Глава третья, в которой удивительные Фро и Джо сражаются с монстрами из глубин (1/1)

// // // // //Без четверти шесть утра, суббота. Кто-то возвращается сейчас домой с попойки на первом автобусе, кто-то засыпает в чужой постели, усталый и довольный после перепихона, кто-то бежит по парку за своей любимой собакой, а вот Фрэнк ?в-субботу-я-не-просыпаюсь-раньше-обеда-отвалите-я-умер? Айеро сидит на кухонном полу в одних шортах и медитативно чистит уже второй килограмм картошки (в свой выходной, без четверти шесть утра, в субботу). Спасибо трем любимым тетушкам Фрэнка – тетушке Я-Устал, тетушке Лень и тетушке Времени-Нет, которые гостили у него на этой неделе, хватая его за горло изящными мягкими пальцами, пахнущими пудрой, и не давали приготовить нормальной еды, чтобы, наконец, пожрать, как человеку, потому что теперь Фрэнку есть, чем занять руки – аллилуйя. Главное сейчас – не думать. Он просто чистит картошку. Он никуда не спешит. Картофельные очистки падают в мусорное ведро тонкими змейками; одна за другой, одна за другой, одна за другой, тонкие, тонкие змейки, хорошие змейки. В дальнем углу кухни лежат влажные грязные вещи Джерарда – к утру у Фрэнка не осталось никаких сил на то, чтобы поднимать их с пола и придумывать, что с ними делать дальше, поэтому он просто сгреб все в одну большую бесформенную кучу, оттащил в позорный угол под батареей и оставил там гнить. Если бы кто-то спросил Фрэнка, что тот думает обо всем этом, он бы прямо сказал, что эти, хм, вещички даже и стирать-то теперь не стоит, проще сразу выбросить в мусорку или сжечь – Джерард их носит уже не поймешь, сколько времени, все и так насквозь дырявое, как самые несчастные старые фрэнковы носки, в которых он ходит только дома, чтобы никто не видел это убожество, а теперь еще и покрыто вонючей желтой жижей. Вот вам и предлог, думает Фрэнк, аккуратно срезая одну картофельную змейку за другой, как самый талантливый в городе брадобрей, вот вам и повод убедить Джерарда больше никогда не надевать это. Как же Фрэнк их ненавидит: эти мешковатые растянутые джинсы, дырки в которых Джерард (совсем долбанутый) в последнее время стал заклеивать скотчем, этот уродливый нелепый пиджак, эту драную рубашку в пятнах, всю эту, блять, рванину – такое говнище в принципе нельзя носить, никогда и никому, а тем более – Джерарду. Джерард спит в ванне – укутанный тремя одеялами, переложенный всеми подушками, которые нашлись в доме, чтобы ему было мягче там лежать; ну вот и пускай там почивает, как принцесса на горошине, раз ему так сильно хочется. Фрэнк рад, что Джерард разрешил высушить ему волосы и согласился немного поспать, когда они вернулись – иначе он просто не знал бы, что делать. Если бы все было как обычно, Фрэнк бы возмутился и сказал бы, что это дикость и бред – спать в ванне, это же, блин, неудобно, ну кто вообще так делает, кроме маленьких детей, очень пьяненьких дядететечек или каких-нибудь эстетствующих декадентов-вампиров, но сегодняшнее утро не было обычным и Джерард не был обычным, и вообще, все познается в сравнении. Фрэнк пытается вспомнить, было ли что-то про ванну в карточках Джерарда или ему срочно нужно начать переживать, а то вдруг ванна – это что-то новое и нехорошее, о чем Фрэнк пока что ничего не знает, или, наоборот, что-то старенькое, очень хорошо известное и такое же ужасное, и Джерарда нужно оттуда поскорее вытаскивать. Карточки ?на случай, если я снова все забуду и перепутаю, это все Лин придумала, правда, классно?? Джерард писал самому себе – записывал на них разные советы и напоминалки, чтобы потом их перечитывать. Как-то раз Джерард объяснил Фрэнку, что такой диалог с самим собой помогает ему не терять связь с реальностью в те моменты, когда вокруг него все начинает рушиться. Фрэнк не был до конца уверен, действительно ли работают эти дурацкие (ну нет, хорошие и полезные) карточки или это просто такая, ну, игра в помощь, но Линдси он доверял – не мог не доверять, ведь ей удалось вытащить Джерарда из такого ебаного пиздеца в прошлом году, что Фрэнк в конце концов сам не выдержал и надрался в первый раз за года полтора. Сорвался. У него было подозреньице, ну, маленькая мыслишка такая, хранившаяся где-то в укромном уголке мозга, что карточки на самом деле были собственным изобретением Джерарда, а Линдси просто терпеливо выслушала его (как и всегда) и согласилась с тем, что идея неплохая. Они всегда так делали, Джерард и Линдси – идеально понимали друг друга с полуслова, как будто были давным-давно женаты, и Фрэнк страшно бы ревновал, если бы иногда (чаще, чем нужно) не напоминал себе, что он просто-напросто параноик: Линдси врач, а Джерард – пациент, и между ними нет и не может быть таких отношений. Джерард попытался показать их однажды Фрэнку – эти, в общем, карточки. Фрэнк пролистал несколько, но дальше решил не читать – некоторые вещи в них были настолько личными, что узнавать о них было невыносимо. Карточки лежали вперемешку в жестяной коробке из-под конфет, и каждый миллиметр на них был исписан летящим почерком Джерарда, из-за чего Фрэнк чувствовал себя так, как будто он тайком копается в чужом мозгу, перебирает розовые теплые волокна своими грязными руками. Душа Джерарда была полностью открыта перед ним, она лежала, вся перепутанная и исчерканная, в невзрачной коробке, и мысль о том, что он имеет право смотреть, почему-то приносила дискомфорт, хотя Фрэнк и правда очень ценил, что кто-то настолько ему доверяет. Карточка №7 У деревьев нет рук. Если тебе кажется, что они машут тебе, отойди от окна. Напиши Лин Карточка №15 Ты не урод и не псих и никто тебя не ненавидит, все тебя ценят и любят, ты никого не раздражаешь, ты все это выдумал сам; хочешь поспорить – поговори со мной, когда я вернусь Карточка №23 Фрэнк не забыл о тебе, он просто занят :) Почему-то Фрэнку очень не хотелось знать, в каких еще карточках с его именем есть похожие смайлики. За окном становится светлее, картошка, как бы медленно он ни пытался сдирать с нее кожуру, непоправимо заканчивается. Фрэнк заворачивает очистки в пакет, очищенные клубни – маленькие желтые огрызки, больше похожие на орехи – пересыпает в миску и ставит в холодильник. Он все равно съест ее, сварит или запечет, неважно – незачем и дальше переводить продукты, потому что Фрэнк может, но денег на такие развлечения у него нет. Дом постепенно просыпается: вот у соседей сверху заработал телевизор, вот за стеной смежной квартиры зашепталась пожилая семейная пара, вот по трубам потекла вода. Спит ли Джерард? Фрэнк осторожно приоткрывает дверь и заглядывает в ванную: там темно и сухо, как в катакомбах, которые рыли первые христиане, слышно только сихое сопение между подушек. Фрэнк вздыхает. Ему самому тоже неплохо было бы немного поспать, он и без этого на неделе совсем замотался, а теперь, после ночных похождений, чувствует себя полностью выжатым. Мысли в голове тугие, скользкие и тянутся, как лакрица – этому не поможет никакой кофе, от кофеина ему станет только хуже, тревога подскочит к легким бордовым маячком, желудок станет ныть, а потом его снова вывернет. Организм явно требует отдыха. У него еще будет время подумать обо всем, когда он проснется. Фрэнк валится прямо на барахло, наваленное на кровать – не успел убрать со вчера – и сразу же отрубается. Ему снятся синие неоновые пауки: они выползают у него из груди и оплетают его прохладным шелковистым кружевом. // // // // //Фрэнк просыпается от громкого неприятного звука. ?Наверное, разбили что-то?, – лениво говорит ему его сонный мозг, намереваясь забить на все болт и продолжить дрыхнуть, но следом за странным звуком до Фрэнка доносится тихое ?ой?, и он снова чувствует их под своей кожей – маленькие клювы стервятников, рвущие сон на кусочки. Он знает этот голос. Джерард. Фрэнка выкидывает с кровати со скоростью поезда, несущегося прямо на привязанную к рельсам цыпочку; барахло падает на пол. Неважно. Потом уберет. Джерард стоит на кухне перед раковиной, заваленной грязной посудой, между его ног лежит расколотая тарелка, с рук стекает мыльная пена. Картинка такая четкая, как будто ее совсем недавно набили на самой поверхности сердца Фрэнка и теперь она заживает и зудит: ранее утро, Джерард стоит босиком на его кухне, в его толстовке и шортах, волосы торчат непослушными прядями в разные стороны, он моет посуду. Сейчас он обернется, и… Джерард не оборачивается. Он стоит, врастая в линолеум как соляной столп, и мрачно смотрит на разбитую тарелку. С кончиков его пальцев капает вода. Фрэнк сглатывает. Поехали. - Что ты делаешь, Джи?- Она упала.- Кто?- Она.Джерард кивает на тарелку.- Я хотел ее помыть, а она упала. Зачем она упала?Фрэнк вздыхает. ?Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде?, – кажется, так говорится в подобных случаях? Он выключает воду, молча собирает осколки и складывает их в мусорное ведро, потом берет полотенце – откапывает его на столе где-то за чайником, опускается на колени и начинает вытирать мыльную лужу под Джерардом, осторожно касаясь его ног – с недавних пор Джерард не очень любит, когда его кто-то трогает. Голени Джерарда покрыты синяками и царапинами – некоторые из них свежие, некоторым по виду больше недели. Фрэнк запоминает это, бережно гладит полотенцем кожу Джерарда, но ничего не говорит. Если Джерард захочет, он расскажет ему об этом сам. - Ты злишься, Фрэнки?Злится? Фрэнк заставляет себя поднять голову. Джерард смотрит куда-то вбок, кусает губу, мнет пальцами кожу над левым виском. Фрэнк понимает его – он тоже нервничает. - Злюсь? О чем ты?- Точно тебе ничего не скажу о судьбе Одиссея, жив ли еще он иль умер, на ветер болтать не годится.Джерард переводит взгляд на Фрэнка и робко улыбается. Улыбка остается в краешках его глаз, и с груди Фрэнка падают тяжелые стальные цепи. Эта гроза прошла, они ее пережили. Все остальное не имеет значения – будет тяжело, но с этим можно справиться. Правая рука Джерарда опускается на голову Фрэнка, мягко перебирает пряди на макушке. - Ты подстригся. Мне нравится. - А ты, я смотрю, к ножницам так и не прикасался. Косишь под Рапунцель?Джерард хмыкает. Фрэнк тает под его пальцами, он так бы и простоял весь день, прижимаясь к бедрам Джерарда, вот только… Господи, ну почему они снова говорят о какой-то фигне? Неужели нет тем поважнее? Фрэнк не может заставить себя подняться с пола, не может уговорить себя спросить. Если он спросит о том, что случилось ночью, из черной дыры под названием ?голос разума? вылезет еще миллион вопросов, на которые нужно будет найти ответ, а от этого нарушится что-то хрупкое, порвется какая-то тонкая сияющая ниточка, которая только что связала его и Джерарда. Разве нельзя постоять так еще пару минут? Кому от этого станет хуже?- Слушай, зачем ты вообще ее взял?- Кого?- Тарелку, дурак. Ты же должен лежать и спать. - Чай.- Чего?- Чай хотел заварить.- В тарелке? Ты долбанутый?- Никто не заваривает чай в тарелке. Ты завариваешь чай в тарелке? Фрэнки, я чего-то не знаю о тебе?- Ой, да завали. Зачем тогда?- Потому что все твои чашки лежат на дне парижской клоаки. - Это наезд такой сейчас был? Моя раковина – мои правила. И все равно ты должен лежать и спать. Меня бы позвал, я бы тебе все сделал – в идеально чистой чашке. Даже завтрак в кровать мог бы заделать, лучший завтрак в твоей жизни – только пальцами щелкни, и я прибегу. - Ты спал. Я не хотел тебя будить. Джерард явно чего-то не договаривает, Фрэнк это чувствует кожей. Как же, наверное, глупо они оба смотрятся сейчас со стороны: осторожно ходят по краю воронки вокруг бомбы, которая вот-вот разорвется, мрачно смотрят друг на друга из-под касок и ждут, кто из них выстрелит первым. Да пошло оно все.- Ты ничего не хочешь мне рассказать?Джерард вздыхает. Рука на секунду задерживается на волосах Фрэнка и исчезает, прячется за спину. Фрэнк с горечью понимает: ну все, доигрался, ниточка порвалась. Он поднимается с колен, выжимает тряпку в раковину. Ставит чайник кипятиться. Джерард хотел горячего чаю. Он же должен сделать хоть что-нибудь полезное, верно?- В твоей ванне неудобно спать. Мне приснился неприятный сон, и я проснулся. Ты смотри, какой неженка, спать ему неудобно в чудесной, прекрасной ванне Фрэнка – а в какой, интересно, удобно? Фрэнк кромсает куски хлеба ножом, намазывает их арахисовой пастой. Им обоим нужно поесть. Правда ведь?- Что за сон? Расскажешь? - Да в общем, это и не сон был, а так. Что-то странное. Джрерад сидит на табуретке, прижав левую ногу к груди. Фрэнк заливает чайные пакетики кипятком, ставит тарелку с бутербродами на стол; потом, подумав секунду, вытаскивает из ящика завалявшуюся там шоколадку. Сладкое им тоже пригодится. - Ты же знаешь, как я люблю слушать про всякое странное. А ну давай, выкладывай. - Знаешь, как иногда бывает при сонном параличе? Ты не можешь пошевелиться, просто валяешься, как мешок с костями, и тебе кажется, что ты давно умер, тебя засыпали землей и вот ты лежишь, и в груди у тебя торчит кол, а из углов к тебе лезет всякая нечисть, человеческие фигуры без лиц, и ты не можешь убежать от них, они все ближе и ближе, вот-вот схватят тебя, ты обречен, ты – главный герой в этой трагедии и над тобой насмехается фатум. Фрэнк давится бутербродом.- Господи, только не говори, что тебе привиделось что-то такое в моей ванной, я же теперь никогда туда не зайду. - Да я не про то, блин, Фрэнк! Не перебивай!! Я же сказал – как при сонном параличе, тут было другое! Короче. Жарко у тебя там в ванной, как в аду, ты меня уморить решил своими подушками, что ли? Я лежал и не мог подняться, но двигаться я мог, просто все было какое-то вязкое, руки и ноги вязкие, как желе или кисель, все дрожало и пульсировало вокруг, и моя голова ездила по кругу в этом пульсирующем желе, как капля масла по сковородке, а потом мои ноги стали жевать ископаемые земноводные, типа, ящерицы или лягушки, что ли, и вот я лежу в твоей ванне как слизень, а они ползают по мне и облизывают меня своими влажными языками, и мне так мерзко стало, думаю, блин, не для того я родился такой красивый, чтобы меня лизали какие-то лягушки, спасибо, не хочу, а потом у меня выросло несколько лишних пальцев на руках и они извивались как водоросли и, типа, плавали в этом желе, и тут я наконец-то смог вылезти из твоей ванны и вывалился на пол, но ты спал, и я потусовался немного на кухне, а потом мне стало холодно, и я не мог найти чистую чашку. Вот и весь сказ. Ты смешно выглядишь, когда спишь. Джерард жует кусок хлеба – как будто все в полном порядке и он не пережил только что какой-то очередной ебаный пиздец, о котором Фрэнк даже не знает, что и подумать. Фрэнк решает, что он тоже может пока что попритворяться и поиграть в нормальность, и медленно отпивает горячий чай по маленькому глоточку – ничего ведь не происходит, так, обычное утро. У него руки чешутся выбежать на лестницу и сделать затяжку, но он уже месяц как старается завязать, и до этого все получалось, и блин, не бросать же все из-за того, что сейчас Фрэнк в полной эмоциональной жопе. - Представляешь, а мне однажды приснилось, как ты и я сидели на берегу реки и вдруг на нас стали нападать всякие стремные монстры из глубин океана, и мы с ними сражались, такие крутые, с мачете, и в конце поотрубали им всем бошки. Вот как ты думаешь, может быть, твои лягушки – это те самые монстры? Или дети тех монстров. Пришли отомстить тебе за убийство родителей. Внучатые племянники монстров. Кто их разберет. Джерард смотрит на него сквозь спутанную челку, его глаза сияют. Ну конечно, ему понравился бестолковый сон Фрэнка. Наверное, сочиняет сейчас в голове сюжет для какого-нибудь зашкварного комикса тиражом в 50 экземпляров, какой можно найти только в местячковых магазинчиках, что-то вроде: ?Удивительные Фро и Джо! Часть 2: Возвращение глубинного ужаса!!!? Фрэнк почти что видит их вдвоем на обложке, одетых в блестящий спандекс; нет, это Джерард был бы в блестящем спандексе, а вот на нем была бы офигенская черная байкерская кожанка с черепами, а еще– - Может-может, наверное, это как раз они и были. И часто я тебе снюсь?Лицо Джерарда складывается в фирменную наглую ухмылочку, при виде которой на Фрэнка всякий раз накатывает необъяснимое желание взвизгнуть, подобрать юбки, пригрозить пальцем и стыдливо прошептать: ?А вы шалун!? - Да вот, знаешь, бывает иногда, обычно в полнолуние – вижу, как ты пролетаешь за окном в красных перьях, просыпаюсь в холодном поту. - Ммм.Джерард задумчиво водит пальцем по краю чашки. В голове Фрэнка поет хор из сомневающихся тараканов: поделиться или?... - Вообще, если хочешь знать, ты мне снился недавно.- Правда? И что же я там делал, в твоем сне? Расскажи, расскажи!Джерард придвигается к нему ближе, замирая на краешке табуретки, весь из себя – мистер внимание, натянутый, как струна. Фрэнк сглатывает. Ну вот кто дернул его за язык? Как это так получается,что Фрэнк ?подойдешь-еще-на-полшага-ближе-и-я-тебя-пырну? Айеро всякий раз обнаруживает себя стоящим на коленях под прицелом Джерарда и добровольно, с радостным осознанием поражения, выкладывает перед ним каждый нож, каждую гранату, каждый ствол, который он прячет у себя в карманах, каждый секрет, который он так бережно и эгоистично хранит? ?Ты победил, победил!? – кричит Фрэнк, получая пулю в лоб и погибая в огне откровенности, а Джерард просто стоит, молча наблюдая за тонущим Фрэнком, и улыбается так же, как улыбаются изумительно прекрасные и в такой же степени порочные ангелы на его любимых картинах. Да пошло оно все – кажется, уже в сотый раз за это утро говорит себе Фрэнк. - Короче. Я ночевал тут как-то недавно у Рэя, он это, купил себе квакушку – ну, примочку новую, педальку, я не знаю, как объяснить. Мы ее опробовали, она офигенская, и вроде бы совсем немного времени прошло, а потом я смотрю на часы – опс, половина первого!... Ну так вот, я опоздал на последний автобус, на такси денег нет, думаю, блин, мне что, пешком теперь тащиться домой с футляром, и тут он такой, ?Фрэнки?, – говорит, – ?а ты знаешь, у меня на чердаке есть такой неудобный диван…?. А ну прекрати ржать, я все вижу!... И вот я лежал и ломал себе спину на этом неудобном диване, и мне снилось, что я шел по мосту. Мост поднимался вверх, я еле-еле добрался до самой верхушки, и там, между облаков, я на кого-то наступил. Это был ты – ты лежал на мосту и спал. Ты вообще неплохо там устроился, я тебе скажу: у тебя там был и кофе, и комп, и интернет, на самом, блин, верху моста. А потом ты показал мне свой дом, только он был почему-то внизу, а потом еще раз внизу, и он был весь такой классный, внутри огромного бревна, но очень современный. Ты сказал, что какие-то мудаки тебя преследуют, и тут в дом через окна ворвались вампиры, вырубили меня, а тебя украли, а потом ты стал присылать мне сообщения с загадками и ребусами, которые я должен был разгадать, чтобы тебя найти, а потом я и мои друзья – которых у меня вообще-то нет, я эти рожи никогда в жизни не видел – отправились на поиски тебя, и наше время истекало, и люди убивали друг друга на улицах, и мы готовились штурмовать башню, куда тебя заперли, но тут мудак Торо спустил воду в бачке, и я проснулся. Фрэнк выдыхает. Ебал он эту тревогу; ну почему он так сильно нервничает, это же просто дурацкий сон! Джерард смотрит на него так, как будто он не человек, а огромная сова с желтыми глазами, внимательными глазами – слишком внимательными, если честно. Фрэнк внезапно вспоминает, что на нем нет футболки: голую кожу покалывает то ли от холода, то ли от волнения. Он и не замечал раньше, насколько тесно у него на кухне, они сидят, почти касаясь коленями – или это Джерард как-то незаметно придвинулся к нему поближе, пока Фрэнк сражался со словами? Так невыносимо близко. Фрэнк почти ощущает на губах чужое дыхание. - У тебя очень интересно работает мозг, Фрэнки. Я люблю то, как ты мыслишь. Хочешь узнать, что я думаю о твоем сне? Невыносимо близко. Фрэнк облизывает губы. - Да. Джерард нежно касается горячим лбом его лба, шепчет ему в рот:- Хочешь, Фрэнки?- Господи, да, Джи, пожалуйста.Джерард наклоняет голову и кусает Фрэнка в шею – прямо туда, где на его коже живет скорпион, – а после целует, зализывает место укуса. ?Что ж, капитан, о мой капитан, было приятно служить с вами, адьос?, – отдает ему честь последняя клетка его мозга и прыгает с палубы фрегата ?Фрэнк Айеро? прямо в волну из подтаявшего лавандового мороженого. Где-то на середине пути ко дну Фрэнк вдруг вспоминает, что у него есть руки, а они же ведь не должны просто болтаться по сторонам, как веревки, поэтому он осторожно обнимает Джерарда, гладит его по спине, цепляется за капюшон толстовки, подтягивает его ближе, ближе, сильнее, и зачем же ты ждал так долго, я был здесь все это время, мне было так одиноко, я так хотел– Джерард цепенеет. - Нет, – выдыхает он Фрэнку в шею и выскальзывает из его объятий. Фрэнку не было бы так больно, даже если бы его сейчас пырнули в живот. ?Может быть, ты бы меня лучше сразу и придушил, милый мой?? – мелькает у него в голове; заткнись, тебя-то как раз и не спрашивали. Кажется, сейчас он заплачет – ну что, что он опять сделал не так?... Джерарда выворачивает косым изломом, он заваливается набок и падает с табуретки, неловко задевая рукой чью-то чашку. Чашка разбивается, по линолеуму растекается теплая коричневая лужа – она смеется над Фрэнком, показывает ему острые фарфоровые зубы. Почему все, к чему бы он ни прикоснулся, через секунду покрывается плесенью? Почему он всегда все портит? Ну что с ним не так? - Что это, Фрэнки? Фрэнки, что это? – бормочет Джерард, отползая к стене и закрывая уши руками. Джерарду страшно, вдруг понимает Фрэнк; нет, Джерард в ужасе, он весь дрожит и смотрит на что-то, что находится у Фрэнка за спиной. Когда Фрэнк понимает, на что именно Джерард смотрит, ему кажется, будто в его кишки только что понапихали гашеной извести. На столешнице рядом с микроволновкой лежит скомканный кленовый лист – тот самый, который Джерард так бережно вложил ему вчера в ладонь, пролепетав что-то про секреты и про ?люблю?. На обнаженной коже Фрэнка вместе с потом проступают капельки яда. Как же смешно. Какой-то крошечный, бессмысленный, бесполезный кусок мусора испортил самый важный момент в его жизни, момент, которого он ждал столько лет, момент, о котором он уже перестал просить опустевшие небеса; и зачем он только принес эту гадость домой, а не выбросил в помойку еще там, вчера, на детской площадке, зачем он все испортил, испортил, испортил– - Фрэнки, горит.Фрэнк выдыхает; он снова на кухне, он снова не чувствует свое тело, он снова парализован страхом. Джерард смотрит на него; кажется, он что-то сказал только что?... - Горит? Где горит? Что горит?- Здесь. Горит, все горит. Джерард сдавливает пальцами виски и беззвучно смеется. В животе у Фрэнка растет ядовитый плющ, растет полынь, растет белладонна; его сейчас вывернет наизнанку. Убежать. Нет. Остаться. Помочь Джерарду. Позвонить – кому? Где телефон? Нет времени. Что ему делать, что ему делать, что– - Убери их, Фрэнк.Джерард вцепляется руками в волосы, тянет их вверх, тянет их в стороны, рвет.- Убери их. Фрэнк, убери их. Нет, его точно вывернет – если не сейчас, так потом. Сейчас Джерарду нужна его помощь. Он должен помочь ему. Если бы он только знал, как. Фрэнк опускается на пол рядом с Джерардом, осторожно прикасается к его запястьям. Джерард замирает. - Кого мне убрать, Джи? Как мне тебе помочь?- Черви, ползают черви, кушать пришли, дай им покушать, вкусный, вкусный Джерард, вкусный сладкий Джерард, черви внутри, черви снаружи, видишь червей, не видишь червей?Фрэнк кивает, поднимает руку и бережно гладит Джерарда по голове. - Я вижу. Ты сладкий и вкусный, Джи, но черви тебя не съедят. Черви ушли. Я убрал всех червей, Джи. Червей больше нет. - Обещаешь?Джерард смотрит куда-то сквозь него и доверчиво улыбается. Фрэнк знает, что тот его сейчас не видит. На колени Фрэнка что-то капает – как странно; он и не заметил, что плачет.- Обещаю. Червей больше нет. Улыбка Джерарда гаснет. Его губы сжимаются в тонкую линию, между бровей появляется складка. В воздухе между ними что-то нелоувимо меняется, отчего нервы Фрэнка потрескивают и гудят: ?Опасно!?- Ты врешь, Фрэнк. Я же знаю – они все еще здесь. Проходит не больше секунды, а потом все закручивается с такой скоростью, как будто над ними вспыхивает и тут же гаснет молния: Джерард толкает Фрэнка в грудь, несколько раз бьет себя кулаком по голове, потом пулей срывается с места и бежит в ванную, Фрэнк – за ним. В ванной Джерард хватает душ, выкручивает вентиль до упора направо, так, что кран сразу же запотевает от холода, и сует голову под струю. Потоки ледяной воды льются на самодельную постель Джерарда, которую Фрэнк смастерил ночью – там же пух, тупо думает Фрэнк, и как он будет потом все это сушить? Какая дурацкая мысль, шипит он сам на себя в своей голове, у твоего друга приступ, подушки – это последнее, о чем ты должен сейчас думать, как-нибудь высушишь, найдешь новые, купишь, просто забей!Джерард выключает воду и фыркает, высмаркивает нос, вытирает глаза, трясет волосами. Фрэнк тяжело опирается плечом о дверной косяк. Он так устал: от Джерарда, от самого себя, от того, что вся жизнь его – бесконечная череда ментального пиздеца. Почему он не может просто забыть обо всем этом хотя бы на один день и побыть нормальным человеком с нормальными проблемами, из которых самая страшная – пятничный недотрах? Как же ему хочется пойти сейчас в ближайший бар и сидеть там и нажираться до тех пор, пока он не перестанет чувствовать себя собой, а после проснуться в постели с кем-то (а еще лучше – с кеми-то), кого он никогда в жизни до этого не видел. Прекрасно, чудесно, спасибо тебе большое, Джерард: заставить его снова думать о том, о чем он больше не должен думать никогда – спасибо тебе большое за это. - Ты в порядке? Подумай о том, что ты скажешь дальше, пожалуйста, Джи, хорошенько подумай о том, что ты хочешь мне сказать. - Мне так жаль, Фрэнк. Пожалуйста, прости меня. - Джи… - Я в порядке. Правда в порядке. Честное слово. Джерард мнется, прячет глаза, пытается повесить душ на место, но промахивается, душ выскальзывает у него из рук, он его ловит – каким-то чудом; снова пытается повесить на место, снова роняет. Душ лежит на мокрых подушках и смотрит на Фрэнка с укором – еще одна безымянная жертва их с Джерардом проблем. Фрэнк вздыхает. Джерард выкручивает пальцы, кусает губу, подбирает слова. - Ты должен помочь мне, Фрэнк.- Да, блять, а то я не вижу. Я сейчас же звоню Баллато. - Фрэнки, я не–- Мне плевать, Джи, я так больше не могу, пусть назначает тебе новый курс этих твоих таблеток, пусть берет тебя в клинику, пусть запирает тебя за решеткой и привязывает ремнями к кровати, пусть делает хоть что-нибудь, потому что я не хочу смотреть на то, как ты себя убиваешь, я не хочу, чтобы ты делал все это с собой, я не хочу потерять тебя Джи, не хочу! Не хочу. Фрэнку жутко холодно, он блять, сидит тут без футболки уже, наверное, целый час, а сейчас уже давным-давно не лето, и вообще, он хочет спать, он хочет есть, он хочет срать, а кое-кто, видите ли, особенный постоянно занимает туалет, как будто имеет на это исключительное право, ему обломался утренний перетрах мечты, на кухне две лужи, разбитая чашка, в ванне тухнут насквозь убитые подушки, хозяин квартиры увидит все это и скажет ему выметаться, его лучший друг все больше и больше слетает с катушек, он сам слетит сейчас с катушек, он– - Вчера я пытался убить себя. Снова.- Ты… Что?Джерард вздыхает, опускается на кафель, прислоняется спиной к ванне, подтягивает колени к груди. - Я. Ну. Фрэнк, не заставляй меня повторять. Фрэнк отлипает от косяка, подходит ближе, осторожно садится рядом с Джерардом. Они снова оказались в его любимом, блять, месте – на полу в ванной, только в прошлый раз это было в доме синьоры Елены и в прошлый раз они не сидели тихо и мирно и не вели разговоры за жизнь, о нет, в прошлый раз все было в тысячу раз хуже. Если когда-нибудь в обозримом будущем у Фрэнка появится собственная квартира (смешно), он установит там душевую кабину – все, никаких ванн, с него хватит. Фрэнк берет правую кисть руки Джерарда в свои ладони, мягко гладит ее, считает до десяти. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. - Послушай, Джи. Послушай. Какими бы ни были причины, что бы ни произошло вчера с тобой, я просто хочу, чтобы ты знал – я счастлив, что ты выбрал остаться. Я счастлив, что ты сейчас здесь, со мной. Если бы ты… Пойми меня правильно, то, другое – это тоже был бы твой выбор, и ты бы имел на него полное право, и дело совсем не во мне, но… Меня бы это сломало. Я не знаю, что бы я делал без тебя, Джи. Джи... Я так счастлив, что ты не ушел. Кажется, он снова плачет – уже в который раз за это утро, господи, да он хуже главной героини самой дешевой мелодрамы, и, что самое позорное, все это видит сам Джерард Уэй. Да пошло оно все. Он очень устал. Фрэнк утыкается лицом в плечо Джерарда; от толстовки пахнет им самим и еще почему-то карамельным поп-корном. Наверное, это запах Джерарда, думает Фрэнк и неожиданно для самого себя фыркает. Джерард и поп-корн. Самая неподходящая ассоциация, которая когда-либо приходила ему в голову. Тихое ?я тоже? пролетает бабочкой где-то над его левым ухом. Фрэнк поднимает голову. Джерард смотрит в потолок. - Что?- Я тоже счастлив, что я сейчас здесь, с тобой. Ну, ты понял. Если бы Джерард сейчас предложил ему угнать чью-нибудь тачку и свалить вместе с ним на край света, Фрэнк бы пошел за ним, не раздумывая. ?Вот так и погибают лучшие из лучших?, – меланхолично замечает Фрэнк, бросает зажженную спичку в окошко фамильного склепа и уходит, не оглядываясь. Джерард продолжает говорить:- Фрэнки, мне очень нужно попросить тебя сделать для меня кое-что. Я понимаю, наверное, это слишком, тем более, после того, что я… Что я тут устроил. Фрэнки, я обещаю, это – последнее, о чем я тебя попрошу сегодня. Больше я тебя не побеспокою, обещаю. Вчера, до того, как я… ну, ты понял, я гулял и как-то случайно оказался в очень странном месте. Оно настоящее, это место, я его не придумал, честное слово. Я видел там кое-что. Я не знаю. Мне нужно, чтобы ты пошел туда со мной и посмотрел, что это было, есть ли оно там на самом деле. Я не могу пойти туда снова один. Я не доверяю себе. Ты – другое дело. Пожалуйста, ты должен, должен убедиться– - Я никому ничего не должен. Уголок рта Джерарда дергается вверх. Фрэнк хмыкает. То-то же. Просьбы, перемешанные с самоунижением, на сегодня отменяются. - Но! Я схожу с тобой в это твое странное место и посмотрю, что там за фигня творится, потому что ты мой друг, потому что я так хочу и потому что у меня есть свободное время. Вот. Только у меня есть несколько условий… Да расслабься ты! Я шучу. Но условия такие. Во-первых, мы идем с тобой сейчас в кофейню и заказываем там целую гору вафель на завтрак, потому что мне лень сейчас мыть всю эту посуду, и вообще, ты видел, что мы там устроили, на кухне? Постапокалиптическая пустошь. Кошмар. Фу. Не хочу даже и думать об этом. Во-вторых, ты обещаешь позвонить своему брату и сказать ему, что с тобой все в порядке. Пожалуйста. Найди в себе силы позвонить ему, ему важно будет это услышать. В-третьих, когда мы туда пойдем, Баллато будет у нас на телефоне. И еще, Джерард. Было бы здорово, если бы ты хоть что-нибудь мне рассказал о том, что с тобой произошло вчера. Я пойму, если ты не захочешь. Ты не обязан ничего мне говорить. Но, все-таки, мне хотелось бы, чтобы бы знал – я всегда готов выслушать тебя, если ты решишь что-нибудь мне рассказать. - Хорошо. Я постараюсь. Вафли это неплохо.Джерард задумчиво теребит шнурок его толстовки. Ему идет красный цвет, а еще больше ему идут стильные вещи без дырок, с удовольствием отмечает Фрэнк. Джерард должен чаще носить классные шмотки. Желательно – шмотки Фрэнка. Желательно – после того, как он снял с Фрэнка эти самые шмотки. - Кстати, Фрэнк. - Что, Джи?- А куда делась моя одежда?