короткого замыкания, так и времени, даты, местоположения и состояния экипажа. Всё это было тем, за что он отвечает разом.— Так лучше, — голос врача по состоянию ничем не отличался от голоса командира, Штауффенберг разве что подозревал, что тому говорить не так больно. — ... Хорошо, начнём по-порядку, — он повернулся к командиру, — мы прилетели?Вместо ответа тот лишь спокойно мотнул головой, не издавая лишних звуков.— М-м... — врач задумчиво хмыкнул. — Что-то случилось?На этот раз Штауффенберг кивнул с той же невозмутимостью. Второй нервно потёр переносицу и взглянул на командира в ожидании более подробного объяснения ситуации.— Мы сбились с курса, док, — найдя в себе силы говорить, хрипло начал Штауффенберг, — где-то замкнуло проводку. Жилые помещения почти без питания, я не знаю, что там происходит...Врач вздохнул и сглотнул, опустив взгляд в пол.— Нужно будить остальных. Технарей в первую очередь.— Ты бы сам мог мне помочь? — командир поспешил к нему с личной проблемой, возникшей по собственной неосторожности. — Я трубкой горло разодрал.Врач молча кивнул, по-отцовски, словно его собственный сын вытворил лёгкую глупость. Собравшись с мыслями, он подобрался к одной из криокамер. В этой спала его помощница — медсестра, и её он поспешил освободить в первую очередь.Холодный пар, с огромной скоростью просочившийся сквозь щель в крышке, окатил руки лёгким морозцем, после чего крышка отошла в сторону, и за ней показались сонные, но напуганные зелёные девичьи глаза. Штауффенберг пронаблюдал, с какой ловкостью док высвобождает из её горла дыхательную трубку. Ослабшие руки девушки судорожно вцепились в плечи врача, тот прижал её к себе и крепко сдавил, пока та полностью не пришла в себя и не выровняла дыхание.— Рад видеть тебя, Маргарет, — врач отодвинул её от себя и взглянул ей в глаза с некой теплящейся нежностью, вызванной лёгкой расстерянностью медсестры.Та беззвучно пошевелила губами, будто пробуя, могут ли её голосовые связки работать.— Взаимно, док, — она кивнула и опустила взгляд. На удивление её голос был намного яснее, чем у врача, а уж тем более командира.Тот же засел в дверях, спиной и ногами оперевшись в стены, тем самым зафиксировав себя в таком положении. Маргарет заметила его в последнюю очередь и вздрогнула.— Здравствуй, — на лице Штауффенберга проскользнула лёгкая улыбка. Всё ж не потерял он хватку скрывать волнение, которое бы сразу выдало, что всё достаточно плохо на самом деле. Но, судя по взгляду медсестры, она начинала понимать, что таким образом её разбудили не просто так.Врач отпустил девушку и отлетел к ящику, кинув оттуда её комбинезон ей в руки. Она многозначно на него взглянула, прижав к груди. Командир понял причину её некоторой замешанности.— Можешь переодеться на капитанском мостике, мы скоро вернёмся туда, — негромко сказал он, освобождая ей проход.Как только Маргарет скрылась в коридоре, Штауффенберг плавно перебрался к одной из оставшихся рабочих криокамер, где находился его подручный и по совместимости советчик. Он был немного старше максимально допустимого возраста для экспедиции, но командиру позволили выбрать его себе, так как Штауффенберг не знал никого лучше, кто мог бы помогать ему в своём деле при возникших трудностях. Генерал Ольбрихт — профессиональный капитан дальних космических походов, прошёл всю Солнечную систему вдоль и поперёк, уничтожил приличное количество пиратских банд в схватках, имел собственную квартиру на Марсе и всегда мечтал выйти ещё дальше, за пределы системы, и когда Штауффенберг, который был ему чуть ли не сыном, предложил вместе с ним отправиться на экзопланету в один конец, генерал согласился, хоть и знал, что не вернётся оттуда. Но он и без того был одиноким человеком — жена ушла от него несколькими годами ранее до основания проекта, а сын погиб на просторах космоса при нападении пиратского корабля. Терять Фридриху, как и командиру, было абсолютно нечего.— Клаус? — генерал через силу раскрыл глаза и слабо улыбнулся, как только высвободился из-под крышки и док освободил его от дыхательной трубки, и Штауффенберг даже опешил его спокойствию. Сердце его билось мерно, спокойно, хотя при пробуждении оно в миг начинало сокращаться с бешеной частотой, продолжая это делать на протяжении минуты. Командир, кажется, спокойствию учился именно у него, и то был далёк от такого.— У нас случилось замыкание, — шёпотом произнёс Штауффенберг, словно боясь, что кто-то лишний об этом узнает. Ольбрихт нахмурился и самостоятельно отцепил от себя датчики кардиографа, вылетая из капсулы прочь.Последними разбудили старшего механика-радиста и его младшего помощника. Они быстро пришли в себя, и именно с ними командир говорил дольше, объясняя ситуацию, потому что из неё могли найти хоть какой-то выход только они.Сонные зелёные глаза старшего становились всё глубже и задумчивее, пока он внимательно выслушивал то, что успел обнаружить командир, когда проснулся. Младший же уже переоделся и сновал вдоль коридора, рассматривая мигающие светодиоды и оттуда мельком слушал всё из жилого трюма.Где-то из коридора послышался девчачий визг и грохот.— Твою мать, Маргарет, прости! — младший механик в попыхах залетел обратно в трюм с криокамерами, где находились командир с подручным, старший механик и врач.— Чего ты там учудил, Альбрехт? — его старший наставник весело блеснул зелёными глазами, пока младший механик тихо фыркнул.— Откуда ж я знал, что в рубке наша женщина переодевается...— Нашёл что? — поинтересовался старший.— Нет, мне надо в рубку, но там Маргарет.— Да всё, можешь идти, — у него за спиной в дверном проёме показалась медсестра.Механики уверенно двинулись к управлению, остальные, ведомые и теперь подчиняющиеся только им, двинулись туда же одной общей кучкой, плавно парящей сквозь коридор. Тихий стук по металлическим бортикам от прикосновений отдавался в тишине так, что можно было услышать с расстояния несколько десятков метров, либо его дорисовывало привыкшее к таким постукиванием сознание. Тихие стуки и щелчки стали обыкновенным делом для экипажа, но сейчас это давило особенно. Штауффенберг не отлетал далеко от своего старшего товарища и советника. Иногда ему казалось, что экспедицией заправлять должен именно Ольбрихт, а не он, но тот сказал, что уже стар, и Клаусу больше подойдёт эта роль, ведь нужно заправлять экипажем экспедиции не только в полёте, но и всю оставшуюся жизнь на самой планете, а у Штауффенберга этой жизни осталось больше... Сейчас неизвестно, долетят ли они вообще. Время в космосе относительно. Относительно того, к чему привыкли сами люди, какую систему исчисления они придумали. Но для кого-то время в космосе замедлялось, и пусть часы шли, вроде как, исправно, начинало казаться, что секунды не прыгают с должным интервалом, старые пра-пра-прадедовские часы, которые у многих до сих пор хранились, как зеница ока, едва двигают свои усы-стрелки. Для этого как раз экипаж и поместили в криокамеры. Чтобы пережить век и чтобы им время не казалось вечным мучением. Худшая пытка в космосе — пытка временем. Освещение не меняется, как на Земле, и все ориентируются во времени только по Гринвичу, и со своими стандартными двадцатичетырёхчасовыми форматами. На экзопланете Земля-2, как выяснилось, сутки длятся тридцать один час, а год — ровно четыреста дней. Эта совершенно не та Земля. И к этому циклу тоже нужно будет привыкнуть. Если это потребуется... Ведь они так и не знают, где они. И пытка временем, а точнее, его незнанием, только больше угнетала. Механикам мешать никто не смел. Они около получаса пытались выяснить, что именно стряслось с электричеством, и наконец старший из них хлопнул себя по лбу и восторженно воскликнул.— Есть! Мы знаем, как восстановить систему.— Так что же случилось? — Штауффенберг подлетел к ним, вцепившись руками в спинку кресла и так удерживая себя в одном положении.— Я видел, что ты уже провёл аналитику. Дайте нам время, вы восстановим питание гравитационного блока, из-за него основной генератор и замкнуло. Как только мы разберёмся там, мы включим основной генератор и разберёмся с нашими координатами, временем и связью с Землёй. Пароль не потребуется с основным питанием. Его зачем-то придумали программисты с Земли, никому не сообщив. — Хеннинг, ты гений, — командир довольно похлопал старшего механика по плечу.— Это наша работа, брось, — светловолосый Хеннинг покачал головой и улыбнулся.— Сколько вам времени нужно?— Часа полтора-два, не больше.— Ладно... — Штауффенберг тяжело вздохнул, подняв взгляд на красные электронные часы над панелью, которые мерно отмеряли секунды с тихими щелчками — тик-так, тик так. Если долго слушать, то можно сойти с ума. Времени точного они не показывали, отсчитывая его от базовых настроек, но пользоваться часами, как таймером было можно, засеки его текущие показатели только. Механики переглянулись и удалились обратно в коридор, соединяющий в себе всё в единое целое — комнату экипажа, рубку управления, медблок, блоки питания, гравитации, кислорода и дверь в основной жилой модуль. — Док, посмотришь тогда моё горло пока? — командир обернулся на врача. Тот кивнул и молча вылетел в коридор, где скрылись механики, перелетая в медблок.Медлбок был так же обесточен, но благодаря светильникам на автономном аккумуляторном питании что-то да было видно. Врач, зацепившись ногами за колёса операционного стола, держал в одной руке один такой светильник, а во второй держал обычную столовую ложку (первая под руку попалась) и отодвигал от обзора язык командира, который умудрился почти по-настоящему усесться на стол.— Это как надо было постараться, чтобы с корнями вырвать из трахеи трубку, — он покачал головой. — Ты себе всю глотку разодрал до крови. Я же учил аппарат ИВЛ отключать, ты чего? — док вытащил ложку из его рта и отлетел к ящику с медикаментами.— Да я даже не соображал, что делаю, ты о чём, Людвиг, — Штауффенберг слегка прочистил горло, но это действие отдалось резкой болью где-то глубже, ближе к трахее.— Говорить можешь хотя бы, уже хорошо, связки не пострадали, — врач вернулся к нему с белым баллончиком-спреем с длинной резиновой насадкой на нём. — Открой рот, — он, будто бы небрежно, но мастерски затолкнул эту трубку ему ближе к глотке и три раза брызнул содержимым внутрь, после чего из кармана вытащил ещё один такой же баллон и всё проделал по-новой. Клаус закашлялся, сморщившись.— Это что за дрянь? — прохрипел он, подняв взгляд на абсолютно безмятежного и спокойного врача. — Первое было болеутоляющее, — врач пожал плечами. — Второе — жидкий лейкопластырь. — Ясно... — Штауффенберг вздохнул и повесил голову, нахмурившись.— Я вижу, ты чем-то особенным обеспокоен, — заметил Людвиг, убирая свои чудодейственные спреи по последним на тот момент земным технологиям, после чего вернулся к командиру, попытавшись устроиться на краю операционного стола так же, как он, держась руками за выступ и ногами за железную арматуру под ним, удерживая себя в таком сидячем положении.— Конечно, док, ещё бы, — Штауффенберг обречённо вздохнул, потупив взгляд в пол из металлических листов, скреплённых друг с другом болтами. — Огромный жилой отсек с пятью тысячами пассажиров обесточен. Я даже не знаю, что там происходит... И у меня есть особый повод беспокоиться... — но последнем предложении он себя одёрнул и кашлянул, но Людвиг не оставил это без внимания.— Там кто-то из твоих родных? — деликатно поинтересовался он. Командир слабо, неуверенно, но кивнул.— Если можно так сказать...— Ясно... — врач опустил взгляд вместе с командиром. — Я могу сказать только одно — нам всем следует поспешить. Если энергия отключилась тогда, когда система аварийно отключила твою капсулу, то мы, возможно, ещё успеем спасти экипаж. Просто жилые отсеки обесточены полностью, даже аварийное отключение могло не сработать, люди могли остаться заперты в капсулах.— Ты понимаешь, что мне от этого не легче? — командир повысил голос, нахмурившись и подняв взгляд на Людвига.— Я понимаю. Тебе и не должно быть легче. Сейчас в наших интересах сделать всё быстрее. И чем сложнее нам морально, тем быстрее мы будем действовать. — Спасибо, док, поддержал, — фыркнул Штауффенберг, оттолкнулся ногами от операционного стола и скрылся в коридоре.— Можешь дуться сколько тебе влезет, но вот увидишь, что я прав, — крикнул тому вдогонку врач и двинулся за ним обратно в рубку.Спустя те самые пару часов к пульту управления вернулись весьма воодушевлённые механики, над чем-то смеясь между собой, Штауффенберга это, конечно, обнадёживало, однако их настроения он никак не мог разделить. Внутри его грызло прежнее беспокойство, которое не мог перебороть, но оно хотя бы было оправданным. Пока механики были заняты делом, врач с медсестрой решили навести порядок а медблоке, подручный командира попытался с ним поговорить и успокоить, но тот не очень хотел больше затрагивать эту тему, хоть и знал, что от Ольбрихта он услышит поддержки в разы больше, чем от Людвига.— Мы сменили проводку и проверили напряжение, — сообщил младший, довольно потирая руки и с довольным видом ожидая похвалы, но за него продолжил старший:— Готовы запустить системы. Но только по очереди. Если кто-то смог выбраться из криокамер, а мы без предупреждения включим гравитацию, то убьём и тех, кто выжил. — Тогда приступайте, — мрачно отозвался Штауффенберг и подплыл к ним. Хеннинг, старший механик, несколькими лёгкими движениями в рубильнике на стене включил освещение на корабле.— Вуаля, — довольный собой тот вздохнул рукой и вернулся к пульту управления. — Я сейчас запущу пульт управления и включу громкоговоритель, ты сообщишь по нему о включении гравитации. Думаю, это будет иметь смысл. Я практически уверен, что живые люди там есть, — механик похлопал командира по плечу. Тот кивнул. Что ж, Хеннинг тоже умел обнадёживать. Отчего ж врач так не может? Хотя он может и говорить правду в отличие от остальных, кто может создать лишь иллюзию спокойствия. На деле же каждый знал абсолютно точно, что там может быть вообще что угодно. — Спасибо, Хенк, — ответил командир и прицепился ногами к креслу, прекрасно усевшись в нём в условиях невесомости перед микрофоном. У него это было вообще некой особенностью, он умудрялся сидеть на абсолютно различных поверхностях в невесомости. Кажется, конечно, что это достаточно просто, но остальным так было достаточно долго удерживаться. А он как будто при контакте с поверхностью обретал с ней на пару гравитационное поле и так мог сидеть часами. Немногим позже вся панель управления заморгала со знакомым характерным писком, неоновые экраны в передних иллюминаторах зажглись и стали загружаться, собирая основную информацию о полёте. Автоматизированная система сейчас должна вычислить по автономной системе отсчёта времени дату. Штауффенберг взглянул на верхнюю панель. Циферблат отображал ?20.10.3013?.Он проморгался, протёр единственный здоровый глаз. Цифры были всё те же.В рубке повисла общая тишина, прерываемая лишь писком приборной панели. У всех были свои предположения, но никто и не мог подумать, что прошло почти пятьсот лет. Почему они не на месте назначения и почему их оставили здесь, в космическом пространстве, никто не мог понять.Тишину внезапно оборвал довольно приятный женский роботизированный голос бортового компьютера из динамиков под потолком:?Добрый вечер. Все системы стабильны и работают нормально. Время по Гринвичу — семнадцать часов, сорок четыре минуты. Температура за бортом — ноль градусов по Цельсию. Точное местоположение определить не удаётся. Предположительное местоположение в районе созвездия Жертвенника в пределах семидесяти световых лет от Земли. Сто двадцать шесть непрочитанных входящих от командного пункта. Хорошего дня!??Прямо как в пассажирском самолёте на Земле?, — подумал про себя Штауффенберг и тихо фыркнул, покачав головой.Компьютер замолк, и все остальные так же продолжили молчать. Сквозь тишину послышался тихий вздох Маргарет. Следующим этот гнёт прервал младший механик:— Так и думал, что тут что-то нечисто... — процедил он. — Нас просто забыли. Бросили! Им надоело целых сто лет возиться с людьми в миллиардах километрах отсюда, вот и всё, — он всё повышал и повышал голос, пока его не одёрнул старший.— Альбрехт, угомонись. Не делай поспешных выводов, — Хеннинг нахмурился, потормошив его за плечо, а после обратился к остальным: — Я знаю, что для всех это большой шок, что мы пробыли в криокамерах в разы больше расчётного времени и так и не прибыли, но в первую очередь у нас в приоритете жизни людей. Нам нужно попасть в главный жилой отсек и помочь каждому, кто там есть, и потом обещаю, что мы со всем разберёмся. — Механ верно говорит, — согласился с ним командир. — Сейчас включим гравитационное поле и пойдём открывать люк, — Штауффенберг нажал на красную кнопку у микрофона и начал: — Внимание, говорит командир корабля. Сейчас будет включена гравитация, поэтому просьба всем принять горизонтальное положение как можно ближе к полу во избежание несчастных случаев.Теперь его голос должен был транслироваться на все динамики корабля.На полминуты в рубке повисла тишина. Все ждали того, что дальше скажет командир, что на это время замолк и потупил взгляд, чего-то выжидая. Каждый почувствовал эту тревожность, она всё-таки непроизвольно передавалась через командира остальным.— Хеннинг, Альбрехт... Включайте гравитационное поле, — Штауффенберг повернулся к механикам, его голос звучал так, как должен звучать голос, что только-только кричать в истерике, но эту часть командир пропустил, прокрутив лишь у себя в голове. Все чувствовали, что чем ближе открытие люка, тем больше нарастает его, а значит и общее волнение. Но никто об этом не говорил. Старались не говорить. Удивительно, но у некоторых оставались разные старомодные предрассудки, мол, сглазят, накаркают. Командир это не одобрял. Но и говорить об опасениях напрямую не хотел. Оба механика кивнули и с некой опаской опустили руки на пульт управления, ту часть, отвечающую за гравитационный блок.— Все к полу, — ровным, но командным голосом произнёс Хеннинг, сам занял соседнее от Штауффенберга кресло. И все по команде нырнули вниз, цепляясь за всё, что придётся, чтобы там и удержаться. Тихий писк датчика и наростающий гул под полом дал о себе знать через несколько же мгновений, и сразу же после этого все разом резко ощутили вес своего тела, плотно припав к полу с характерным глухим грохотом.— Все целы? — первым поднялся врач, садясь на полу и пытаясь привыкнуть к внезапной гравитации. Тело слушалось плохо, не привыкнув к собственной тяжести. Но нужно как-то через это переступить, пройти. — Целы, — отозвался младший механик, первым поднимаясь на ноги с огромным трудом, пытаясь удержаться в вертикальном положении, держась за спинку кресла, в котором сидел старший механик. Тот вместе с командиром так и оставался в креслах, после чего по очереди и они поднялись на ноги. Врач помогал встать медсестре, ей почему-то особенно было тяжело держаться прямо. Подручный командира смог подняться сам, хоть и был самым старшим, ещё и в возрасте. Вся жизнь в космических плаваниях дала о себе знать. У Маргарет же это был первый полёт, она до этого никогда не находилась в гравитации долгое время, да ещё и после нескольких веков без движения. Остальные кое-как, но держались. Одного взгляда командира хватило, чтобы понять, что сейчас время главного — открывать люк. Все шестеро стоят перед огромным звуконепроницаемым люком. За ним — весь экипаж челнока. Самое ценное. Без тех людей эта управляющая команда — ничто. Лишних слов не говорит никто. Лишь Людвиг подходит к командиру сзади, слабо встряхнув его за плечо. И тот всё-таки сдвигается с места, подходя вплотную к люку. Ладонь осторожно соприкасается с сенсорным датчиком в стене, и на этот раз огромная стальная дверь отходит и сдвигается в разъем в стальной стене.Перед командой огромный зал с величественными толстыми столбами, стоящими зеркально друг другу с обоих сторон. По столбам до самого верха высокого потолка с пересекающейся сеткой железной арматурой, тянулись связки причудливо переплетающихся меж собой проводов. Под потолком на железных балках арматуры были прицеплены мощные прожектора, они ярко горели и освещали огромные залы. Высоко-высоко почти до самого потолка тянулись ряды иллюминаторов с непроглядной чернотой снаружи и отражающимся в толстых стёклах помещением. А вокруг столбов, вдоль широких стен тянулись ряды криокамер. Самое важное здесь. И, о чёрт, они все погасли. Сквозь висящую тишину пробились тихие шаги командира, который медленно прошёл дальше, раскрыв рот и оборачиваясь по сторонам. Все капсулы закрыты. Внутри за стёклами он мельком видел очертания бледных людских лиц — закрытые неподвижные веки, заледеневшие губы, между которыми торчала тонкая пластиковая трубка аппарата искусственной вентиляции лёгких. — Есть кто?! — громко крикнул врач в надежде, что кто-то отзовётся, Маргарет рядом с ним от неожиданности даже вздрогнула. Снова тишина. Командир остановился между двух первых колонн. И внезапно обречённо упал на колени, не произнося ни звука. — Эй, ты чего?Командир молчал. Он был в оцепенении, и со спины никому не было видно его лица, но никто никогда его не видел ещё в таком отчаянии. Он молчал. Совершенно. Но его отчаяние было ясно отличимо даже со спины. Все тоже молчали. Это удара для всех, не только для него. Но он переживал особенно, это было видно. И никто не смел его трогать. Сквозь тихий треск прожекторов где-то наверху, отдавающийся эхом, послышался тихий всхлип медсестры. Они все мертвы.Это было ужасно. Они видели, как пала целая империя. Тысячи людей погибли в несколько минут, не в силах выбраться из криокамер, которые их накрепко держали внутри, будучи при этом обесточенными. Аппараты искусственной вентиляции лёгких остановились в миг, оставив в лёгких только вакуум, и люди, не в силах вдохнуть из-за трубки, полностью перекрывшей трахею для своей же потребности, просто задыхались в агонии, жалких попытках вобрать в себя кислород и избавиться от трубки самостоятельно. Им было ужасно страшно, представлять эту предсмертную панику ещё страшнее. И они задыхались, теряя вскоре сознание, как киты, которые без сил не могут вынырнуть на поверхность и наполнить свои лёгкие воздухом. Иронично, ведь аппарат искусственной вентиляции лёгких должен был их спасти, но в итоге все они умерли из-за него.Командир молча оборачивается на свою команду. Кому-то показалось, что в свете прожекторов его единственный живой собственный глаз блеснул влагой. И все дрогнули именно от этого. Команда всегда идёт за лидером, и каждая его эмоция находила свой отклик в остальных. — Клаус... — Ольбрихт тихо вздыхает и медленно делает несколько шагов в сторону Штауффенберга, вытянув вперёд руку, но тот рывком внезапно срывается с места и пускается бежать вперёд, меж колонн, меж рядов потухших голубых огней криокамер, вслед за павшими.— Клаус! — кричит ему вдогонку Людвиг, сделав рывок за ним, но подручный командира его затормаживает.— Подожди, успеешь... — негромко говорит он, с тихим вздохом провожая Штауффенберга взглядом, стремительно исчезающим вдали меж столбов. Одному лишь Ольбрихту было известно, что так подорвало командира с места.