III (1/1)

Эмануэль просидел весь день на скамье, почти не меняя позы и не двигаясь. Под его ногами лежала объемная спортивная сумка, будто оповещая, что юноше скоро в путь. Уезжал он в Мадрид по культурному обмену студентами, где-то на шесть?— семь месяцев, до конца лета и до половины учебного года.Скамья находилась напротив паба под укрытием портика. И как раз в этом открытом пространстве работал сейчас Джиакомо, услаждая слух тех, кто сидел внутри бара и снаружи. Все те же плавные движения, резко вскидывающаяся голова, напряженные плечи и сосредоточенное лицо. Почему где-то на дне желудка парня лежал комок? Не впервой было исчезать на долгое время, ничего не объяснив, и он знал, что Джек его искать не будет?— ему плевать. В который раз Эма пообещал сам себе, что больше не вернется… В этот раз, даже если будет совсем уж скучно, скорее он пойдет и накачает себя наркотиками, чем полезет вновь в лапы к этому садисту.Юноша сжал голову в руках, нервно перебирая русые прядки на висках. Что за чувство, которое ему так мешало при мыслях об отъезде?В этот раз…Эмануэль нахмурился, невольно потирая свой живот ладонью и наивно надеясь, что неприятное чувство пропадет само по себе. ?Я люблю все, на чем играл??— эти странные слова не выходили из головы парня, вгоняя еще больше в размышления. Можно было ли считать, что ту ночь мужчина ?сыграл? на нем, как на инструменте? И если да, то получается… От болезненных воспоминаний, по спине юноши пошли мурашки.—?Ciao, come stai? *?— как всегда безбурный и спокойный на людях, музыкант недоумевал, когда увидел легкий испуг на лице Эмы.—?Хорошо. Ты? —?незатейливая беседа обоим давалась с большим трудом. Парень кривил фальшивую улыбку, а Джек прекрасно чувствовал, что что-то не так.—?Нормально,?— взор Виолончелиста упал на спортивную сумку. —?Куда-то собрался?—?Даа так, поездка небольшая… —?Эмануэль поднялся со скамьи, изображая энтузиазм, хотя под ребрами легонько ломило.—?Per quanto? **?— ни единой эмоции не отразилось на лице музыканта, но губы под бородой дрогнули, и, к сожалению, юноша это заметил.—?Non ti accorgerai neanche…***?— Эма смотрел сверху вниз на Джека, ведь тот был совсем низким по сравнению с ним.—?Beh, quando torni… —?Виолончелист расправил плечи, возможно чтоб казаться выше и мощнее. —?Ti insegno a suonare il violoncello.***** Привет, как ты?** На сколько?*** Ты даже не заметишь…**** Ну, когда вернешься, я научу тебя играть на Виолончели.Уже в самолете, Эмануэль вертел в руках свой мобильный. Всматривался в номер, которому никогда не звонил и никогда не получал от него никаких оповещений. Зачем они вообще обменялись номерами, раз за целый год встречались без его помощи?Эмануэль не был глупым, и, находясь в мягком кресле самолета, он вдруг нашел силы признаться себе, насколько он привязался к Джеку. Это была совсем не нормальная привязанность, а построенная на больных увлечениях и фетишах обоих, но она все-таки существовала, и стояла на грани превращения в нечто большее.***В Испании Эмануэль хорошо провел время. Влезал во множества передряг, вновь основав систему ?девушка-на-три-дня?, и умудрялся совмещать пьянки и вписки с учебой. Заветный номер был по пьяни удален, да он и не слишком сожалел.Юноша не был влюблен в Джиакомо, как сумасшедшие девчонки в своих идолов, не думал о нем во время секса, не вспоминал его лицо. Но с осознанием своего интереса к музыканту, парень начал неосознанно замечать изгибы женского тела, интонацию голоса, выражение лиц своих временных партнерш, в буквальном смысле впитывая все как губка.Юноша поклялся, что в этот раз не вернулся бы….Но по окончанию обмена, вполне осознанно Эма вновь нарушил свою клятву, оказавшись около дома Джиакомо, получасом раньше, чем тот вернется с работы.Оказавшись за надежной дверью, по обычаю, мужчина вобрал воздух в легкие, медленно поднял руку в воздух и обрушил ее на голову парня. Эмануэль ждал этого, жаждал уже как несколько месяцев, вновь увидеть колени Джека на уровне своих глаз, вновь и вновь поддаваться вспышкам его гнева.—?Погоди, Джек… —?Виолончелист утопил конец фразы в жарком поцелуе. Юноша оторопел на пару секунд от такого поворота событий, ведь Джиакомо почти никогда не целовал его, а если и приходилось?— то быстро отталкивал и брезгливо морщился. Он крепко сжимал шею Эмы, будто боясь, что тот вновь ускользнет от него, до боли впивался короткими ногтями в кожу. —?Я так понимаю, скучал?За ехидство, юноше тут же отвесили звонкую пощечину, позволяя отклониться назад. С губ Эмы не пропадала улыбка, это еще больше распаляло его обожаемого музыканта. Джек грубо перехватил парня за предплечья, заламывая руки за спину. Может так казалось только юноше, но его обычные жесты стали вдруг полны необычной привлекательности. А может, он просто изголодался по его своеобразному вниманию, но сам того не признавал. Виолончелист настолько сильно сжал руки Эмы за спиной, что того даже чуть приподняло в воздух, прежде чем впечатать лицом и грудью в стену.Мужчину настолько привык к ответным брыканиям, к сарказму и иронии, дабы вызвать его гнев, что бездействие Эмануэля загоняло его в тупик. Он не был зол, не желал избивать того до полусмерти, а после через пронзительные крики и неубедительные сопротивления иметь его, прямо на полу. Юноша даже не был напряжен, это заставляло музыканта думать, что русоволосый перестал бояться его. Почему? Джек медлил, в глубине души надеясь, что Эма все-таки внезапно испугается, начнет дрожать, вырываться, но этого не происходило. Парень был полностью умиротворен.—?Ты обещал научить меня играть на Виолончели.—?Я думал… —?пальцы музыканта чуть дрогнули, освобождая от хватки заломленные запястья. —?Считал, что ты не вернешься.Брюнет прошел вглубь своей квартиры, с озадаченным видом. Почему Эмануэль больше не боялся его? Ведь он был жестким как всегда, силы у Виолончелиста точно не поубавилось. Под тяжестью всех этих мыслей с жутковатыми наклонностями, Джиакомо дошел до своей спальни?— эта комната была для него особенной только потому, что в одном из ее углов хранился футляр с Виолончелью. Музыкант аккуратно извлек на свет свою любовь, нежно проводя подушечками пальцев по струнам. Они были настолько хорошо натянуты, что при любом прикосновении слышался звук вибрации. Точно так же и Эмануэль, до этого момента Джеку стоило лишь коснуться его ладонью, как подобно вибрации, по коже парня бежали мурашки испуга.Брюнет сел на край кровати, пристраивая инструмент рядом со своим коленом, бережно проводя ладонью по белой линии на деке. Этот шрам, который останется даже после долгих полировок. Парень появился в дверном проходе, и без приглашения и капли страха, сел рядом с мужчиной.—?Я не смогу тебя так учить,?— голос брюнета был пустым, чуть колким. Он размышлял…—?Как сможешь? —?Эме казалось, что Джек находился в странном удрученном состоянии, ведь не считая пощечины, он не причинил ему боли.Виолончелист не ответил. Он просто сдвинулся, усаживаясь чуть дальше на кровать и раздвигая колени, образовав свободное место. Эмануэль мог бы пошутить на этот повод, но задумчивый вид Джека вводил и его в чувство меланхолии. Воздержавшись от любых комментариев, он просто сел в образовавшееся место, и позволил музыканту дотянуться до инструмента.Прохладный гриф прислонился к щеке парня, а рука Джиакомо заставила сжать в пальцах древко смычка. Столь мягких и любовных прикосновений Эма не чувствовал даже со стороны своих девушек. Одна рука придерживало его за колено, контролируя, чтоб подставка находилась на нужном уровне, вторая сначала нежно касалась локтя, показывая как держать смычок, а после сместилась на гриф, сжимая струны. Подбородок Джека лежал на плече юноши. А сам он наслаждался странным впечатлением тепла между ним и инструментом. Всегда ему приходилось прижимать к себе прохладное дерево Виолончели, а тут спина парня отдавала необычным жаром на его грудь.При первой попытки русого провести смычком по струнам, виолончель издала жалобный скулеж. Мужчина вздрогнул, резко вспоминая возбуждающие крики Эмануэля, пока волос скользил по его телу, его напряженное до предела тело и жалобную гримасу… Брюнет судорожно прижался поближе к парню.—?Прости, у меня руки из жопы,?— с нотками беспокойства в голосе, Эма опустил смычек.—?Продолжай.Это была не просьба, а приказ. Юноша сглотнул, вновь робко проводя по струнам. Звук не стал лучше, но мужчина все плотнее прижимался к телу, скользя ладонью по его колену. Новый подход к домогательствам? Каждый неприятный звук изданный инструментом сопровождался дрожью музыканта, а его рука и вовсе сжала промежность Эмы. Столь необычное поведение Джека скорее вгоняло его в смущение, чем пугало.—?Твою мать… —?голос Виолончелиста был совсем тих, спокоен, а рука уже по-хозяйски заползала под белье парня. —?Ты такой криворукий балбес.Рефлекторно Эмануэль чуть не выпустил гриф, желая отпрянуть от музыканта, но тот перехватил падающий инструмент, сам чуть не грохнувшись на пол. Осторожно опустив Виолончель в футляр, мужчина зло покосился в сторону юнца. А тот в свою очередь заметил почти расстегнутые джинсы Джека, лихорадочно перебирая моменты, когда тог мог успеть, это сделать.—?Ты, гребаный… —?мужчина не договорил, словно животное, накидываясь на свою жертву, и вмиг оказываясь поверх поваленного Эмы.А тот словно с ума сошел, и как только музыкант сбил его на спину, схватил его бедра руками, прижимая нижнюю часть тела к своей. Опять они были один на один. Глаза Джека горели яростью, он давил своим лбом на лоб Эмануэля, еле слышно начав вновь рычать. Парень удерживал мужчину за бедра, хоть и знал, что в приступе гнева это ему ничего не даст.—?Раздевайся,?— было удивительно, насколько быстро спокойный и тихий голос стал таким низким и хриплым.—?Раздень.Юноше не стоило даже отвечать, Джек уже грубо дергал за край его футболки, пытаясь одновременно управиться и со своей одеждой и с одеждой парня. Было забавно наблюдать, как тот нервно дергался, в неудачных попытках?— но когда одна из них увенчалась успехом, он впился губами в кожу Эмы, будто голодный волк.Зубы смыкались на нежных участках шеи, кадыке, ключицах, плечах, шершавый язык компенсировал вспышки боли. Прохладные руки ощупывали бедра и ляжки парня, цепляя короткими ногтями, хоть и не причиняя больших неприятностей. Эмануэль только прикрыл глаза, а уже оказался переброшенным на живот, а дикое возбужденное шипенье Джека прожигало ему ухо, тем временем ладони заставляли принять канонную позу для обоих. Юношу прижимало грудной клеткой к кровати, лицо было зарыто глубоко в мягкий матрац, а руки беспомощно цеплялись за простынь. Виолончелист упивался своим превосходством, удерживая таз паренька в балансе, при этом почти конвульсивно втираясь пахом в ягодицы юнца, заставляя последнего боязливо содрогаться.Насколько бы ни был нежен, в его собственных понятиях Джиакомо, Эме всякий раз приходилось совсем не сладко от маниакальной извращенности музыканта. Брюнет с нетерпеливым ворчанием и обыденной дерганностью спустил джинсы юнца, даже не утруждаясь, чтобы освободить от них и колени. Эмануэль был настолько напряжен, что минуты казались нескончаемыми, и он, то сдавался предстоящей каре, то вновь впадал в глубокую панику.Джек не стал выжидать психологической готовности парня, на которую ему собственно было плевать. Ядовитая острая боль пронзила одновременно все тело?— Юноша поперхнулся слюной, а въедающийся в лицо матрац подавил его взвизг. Мужчина сжимал до онемения затылок Эмы, стремительно заполучая контроль над неприкосновенным уже многие месяцы местом. В зобу у брюнета спирало дыхание, и инстинктивно он душил объект своего обожания, оставляя следы укусов на плечах и спине.Эмануэль буквально на каждом грубом толчке находился на последнем издыхании, агоническая боль разливалась от ягодиц, прокатывалась по низу живота и ударяла в голову. Тело паренька автоматически сопротивлялось, сжималось, не желая принимать в себя Виолончелиста, но того это лишь больше возбуждало, заставляя вновь и вновь причинять боль юнцу.Вскоре обе руки Джека оказались внизу, в нужде направлять таз Эмануэля навстречу своей страсти, а второй смог вскинуть, наконец, голову, лихорадочно дергаясь и втягивая воздух. Рваные, пронзительные крики начали наполнять спальню, отскакивать от стен, рикошетить от стекол и возвращаться к кровати. Мука не желала иметь конца, юноше казалось, что кожа начинала гореть от трения, а изнутри все с новой силой стягивалось. В попытках избежать унизительного скулежа, Эма вцепился до боли зубами в простынь, но буквально тут же рука музыканта дернула его за волосы, а над ухом послышался надрывный рык:—?Я хочу слышать насколько ты жалкий…Парень на секунду почувствовал, как двигаются волосы на его голове, вообразив себе, что после этой фразы виолончелист станет еще яростнее и грубее. Несмотря на его ожидания, Джиакомо резко начал сбавлять ритм, и от былой дикости казалось, остались только периодические укусы. Бедра брюнета начали двигаться плавно, ногти уже не так сильно впивались в кожу. Невольно крики Эмы сами по себе начали обращаться в стоны с провожающими их вздохами.Поврежденная ранее кожа между половинками паренька покалывала и саднила, но распространяющийся жар был уже совершенно другого типа. Сладкое, но одновременно колкое ощущение накрывало русого с головой, затягивало, заставляло прижиматься своим телом к телу доминанта. Эмануэлю было до жути стыдно, за то, какие звуки он издавал, и за то, что он больше не чувствовал былого отвращения.—?Остановись, прекрати…В отчаянной попытке сохранить хоть капельку самооценки, слова были выдавлены через силу и еле слышались сквозь пелену блаженных стонов. Сколько Джек его не унижал, парень никогда себя не чувствовал настолько грязным как сейчас. К его большому удивлению, брюнет действительно выпустил юношу, с сопением соскальзывая с края кровати и усаживаясь на пол. Эма робко приподнял голову, впиваясь взглядом в затылок мужчины. Последний сидел на полу, опираясь спиной на кровать, и, казалось бы, вовсе не дышал.—?Закончи сам.Успокоился… Юнец вздохнул, переворачиваясь на искусанную спину. Сквозь боль, он не чувствовал хлипкости на своих бедрах, что могло означать только одно?— Джек еще не успел кончить. В какой-то мере Эма был напуган, ведь это было весьма странно, что Виолончелист прервал процесс. Могло ли это означать затишье перед бурей? Теплые пальцы юноши уже доделывали начатое, хоть и мысли его были направлены совсем в другое русло. Последний судорожный вздох, и Эмануэль запрокинул голову, наконец-то расслабляясь всем телом.В его кофейные глаза вновь бросилась лохматая макушка Джиакомо, которая торчала из-за края постели. Правое плечо синхронно подергивалось, и до юноши только после нескольких минут дошла суть происходящего. Его тело приятно ныло, некоторые места и ссадины горели, а сам он был атакован волной сонливости.Притупленное чувство страха дало жизнь некой игривости, и Эма чуть подтянувшись и вновь переваливаясь на живот, прикоснулся кончиками пальцев к на удивление шелковой прядке. Музыкант чуть поёжился, но более бурно реагировать не стал, пока парень накручивал локон на палец. Замечая, что мужчина пытается игнорировать его, парень растянул улыбку до ушей, пуская в ход вторую руку. Подушечки пальцев нежно касались кожицы за ухом Джиакомо, после принимаясь за изучения шеи. Один сдержанный вздох, и стало понятно, что брюнет достиг своего пика.Тишина… Эма размышлял, о том, что мог думать в этот момент Джек. Может он разрабатывает новую сексуальную пытку для него, или же решает какую тряпочку купить для полировки своего инструмента.—?Можешь сказать, что любишь меня? —?внезапность фразы чуть не выбила из парня удивленное восклицание.—?Зачем? —?Эма вновь вскинул голову, не смотря на свою изнеможенность. Догадки начали тесниться у него в голове, одна ярче и безумнее другой.—?Можешь?.. —?голос был необычно пустой. Не безразличный, а именно пустой, как в день, когда юноша собирался уезжать в Испанию.В груди юноши странно кольнуло. Он вдруг подумал, что губы брюнета наверняка дрожали, как в тот день.—?Я… —?Эма замолк, прежде чем начать фразу. Он даже не представлял, с какой интонацией это нужно было говорить. —?Ну…Повисла неловкая тишина. Парень, игнорируя боль во всем теле, тихо слез с кровати, усаживаясь рядом с Джеком. Тот смотрел в пустоту, даже не застегнув ширинку. Да и Эма об одежде не позаботился, лишь натянул боксеры, а джинсы оставил валяться.—?Знаешь, я боюсь говорить тебе, что люблю,?— юноша даже сам удивился своей храбрости. —?Авось свяжешь и будешь носить везде за собой в футляре, как виолончель.—?Да иди ты… —?резко огрызнулся музыкант, дернув подбородком в сторону. —?Тупорылый сопляк, задолбал уже себя с Виолончелью сравнивать. Сколько можно уже намекать, что ты куда важнее? Извилины напряги, микроб…Эмануэль опешил, округлившимися глазами смотря в сторону Джиакомо. Мужчина же смотрел в сторону и громко чертыхался, обливая юнца всеми известными и неизвестными ругательствами, возможно, таким способом пытаясь прикрыть свое смущение. Насколько бы не были громки его возмущения, Джек прекрасно расслышал тихую фразу, сорвавшуюся с уст Эмы:—?Ты мне тоже нравишься, если смычком не тыкаешь в интимные места…